6 (2/2)
— Приводи этого человека на ужин. Познакомь нас.
— И вас не смутит тот факт, что он альфа? — Бьянконэ отложил приборы, поднимая бокал и отвечая на взгляд.
Родители переглянулись.
— Если это твой выбор, — спокойно ответил отец-омега, — почему мы должны быть против? Приводи, — омега изящно перехватил столовые приборы, возвращаясь к ужину. Бьянконэ усмехнулся.
— Этот человек согласен с тобой встречаться? — взгляд все ещё направлен на сына, оценивая выражение глаз последнего. — «Нечитаемые». — Добровольно? — уточнил альфа, схлопотав осуждающий взгляд супруга.
— Хорошего же ты обо мне мнения, отец, — шутливо. — Добровольно, — он улыбнулся самими уголками губ и хлебнул вина. — Я сообщу вам, когда будет удобное время.
***</p>
Энлиль Син был секретарем и телохранителем Бьянконэ уже более десяти лет, будучи приставленным к еще молодому тринадцатилетнему подростку. На тот момент Энлилю было двадцать шесть и его служебная характеристика была безупречной, чего нельзя было сказать о наследнике корпорации. Молчаливый ребенок с прямым взглядом, проникающим под кожу, и задатками маньяка беспокоил взрослых: задушенная птица, а затем и кот, чьи трупы были найдены в коробках в дальних комнатах дома исключительно по запаху, большой и игривый щенок овчарки, что принадлежал отцу-омеге, был найден в комнате десятилетнего ребенка в процессе вскрытия.
Маленького Бьянконэ интересовало то, как на него смотрят животные в этот самый момент, что за эмоции читаются в их глазах, какие мысли переворачиваются в их маленьких головках. Люди говорят — любое живое существо знает, когда приходит смерть. И ему было интересно, знают ли они?
Еще одного щенка он намеренно покалечил: отрезал одну лапу, но оставил жить. Суть эксперимента, проводимого ребенком, заключалась в том, будет ли пес его бояться, будет ли верен, даст ли погладить себя, подпустит или укусит?
Бьянконэ понимал: он отличается от остальных, он — иной. В силу возраста оформить свое понимание словами было сложно, но на интуитивном уровне он видел разницу невооруженным взглядом.
К моменту появления Энлиля в доме Д’Аккуза ребенка успели проконсультировать несколько психиатров и психотерапевтов, единодушно сойдясь во мнениях: «алекситимия», «пограничное расстройство личности», «нулевой градус эмпатии».
Психотерапевт, что в итоге оказался приставлен к мальчишке, шепотом повторял Энлилю:
«Харизматичный манипулятор. Из таких, как он, в итоге вырастают первоклассные серийные убийцы. Не все, не всегда, но процентное соотношение вам не понравится».
С этим можно и нужно работать для социализации Бьянконэ и преодоления внутренних демонов, чтобы вопросы от маленького мальчика не ставили в тупик взрослых.
— Почему ты улыбаешься?
— Мне это нравится, — отвечает папа-омега.
— Тебе это нравится? — взгляд на щенка в руках родителя. — Что такое «нравиться»?
— Нравиться… Это когда ты хочешь чем-то обладать, потому что оно очень красивое или милое, или веселое, как этот щенок, — улыбнувшись, папа показал сыну собаку. — Когда ты хочешь это видеть, прикасаться, беречь…
— Беречь?
— Ну… это… Например, ты знаешь, что мне нравится белая ваза в гостиной, — ребенок кивнул. — Вот. Я прошу прислугу убираться аккуратнее, мягко протирать с нее пыль, потому что мне станет грустно, если она разобьется. Я ей дорожу. Она досталась мне от моего папы. Ей довольно много лет. Я иногда ее сам мою, ставлю в нее цветы и слежу за тем, чтоб на ней не было трещин. Я провожу по ней пальцем, повторяя изгибы тонких фарфоровых линий, как это делал папа. Это мои приятные воспоминания. Они мне нравятся, понимаешь? Ассоциации вызывают хорошие эмоции, мне тепло внутри становится. Это и означает беречь. И расстраиваться, если это сломано, нормально.
— Беречь… Ты будешь плакать если она сломается?
— Не знаю. Возможно, — улыбка.
На следующий день ваза разбилась.
Бьянконэ стоял у белых осколков и смотрел на отца-омегу, ждал.
— Зачем ты это сделал?!
— Ты расстроился? — ребенок внимательно смотрел на лицо родителя. Разве «расстроиться» выглядит вот так? Я хотел увидеть, как ты плачешь! Почему ты не плачешь? — мальчик подошел к отцу, всматриваясь в него все тем же цепким холодным взглядом.
— Бьянконэ, ты!.. — пощечина. Омегу потряхивало от злости.
Они давно заметили… Давно. С их сыном что-то не так. Бессмысленно жестокие поступки, безразличие по отношению к другим, и все это с неизменно одинаковым холодным, как айсберг, лицом.
— Бессердечный! Ты меня расстроил! Ты этого хотел?!
— Да, — детские пальчики потянулись к лицу напротив, а взгляд внимательно следил за изменяющимся выражением глаз и губ.
— … Не тронь меня!»
Алекситимия. Мальчик не испытывает эмоций. Никаких. От этого и возникают сложности с воспитанием: отсутствие элементарной, примитивной эмпатии, импульсивная агрессия и обрыв логических цепочек из-за отсутствия опыта у ребенка. Он просто не понимает эмоциональный контекст людей, что влечет за собой недоразвитость социальных связей. Кроме того, с физиологической точки зрения повышение уровня «импульсивной агрессии» напрямую зависит от уровня серотонина в крови — нейромедиатора или так называемого «гормона счастья». Если задуматься, ничего удивительного — человек, который не испытывает счастье, не понимает ни его значение, ни форму, больше склонен к агрессии, которую использует, как инструмент манипуляции или принуждения в своих попытках отыскать то самое «счастье».
Энлиль вошел в семью Д’Аккуза для того, чтоб заняться наследником. И будет неправдой сказать, что подросток его не пугал. Пугал до дрожи: прямым взглядом, тихим и незаметным передвижением, всегда сомкнутой прямой линией губ, что, внезапно расползаясь в стороны, доводила до нервных колик, преображая мальчишеское лицо.
Энлиль посещал с наследником занятия у психиатра, следил за приемом лекарств, присутствовал на уроках с репетиторами, подбирал ему книги (и не только по психологии поведения, что больше остальных интересовала подрастающего Бьянконэ), приучил к боксу, вложил в руки камеру, привлекая к фотографии, научил стрелять и пристрастил парня к охоте. Комната наследника корпорации была завалена изображениями лиц с выражением тех или иных эмоций, всевозможных, даже мимических изменений, дабы распознавать оттенки чувств. Далее в дело пошли краткие ролики, фильмы, что интерпретировали ситуации в заданных стандартах окружающей реальности. Кропотливая работа по копированию мимики, поведения началась. Также следовало добавить ко всему анализ изученного материала, в котором мальчишка действительно преуспел. Бокс помогал справляться со скапливающейся жаждой насилия, фотография должна была притягивать взгляд к живым — людям, лицам, улыбкам. Должна была… Но чаще всего, в объектив камеры Бьянконэ попадали неживые объекты. Охота сглаживала тягу к убийству, охлаждая преступные наклонности, что яркими вспышками озаряли подростковое небо, и также должна была показать, что такое боль и мука, как выглядит Смерть.
Спустя какое-то время стандартный процесс загона и убийства дичи перестал удовлетворять. Бьянконэ не перерезал горло подстреленному оленю, как того требовали правила, чтоб животное не мучилось, а вспарывал брюхо, чтобы жертва продолжала дышать. Когда Энлиль осознал это, ужаснулся совершенно спокойному лицу парня, которому стукнуло всего лишь шестнадцать. На вопрос: «Зачем он так сделал?», Бьянконэ лишь вытер кровь с лица рукой в перчатке и посмотрел на секретаря, не выпуская из рук охотничий нож: «В этом вся разница». Это был интерес. Тот, который ледяной коркой расползался от молодого альфы во все стороны, замораживая внутренности. Бьянконэ все еще было интересно, где пролегает граница между «нельзя» и «можно». После этого альфа привел его в бордель — удовольствие можно получать через секс: разнообразный и многогранный, с текущими сучками или нет, с бетами, омегами или альфами, с элементами игры или насилия. Но это всегда секс — вершина человеческого удовольствия, генератор эндорфинов и серотонина, приносящий в сознание эйфорию и «счастье». Пусть кратковременное, но это было оно самое — настоящее, не похожее ни на что «счастье».
Энлиль видел, что из мальчика вырос мужчина: опасный и достойный представитель доминирующего вида альф. К своим двадцати шести годам глава корпорации «I.D.Zen» прекрасно распознавал эмоции и правильно реагировал на них, возведя уровень своей харизмы до совершенства. Он был обожаем, уважаем и популярен. Омеги грезили им, постыдно самоудовлетворяясь в своих кроватях, деловые партнеры давно уяснили, что с ним надо дружить, а не враждовать, альфы стремились быть похожими, и все бы ничего, если бы весь его образ не был ложью. Маленькие шалости Бьянконэ все-таки себе позволял. Отсюда и прилипчивость прокуратуры, ведь один глупый омега за страстное желание заполучить себе через дефис фамилию Д’Аккуза попытался шантажировать Бьянконэ их ночью и озорными проделками. Глупая затея. Суд выигран, а омега… ну в общем, он больше не будет докучать главе корпорации «I.D.Zen». Больше ни-ког-да.