Побег (2/2)
— Что там такое? — Рюноскэ замедлился на предыдущем этаже, чувствуя, что ещё чуть-чуть — и станет трудно дышать, потому подходил неспешно, шумно дыша через рот.
Перед тем как взглянуть на находку друзей, Акутагава услышал неутешительный вердикт от Накахары: «Вот же блядство». Если бы ему успели сказать раньше, Рюноскэ ни за что бы туда не посмотрел, но было уже поздно: под лестницей, совсем свежий и ещё даже не пахнущий, висел в петле труп какого-то незнакомого мужчины в потрёпанной одежде. Накаджима молодец, что больше не стал лицезреть это… «сокровище», как выразился Дадзай, потому что Акутагава мгновенно отлетел в сторону — его с неутешительным звуком вывернуло наизнанку. Тюя, обернувшись, только головой покачал, хмуря брови и прикладывая ладонь к лицу: «Приехали, пиздец». Ну точно, только свежего трупа этой заброшке не хватало! Идея сюда сунуться изначально была собачьим дерьмом. Накаджима уже было бросился к Акутагаве, испуганный его реакцией, но, когда Дадзай шагнул к висельнику ближе, резко остановился.
— Похоже, кого-то тут убили и без нашего присутствия, — Тюя помрачнел за минуту, отворачиваясь от зрелища. — Не трогай его. Уходим отсюда,
— Я и не буду его трогать, — Осаму сделал кружок вокруг подвешенного тела, ничуть не смущаясь посиневшей кожи — яблочко от яблони. — Рю, ты подводишь честь отца!
— Д-да пошёл ты, — Рюноскэ хрипло дышал, утирая рот — его вырвало простой водой без запаха, и только сейчас юноша не жалеет, что ничего не ел после школы. Тюя, будучи ближе, осторожно похлопал его по плечу, уже было желая предложить спуститься и купить воды, но и рта раскрыть не успел, как вдруг…
— Нет! — вскрикнул вдруг Атсуши, бросившись под лестницу. — Т-ты же сказал, что не будешь его трогать!
…Полиция, бегущая наверх заброшенного недостроя на сообщение об увиденном кем-то из окна жилого дома подвешенном трупе и о мелькающих во мраке тенях с фонарями, застала на месте преступления четырёх подростков: первый, едва ли не зелёный, покачивался от одного только вида синеватого тела; два других стояли аккурат у подвешенного трупа, причём один, словно подсаживая, схватил второго, достаточно высокого, чтобы попытаться стянуть с тела петлю; последний же сначала опрометью бросился в парочку полицейских, отвлекая на себя, но не ожидая, что легавых этажами ниже будет целая толпа — с его поимкой было сложнее всего, он метался из угла этажа в другой мимо своих товарищей и норовил рвануть наверх, но в какой-то момент рыжего коротышку удалось окружить и задавить толпой, крепя за руку наручником к одному из наиболее крепких сотрудников. Того, которому было плохо, вынесли на руках, потому что на ногах он не стоял, двух других — высокого с подельничком — вывели без особых проблем, держа под руками с двух сторон, а вот самого бойкого и сопротивляющегося, сцепленного наручником с полицейским, пришлось поднять в воздух, и он со злым лицом повис, не дотягиваясь ногами до земли.
И вот теперь мы здесь. То, с чего всё и началось.
— Дяденька! — Дадзай, прильнув к решётке, протянул сквозь прутья свою руку, и один из сотрудников в форме, в очках и со светлыми волосами резко отшатнулся в сторону, не ожидая, что кто-то из изолятора вдруг его схватит. — Вам ведь достаточно опечатки пальцев проверить и понять, что того беднягу убили не мы. Я просто петлю забрать хотел. Для школьного проекта. Про способы самоубийства! — Осаму широко улыбался. — Вернее, про способы избежания самоубийства.
— Это ты следствию расскажешь, парень, — сотрудник, прищурившись и поправив очки, отошёл подальше, к стене, и зашагал дальше по своим делам. Дадзай тяжко вздохнул и опустил голову, держась за прутья руками. И с этим не вышло.
— Твою! Сука! Мать! — Накахара не прекращал бить стену — по ней уже пошла паутина трещины, словно бы он хотел пробиться в соседнюю камеру. — Какой, блядь, позор!
— Позор, потому что мы снова здесь? — Акутагава, набрав в лёгкие побольше воздуха и снова брызнув лекарством в рот, с минуту помолчал. Накаджима, сидевший с ним рядом, обмахивал его руками.
— Позор, потому что мы загремели сюда за убийство! Которого! Блядь! Не! Совершали! — Тюя впечатал кулак в стену с такой силой, что с потолка посыпалась каменная крошка. — А всё из-за тебя! Опять! — он обернулся на Осаму, повернувшегося к решётке спиной и скрестившего руки на груди. — Ёбанный в рот, ты ведь сказал, что не будешь его трогать!
— Я и не трогал тела. Про петлю ни словом не обмолвился.
— Да я тебя-
Тюя знал, что иногда он перегибает палку — справляться с гневом он всё ещё не научился. Это физически тяжело ему давалось — всё внутри него кипело, как в оставленном на плите чайнике или в жерле проснувшегося вулкана. Тюя также знал, что ступит на лезвие ножа, если станет угрожать убийством или любой другой расправой с подробностями — зубы пересчитаю, ноги переломаю, рот порву и моргала выколю (Рандо такого жаргона никогда бы не одобрил, но, пока он не слышал, можно было и воспользоваться словцом-другим). Как бы Тюе ни хотелось разрушить здесь всё к чертям, он не хотел влечь за этим действием смерти невинных людей — мало ли, здесь сидят ещё такие же? Друг друга-то они защитят, а как же другие? Да, скорее всего, тут много ублюдков и отбросов общества навроде ворья или мошенников, но всё равно — никого ведь они не убили… наверное? Тюя глубоко, с рычанием в глотке, вздыхает, унимая дрожь в крепко сжатых руках, и резко хватает Осаму за грудки, глядя прямо в глаза. Подбирай слова, подбирай, подбирай…
— Въебу, как только выйдем отсюда, понял? — сквозь зубы бросил он, изо всех сил борясь с внутренним желанием сделать это прямо сейчас. — Так въебу, что мало не покажется.
— Я знаю, как решить проблему с тем, чтобы мало не показалось! — Дадзай поднял руки ладонями вверх, прекрасно понимая, что въебать-то Тюя может, вот только вряд ли он сделает это здесь. А спустя время гнев уляжется, и угроза въебать станет более взвешенной. Бояться нечего. — Можно меня у-
— Хуй тебе, — рот Осаму тут же закрылся рукой Тюи в перчатке. Его синие глаза метали молнии — Дадзай буквально видел, как в них, в этой глубокой штормовой синеве, мечутся из стороны в сторону миллионы угроз и ругательств, старательно отсеиваемые альбатросами совести и чайками благоразумия. С того самого момента, как Осаму п̷̺̄ы̴̖̉т̵̤͆а̷̜̀л̸̧̕с̷̺̇я̷̧͐ с̵̦͊̾д̵͙͐̕е̷̙̻̫͌л̷̲̰̌а̵̧̡̬͆̕͝т̵̗̀͊ь̶̜̬̺̉̀ э̴̛̗̦̼̱̳̪̫̓̇̈́т̴̰̦̥̤̗̪̥̬̱̇̽͘о̷̣̼͖̻̟̬͎͉̄, практически все вокруг него стали аккуратнее выбирать слова. Интересный опыт, конечно. — С этой задачей прекрасно справятся наши отцы, когда узнают, где мы и за что сюда попали.
— Снова, — негромко добавил Рюноскэ, сложив обе руки на край нары, на которой сидел, и скрестив ноги. — Мы попали сюда снова. И снова по самой тупой причине, которую только… — делает глубокий вдох, унимая хрипы, — …можно придумать.
— Я не знаю, что скажу папе, — Атсуши нервно сглотнул, оттягивая себя за белые пряди и жмурясь. — Мне так стыдно…
— Нам всем стыдно, — Рюноскэ похлопал юношу рядом по спине. — Эй, Тюя, — негромко вдруг позвал он, чувствуя себя лучше, но продолжая держаться рукой за толстовку на груди, — можешь вместо Осаму ударить меня.
— Э? — Накахара непонимающе взглянул на Акутагаву, от удивления разжимая хватку и отпуская Дадзая. — Зачем?
— В конце концов, это было моей идеей.
— Ой, надо же, братец меня защищает, что я слышу? — Осаму хмыкнул, и его глаза блеснули.
— Я не защищаю тебя, — Рюноскэ выглядел ослабевшим, но всё таким же хмурым — если бы его не вывернуло там, на заброшке, от вида трупа, он был бы гораздо активнее и гораздо злее, но… имеем что имеем. — Просто говорю как есть. Основная вина на мне. Не пошли бы мы туда — всё было бы нормально.
— Ну да-а, конечно, — Осаму фыркнул, убрав руки в карманы и шаркнув ногой по серому полу. — Потянулся стянуть петлю с трупа я, а виноват ты, который просто прогуляться захотел.
— Если бы я отказался идти с тобой, ты продолжил бы сидеть на заднице ровно, — у Акутагавы тяжёлый взгляд, когда он поднимает голову и смотрит на старшего брата.
— Ребят, — Атсуши наконец пришёл в себя, опуская ноги на пол и держа одну ладонь сверху кисти Рюноскэ на наре, — я не хочу ссориться и искать виноватых. Просто давайте признаем, что нас бы всё равно прижучили, даже не найди мы этого… беднягу.
— Вот тут соглашусь, мудрые слова, кот, — Осаму приложил указательный и большой пальцы к подбородку, начиная размышлять, — но позволь поинтересоваться, кстати, как ты ничего не почуял и не услышал? Их же было так много.
— Я… не знаю, — оборотень опустил взгляд. — Мне кажется, от одного лишь вида нашей, э, «находки», — Атсуши сделал в воздухе пальцами знак кавычек, — я растерялся. Извините.
— Ну конечно, блядь, да, тот, кто полез избавлять тебя от самого дебильного решения в твоей жизни, самый виноватый! — Тюя рыкнул, зло глянув на Осаму, а затем развёл руками в стороны: — Я тоже виноват тогда в том, что попёрся туда со всеми вами, хотя мог сказать, что делать нам нехуй там. Может, вернёмся к тому, что дома нам пиздец?
— Ты что, подумал, что я обвиняю нашего кота?! — Дадзай в театральном жесте приложил руку к груди. — Да даже если бы он на моих глазах кого-то растерзал, я сделал бы вид, что этого не видел! Вы его глаза видели вообще? Он же-
По их решётке кто-то звонко прошёлся дубинкой. Накаджима вздрогнул, закрывая уши, Акутагава недовольно покосился на источник звука, Дадзай, не успев договорить, отшатнулся от неожиданности назад, а вот Накахара единственный, едва не скалясь, выдержал взгляд полицейского с бейджем «майор Санда» на груди. Высокий мужчина в коричневой кожанке и ментовской фуражке поправил последнюю за козырёк, пройдясь взглядом по каждому из четырёх оборванцев. Именно он, подняв руку в воздух, тащил за собой Накахару — мелкого, но, как оказалось, достаточно бойкого.
— Разгалделись, шпана! — пробасил он, возвышаясь над подростками тенью. Даже Осаму был ниже него. — Заткнулись, пока по малолетке не пошли.
— Мы и не пойдём, — Накахара, держа руки в карманах, не отводит взгляда. — Улик нет. Мы просто оказались не в том месте и не в то время.
— Умный выискался, — майор ухмыльнулся. — Это уже экспертиза покажет, кто из вас виноватый, а кто нет. Сначала законных представителей вызовем ваших, потом свидетелей опросим, потом труп — в морг и на кладбище, вас — по этапу…
— Но-но-но, без доказательств — нельзя, — Дадзай деловито покачал головой, подходя ближе. — Не боитесь лишиться звания, повесив на нас чужое преступление?
— Разберёмся, ваше оно или чужое, вы за нашу работу не переживайте, — майор выпрямился. — Вроде одеты прилично, а шляетесь не пойми где. Сначала ваши данные достанем из архивов, помню я вас, отряд самоубийц, — здесь полицейский задержал взгляд на Дадзае. Интересно, к чему бы это? — Предпочёл бы не помнить, конечно.
Никто из подростков не стал встревать, что их биометрия — благодаря их отцам — давно стёрта из баз данных любого отдела. Спасибо заботливым папочкам, конечно, крышующим продажную верхушку, тут не поспоришь, сразу все следы подтёрли, но… Лучше не давать почву для подозрений. Рыба, как известно, гниёт с головы.
— Ну вы взгляните на нас, майор, — Дадзай, решив вынуть из-за пазухи все козыри, улыбался, приложив в жесте широкой души обе руки к своей груди. — Как мы можем кого-то убить? Я сам калеченый, — он показывает на свою шею и свои предплечья, спрятанные под бинтовыми повязками, — он — инвалид по росту, — Тюя на это огрызнулся, — этот астматик, двух метров не пробежит — помрёт, — Акутагава в тени сощурил глаза-сталь, — а наш последний… — на этом моменте Накаджима поднял голову, будто его вызвали к доске. — Он же жалеет каждого сбитого голубя на дороге, какое убийство?
— Говорливый ты сильно, пацан, — майор нахмурил изогнутые брови. — В колониях таких не очень любят.
— Но мы ведь ни в чём виноваты! — вскрикнул Атсуши, лишь заслышав слово «колония».
— Спокойнее, кот, — Тюя покачал головой, глядя на то, что Атсуши едва сдерживается, чтобы не покрыться вздыбленной шерстью, — ни в какую колонию никто из нас не попадёт.
— Попадёте вы куда-то или нет — это уже экспертиза решит, — майор хрустнул шеей, разминочно согнув её к плечу. — Если вы действительно такие везунчики и попали на труп чисто случайно, то проваливайте, сквозь землю только от стыда не провалитесь перед вашими родителями, — на этих словах Атсуши, негромко заскулив, покачал головой. — А если же вы просто талантливо лжёте во спасение, — здесь глаза полицейского метнули молнии, и даже у Тюи по спине пробежал холодок — он отступил на шаг назад, — я вас лично всех четверых закопаю так глубоко, чтобы ни один ваш сверстник даже конфетку у ребёнка не посмел отобрать, ясно вам? — Рюноскэ отвернулся, закашлявшись в тыльную сторону ладони. Майор развернулся к решётке изолятора боком, поправив фуражку и убрав дубинку на пояс, зашагав обратно по своим делам дальше в отдел. В камере сразу как-то посветлело. — И в кого нынче дети пошли, я не понимаю…
Акутагава лишь хрипло вздохнул, держа в ладони ингалятор с лекарством и как-то безрадостно на него смотря. Если бы не его идея, ничего бы этого не было…
Накахара слегка пнул носком кроссовка стену. Если бы он чуть-чуть применил силу, воспротивившись собственным принципам, они бы смогли сбежать…
Накаджима закрыл лицо руками. Эти проклятые эмоции перекрыли всё чутьё и весь слух! Если бы он только чуть-чуть умел держать себя в руках в таких моменты…
Один Дадзай ни о чём не сожалел. Вернее, он не думал о том, что было бы, если бы не «если бы». Его зациклило на парочку фраз, которые в своей угрожающей речи обронил майор: «Сквозь землю от стыда провалитесь…» и «Я вас лично закопаю так глубоко»… Сквозь землю… землю… Осаму негромко потопал одной ногой по полу, задумавшись.
А потом его глаза победоносно сверкнули, и на его подлый смешок все трое подняли головы.
— Чего ты ржёшь? — хмуро спрашивает Тюя, усаживаясь на угол нары и подбирая подбородок ладонями. — Нашёл время.
— Он всегда смеётся в ненужных ситуациях, — бросает Рюноскэ. — Защитная реакция.
— Хотел бы я защищаться смехом… — вздыхает Атсуши.
— Отставить грусть, братцы, — Осаму, внезапно выглядя невероятно уверенно, подошёл к наре и резко склонился к ней, упёршись в неё руками между Тюей и Атсуши — Рюноскэ сидел с краю от оборотня. — У меня к вам вопрос на засыпку, — парень уселся на то место, куда только что упирался ладонями. — Даже два. Во-первых, ответьте-ка мне, можно ли провалиться сквозь землю, если ты самый обыкновенный человек? Вот как я, например.
— Упасть в открытый люк? — несмело предполагает Накаджима.
— Только если похоронить такого человека заживо, — Акутагава скрестил руки на груди.
— Вбить этого человека в землю на полтора метра, чтобы прекратил вытворять херню, — Накахара по правую руку даже не смотрел на Дадзая.
— Это всё верно, вы все у меня такие умницы! — Осаму, выглядя совершенно спокойным и расслабленным, обеими свободными руками потрепал Атсуши и Тюю по обе пока от себя, а вот до Рюноскэ дотянуться не решился — укусит ещё. — А теперь второй вопрос, — и здесь Дадзай перешёл на заговорщицкий шёпот, — можно ли провалиться сквозь землю, если ты обладаешь сверхспособностями? Например, сила одного выкусывает идеальную дыру в полу, второй огромными звериными лапами старательно роет впереди, а третий гравитацией заделывает подкоп так, будто ничего и не было?
Все трое посмотрели на сияющего Дадзая — тот будто какую-то простую истину рассказал и сидит довольный.
— Пока они будут искать нас здесь, думая, что мы просочились сквозь прутья, мы уйдём уже далеко-о-далеко, — Осаму откинулся спиной к стене позади, вытянув руку вперёд, словно бы рисуя ладонью радужное будущее. — Никакие законные представители не понадобятся, если вызывать их не к кому, верно?
Ответа на вопрос не потребовалось.
Действовать нужно было быстро. Акутагава, встряхнув рукой несколько раз, вызвал чёрную драконью голову, и Расёмон, сочувственно поглядев на хозяина и поурчав, отёршись о бледную щёку чёрной материей, выискал идеальное место аккурат под нарой, и, пока мимо прошёл один из сотрудников в форме, все четверо сидели на месте, болтая ногами и старательно закрывая обзор на то, что творила с «подкопом» одна из способностей. По окончании Рюноскэ огладил Расёмона по голове, и тот исчез в рукаве вновь; правда, в какой-то момент Акутагава вздрогнул и поморщился, хватая толстовку за край и встряхивая ею — из-под неё на пол посыпалась бетонная крошка.
Накахара молча встал на «шухер», прислонившись к стене возле решётки и как бы невзначай посматривая по сторонам. Те камеры видеонаблюдения, что были направлены точно на обезьянник, были отвёрнуты, стоило Тюе прикоснуться ладонями к стене и пустить гравитационный импульс. Делов-то!
Вот чем ещё Накаджима в своей жизни не занимался, так это не рыл норы, но сейчас выхода у него не было — встряхнув руками и попрыгав на месте для разогреву, он размял пальцы лап, вытягивая один из другим, и сунулся под деревянную нару, старательно работая когтями, как лопатами. Дадзай и Акутагава оба чувствовали, как в их ноги бьёт летящая всюду земля, хоть Атсуши и старался аккуратнее. Вот вам и плюсы быть оборотнем: любой собаке на такой подкоп понадобится несколько часов, а тигр за минуту подкопался под полицейский отдел и встал там на ноги, вытянув грязные лапы наверх и принимая Рюноскэ. Следом спрыгнул Осаму, махнув Тюе рукой, и Тюя, молча кивнув в ответ, сначала убедился, что никого в коридоре в ближайшие секунд пять не предвидится, и поспешил собрать весь «строительный» мусор с пола, светясь алым и спрыгивая в нору самым последним: вся выкопанная земля и сдвинутая вбок плита пола вернулись обратно, устилаясь точно за спинами бегунков. Вот уж о чём ни Накахара, ни Акутагава подумать не могли, так это о том, что однажды окажутся похороненными заживо под камерой изолятора для несовершеннолетних!.. Утрируя, конечно. Накаджиме думать было некогда — он, скаля зубы, копал. Дадзай, согнувшись, шёл в процессии третьем, безумно довольный собой. Ну как его за такую блестящую идею теперь бить? Сам напортачил — сам исправил!
Темнота была кромешная. Атсуши-то всё равно, он там сам себе подсвечивает своими кошачьими глазами, а вот остальным троим оставалось бы идти лишь наощупь и на звук, если бы у Тюи не нашлась зажигалка. «Вредные привычки иногда бывают полезными, а?» — усмехнулся Осаму, обернувшись за плечо, но получив лишь тычок рукой в затылок, мол, шагай давай, не отвлекайся. «Рот закрой, воздух не трать», — было ему угрюмым ответом.
— Энди Дюфрейн готовился к побегу из Шоушенка несколько лет… но мы не Энди, не Дюфрейн и не ещё кто-нибудь двое, — Осаму говорит полушёпотом, и от его голоса вздрагивает малюсенькое пламя зажигалки. — Нам понадобилось несколько минут.
— Нам бы вообще ничего не понадобилось, если бы ты не полез своими руками куда не надо, — за его спиной рычит Тюя, закатывая глаза. — Вот что тебе от этого тела синюшного понадобилось?!
— Парни, давайте не будет вспоминать, — полумёртвым голосом негромко попросил Рюноскэ впереди старшего брата, прикрывая ладонью рот и делая глубокий вдох. — Иначе я не ручаюсь за… реакцию своего организма.
— Я не слышу абсолютно ничего, что вы говорите! — сквозь зубы говорит Атсуши, щуря один из глаз, чтобы земля не попала.
Когда Накаджима наконец решился вывести наверх, никакой асфальт сверху его не встретил. Земля осыпалась над его головой, и он глубоко вдохнул чистого воздуха, встряхивая головой и упираясь лапами, вылезая наружу. Акутагава был заблаговременно подсажен снизу Дадзаем, и тот встал на земле на колени, упираясь в него одной рукой, а второй брызгая беродуалом в рот, ничего не говоря. Дадзаю стоило только выпрямиться, как затёкшие плечи и суставы заскрипели — Накаджима подал ему грязную лапу, вытаскивая наружу. Накахара выпрыгнул из подкопа сам, с щелчком гася зажигалку и утрамбовывая все куски земли, корней и камней обратно в лаз, которым никто и никогда больше не воспользуется.
Подростки стояли на непонятном пустыре рядом с пустой дорогой, и над их головами раскинулось чёрное ночное небо, усыпанное белыми каплями звёзд. Огни окон домов светились не так далеко, но всё-таки позади. Все четверо устало сели на землю, но перед этим Накахара отвесил Дадзаю звонкий подзатыльник — ни вопроса о причине и тем более пояснения не последовало.
— Где мы хоть? — Рюноскэ, уняв хрипы в горле, огляделся, согнув ноги в коленях и сложив на них руки сгибами локтей.
— Где-то в городе, очевидно, — Атсуши попробовал сделать вдох носом, но только закашлялся и чихнул — мешала земля на лице.
— Где-то в пизде мы, а не в городе, — Тюя вытянул ноги, упёршись руками в землю за спиной и запрокинув с закрытыми глазами голову к небу. Прохладный ночной воздух отрезвлял. Не верилось даже, что сегодняшний день был вполне реальным, а не всплеском фантазии какого-то ублюдка, решившего поиздеваться над ними как над персонажами какой-то замшелого фельетона.
— Я знаю, кто нам может помочь, — вдруг сказал Осаму, без стеснения растянувшись прямо на землю. — Но мне понадобится твой телефон, Тюя.
Накахара даже спрашивать не стал. Он молча, разблокировав еле живой смартфон отпечатком пальца, кинул его в руки Дадзаю.
…Когда вдалеке на дороге сверкнули фары, поднявший голову на свет Атсуши словно отсигналил дальним светом, показывая, что они здесь. Чёрная машина подъехала к подросткам, сидящим на голой земле, и дверь водительского сидения открылась — на обочину ступил, убрав хвост светлых волос за плечо, великий и ужасный Поль Верлен: поздно ночью с номера пасынка в мессенджере пришёл скрин геолокации и жалостливая просьба: «Забери нас отсюда, пожалуйста, только не спрашивай, как мы здесь оказались, мы сами в душе не ебём». Все грязные и уставшие, полудремлющие, они выглядели голодными сиротками, сбежавшими из приюта. По крайней мере, один из Мори-младших, тот, что помладше, выглядел совсем уж плохо, задремав на коленях Оборотня-младшего, а второй Мори-младший, который старший, сидел спиной к спинке Тюи, выглядящего не лучше всех остальных — всклокоченный и в рваных джинсах.
— Я даже спрашивать не хочу, что с вами произошло и во что вы вляпались, — Верлен покачал головой, открывая двери пассажирского сидения и сделав пригласительный жест рукой, мол, айда, сильвупле, внутрь. Четвёрка начала медленно подниматься, покачиваясь и еле стоя на ногах. — Но утром вы сами будете объяснять Рандо, почему его машина выглядит так, будто я перевозил в салоне свежевыкопанный гроб.