Сумрак (2/2)

— Потом объясню. Но это лучше, чем если бы мы просто так прокатились один круг в кабинке.

— Грх, — Атсуши вздохнул, смотря Рюноскэ в глаза. — Зато так безопаснее… А теперь мне кажется, что твой отец открутит мне голову.

— Он не узнает, не волнуйся. Это ведь всё равно моя затея.

— Но я ведь пошёл у тебя на поводу.

— Ты слишком мнительный.

— Напоминаю, что из нас двоих регенерация в случае травм работает только у меня.

Акутагава фыркнул, наморщив нос, и не ответил. С земли их в густой листве видно не было, но это если сидеть и сильно не шевелиться. Накаджима сел поудобнее, понимая, что спрашивать дальше смысла нет — их и так услышать могут, надо молчать. Ему повезло, что Рюноскэ смотрел в сторону, на колесо, ведь можно было смотреть на него без опасения встретиться взглядами. Только бы не зазвонил телефон! Как в тот раз… Накаджима, вспомнив об этом, стал агрессивно растирать лицо, чтобы поскорее убрать краснь с щёк. Ух, неловко!

Темнело чертовски медленно. У Атсуши уже всё затекло. Он уже и хвостом обвил ветвь, и менял ноги, подгибая под себя то одну, то вторую, разминал руки, зевал, а Рюноскэ хоть бы что — он как засел в одном положении, так и не изменил позиции. Накаджима, на самом деле, несколько раз порывался обратить на себя внимание, но каждый раз, протягивая руку к плечу спутника, одёргивал себя — не время! Вот спрыгнут вниз, вот совершат то, что Рюноскэ задумал!.. Он же задумал не какое-нибудь ограбление, нет?

— Атсуши, — спустя час или около молчания голос Акутагавы заставил вздрогнуть. — Чуешь кого-нибудь вокруг?

— Есть парочка людей, но они со стороны города.

— Тогда пошли.

«Только тихо!» — добавлять смысла нет. У оборотня и так поступь бесшумная, как у настоящего кота. Первым спрыгнул Атсуши, оглядевшись вокруг своим кошачьим взглядом и сверкая им в темноте, а уже потом поднял голову вверх и вытянул руки вперёд, мол, давай поймаю? Рюноскэ только голову к плечу склонил, держа ладонь у рта и вскинув куцую бровь кверху, а затем аккуратно, спустив одну ногу книзу, оттолкнулся от ветви — Атсуши мягко поймал под руками и коленями, и на секунду их взгляды встретились. Накаджима улыбнулся. «Спасибо», — негромко поблагодарил Акутагава, сходя на землю и отряхиваясь. Колесо обозрения стояло на краю тёмной набережной, и лишь снизу его освещали жёлто-оранжевым светом уличные фонари. Оно высилось немой и чёрной громадой над городом, и Накаджима почувствовал, когда оба подошли ближе в тень, как его невольно обуял страх перед огромной конструкцией. Да, так только в мультфильмах бывает, что такие колёса срываются с опор и начинают катиться по городу с кричащими людьми в кабинах, но… но вдруг это основано на реальных событиях…

В будке контролёра никого не было. Само колесо, естественно, не двигалось, будто громадный железный зверь заснул до утра.

— И… каков твой план? — Атсуши нервно сглотнул, уже подозревая ответ на свой вопрос, но надежда в нём всё ещё теплилась.

Рюноскэ не ответил. Вместо этого он отпустил Расёмона из своей одежды, и тот чёрными лентами-копьями, подняв хозяина от земли, начал карабкаться по конструкции колеса вверх, словно большой и длинноногий паук. Чёрт подери, ну ведь оборотень догадывался, что так и будет! Ну почему именно сейчас, когда он обещал Мори-доно привести Акутагаву домой без приключений?! Теперь понятно, почему спутник ждал тёмного времени суток и отсутствия людей вокруг — чтобы забраться на самый верх! Романтично?! Чертовски опасно! Летально в прямом и переносном смысле, если оттуда сорваться! Накаджима хлопнул себя по лицу, виня в том, что не попытался вразумить и остановить, но теперь спорить было поздно. «Надеюсь, в утренних новостях не будет сюжета про двух подростков, застрявших на самом верху колеса обозрения… — пронеслось в мыслях, прежде чем юноша встряхнул руками и ногами, вставая на тигриные лапы, перемахивая через ограждение и начиная взбираться вверх, стуча когтями по железным перекладинам. — Главное — не смотреть вниз, не смотреть вниз! Помни, что кошки всегда приземляются на четыре лапы, а твоя разбитая голова восстановится, если… если случайно сорвёшься… Всё, хватит, карабкайся молча!»

Чем выше, тем ощутимее дул ветер и становилось прохладнее. Развевалась футболка, колыхались широкие штанины и чёрный пояс, готовый обратиться хвостом для дополнительной хватки опоры. Акутагава сливался с тёмным небом, Накаджима видел его только благодаря своим кошачьим глазам, прекрасно ориентирующимся в темноте, и, возможно, также благодаря белым его кисточкам на чёрных волосах. В какой-то момент одна из задних лап предательски соскользнула, и Атсуши стоило огромных усилий не вскрикнуть, моментально вцепившись в одну из перекладин когтистыми руками, но всё обошлось. Рюноскэ там, немного выше, тут же остановился, обеспокоенно глядя вниз, но Атсуши криво улыбнулся, мол, всё в порядке. «Чтоб я ещё раз… лучше бы просто на крышу забрались какую-нибудь через чердак», — Накаджима успокоил бешено колотящееся сердце, прежде чем взял себя в лапы и прыгнул выше.

Акутагава забрался на крышу кабинки, зависшей в чёрном небе на самом верху чёртового колеса, и глубоко вдохнул чистый воздух, стоя на двух ногах и ни капли не опасаясь падения. Звёзды, казалось, были на расстоянии вытянутой руки, и луна была совсем близко, можно было сдуть, как белый одуванчик. Кабинка слегка пошатнулась, и Рюноскэ мгновенно осел на колено, когда Атсуши забрался наконец, зацепившись передними лапами за край и оттолкнувшись задними от стекла, вставая на четвереньки и тяжело переводя дух.

— Тихо здесь, да? — Акутагава спрашивает, когда Накаджима, встряхнув руками и ногами, принял нормальный вид и поднял наконец голову на спутника.

— И чертовски высоко, — Атсуши даже не предпринимает попыток посмотреть вниз, вперив взгляд в крышу кабинки, прежде чем нормально сесть, вытянув ноги, и посмотреть на тёмный далёкий горизонт.

— И чертовски малолюдно, — Рюноскэ сел поудобнее, согнув одну ногу в колене и сложив на неё руку. — Мне нравится.

— Это хорошо. Тогда и мне нравится, если не брать в расчёт высоту и то, что мы пробрались сюда несколько незаконно.

Акутагава улыбнулся, но ничего не ответил. Они сидели в молчании несколько минут, наедине с ночью и ветром. Кабинка не шаталась, никакие фонари-обличители не светили им в спину, город остался недалеко внизу, испещрённый жёлтыми точками ночного освещения. В принципе, если не думать о том, где они находятся, тут действительно хорошо и спокойно. Романтично даже, так сказать…

— Так о чём ты хотел меня спросить, Атсуши?

— А? — Накаджима отвлёкся от созерцания неба, большими сиреневыми глазами взглянув на Рюноскэ. Так, но ведь Атсуши ещё ни разу вслух не озвучил своего намерения? — Я- откуда ты узнал, что я хочу что-то у тебя спросить?

— Я же вижу, что ты чем-то обеспокоен, — Рюноскэ мягко улыбнулся, и в лунном свете его лицо кажется ещё более бледным, чем обычно, а глаза блестят, как чистая сталь. — У тебя на лице всегда написано волнение.

— Чёрт, неловко, — Накаджима откашлялся, упёршись одной рукой в крышу кабинки под ним и отведя взгляд в сторону.

— Именно поэтому я и забрался сюда. Здесь тихо и нет никого, думал, тебе здесь будет комфортнее, — Акутагава, в свою очередь, взгляда не отводит, упёршись локтем в колено и подперев щёку ладонью. — Ну, и красиво тоже, без этого никак.

Так вот в чём причина! А то оборотень уже было подумал, что Акутагава заразился духом опасного авантюризма от Дадзая.

— Это… очень мило с твоей стороны. Я ценю.

— Так что тебя беспокоит?

Рюноскэ спрашивал так спокойно! Атсуши даже позавидовал такой безмятежности. Вот бы ему не быть таким нервным! Юноша вздыхает, собираясь с силами, и наконец начинает, слушая ветер вокруг:

— Слушай, я знаю, это, возможно, слишком глупо и очевидно, просто я навыдумывал себе невесть что, — оборотень в сомнениях огладил себя по шее, касаясь пальцами кадыка, — просто, ну, у Тюи и Осаму вроде как всё уже устаканилось, да? По крайней мере, я не чувствую каких-то искренних негативных мыслей между ними, так, привычное соперничество, не более. А мы?

Акутагава молчит. Не то анализирует услышанное, подбирая верные слова, не то ждёт продолжения, не желая перебивать. Ладно уж, чего там! Накаджима выдохнул носом и повернул наконец к Рюноскэ лицо.

— Я имею в виду, да, между нами бывали уже, ну, моменты, эм… близости, да, — Атсуши стоит больших усилий не дрогнуть голосом, — но просто… Так, устная речь явно создана для меня, — тут уже юноша неловко усмехнулся, утерев краем руки глаз. — Я спрошу, как есть, ты не против? Не считай меня дураком или чем-то вроде, я и так знаю, что не самый умный и решительный, возможно даже, часто сравниваю себя с другими, — Накаджима нервно сглотнул и посмотрел Акутагаве прямо в глаза: — Я могу сказать, что мы с тобой встречаемся, или нет? Просто… Я люблю тебя. Честно. И если у тебя с этим сложно, то я понимаю, не тороплю и не нагнетаю, просто… Это всё не было простыми порывами или чем-то ещё, не знаю, чувствами, эмоциями, хотя с ними порой плохо справляюсь, ты же знаешь.

Ветер, казалось, медленно покачивал звёзды, убаюкивая белые ночные точки. Рюноскэ, усмехнувшись уголком губ, протянул свою прохладную руку к тёплой щеке Атсуши, оглаживая по скуле и придвигаясь ближе.

— И такая простая вещь тебя беспокоила?

— Немного, если быть честным.

— Я верю, что ты честен. Я думал, что всё и так очевидно и мы встречаемся с самого первого твоего проявления чувств. — Атсуши невольно изумился, когда Рюноскэ, огладив его по щеке большим пальцем, опустил взгляд с его сиреневых глаз на его приоткрытые губы. — Извини, если моя молчаливость тебя задела. Ты мне тоже небезразличен.

Акутагава уже практически прикоснулся своими сухими губами губ Накаджимы, как вдруг его мягко отстранила тёплая ладонь.

— Нет уж, так не пойдёт, — Атсуши хмурил белые брови. — Чтобы я больше не сомневался, скажи прямо, любишь или нет. Сам знаешь, я намёки понимаю плохо.

Рюноскэ вздохнул, второй рукой убирая ладонь Атсуши от своего лица.

— Люблю я тебя. Мы в отношениях. Так тебе понятнее? — оборотень, услышав это, заметно расслабился, и его губы расплылись в улыбке. — Вот и разобрались. Надеюсь, сейчас тебе ещё яснее станет.

Тут уже Атсуши не мешает. Рюноскэ привстал на колени, становясь теперь выше оборотня, оглаживает его по затылку одной ладонью и выдыхает прямо в губы ежевикой, оставляя осторожный, вкрадчивый поцелуй сначала на уголке, потом — на самих губах, потом чувствует руки Накаджимы за своей спиной, сцепившиеся в замок, и, прикрыв глаза, целует, приоткрывая рот и перемещая свою ладонь Атсуши на щёку, вторую вытянув по его плечу за его спину. Если бы оборотень сказал раньше, что его беспокоит такая мелочь, Рюноскэ говорил бы, что любит его, каждое утро. Но Атсуши действительно дурак, готовый броситься на мину своим телом, чтобы спасти чью-то жизнь, но при этом такой нерешительный в таких вопросах. Рюноскэ, наверное, тоже дурак, раз сам не догадался. Нужно исправляться.

Атсуши понятия не имел, что однажды будет лежать так высоко над городом, что однажды его завалят спиной на крышу самой высокой кабинки чёртового колеса в полной темноте и будут целовать. Ветер приятно обдувал тёплое лицо, пока оборотень лежал на локте с прикрытыми глазами с белыми трепещущими ресницами и второй рукой обнимал Рюноскэ, севшего сверху него, за спину; сам же Рюноскэ держал Атсуши за воротник его белой футболки с рисунком белого тигра с раскрытой пастью, не раскрывая глаз и целуя в губы, в щёки, в скулы. Этот глупый зверь посмел подумать, что хозяин Расёмона его использует! Или что-то вроде. Но всё же — подумать только! Накаджима негромко мурлыкал, Акутагава чувствовал вибрацию его груди руками, и, когда Рюноскэ отнял своё лицо от лица напротив для передышки, юноша увидел, как Атсуши отпустил белые круглые уши, отведённые назад, к белым волосам, а по краям его лица показались чёрные полосы, словно нарисованные маркером. Акутагава останавливает на этих полосах взгляд — Атсуши в это время слегка приоткрыл «опьянённые» глаза — и касается их с обеих сторон лица большими пальцами, оглаживая самыми подушечками и чувствуя чёрные шерстинки. Накаджима одной рукой прижимает ладонь Рюноскэ к своей правой щеке, слегка потёршись по-кошачьи, и Акутагава перемещает руки выше, почёсывая за круглыми мягкими ушами. Атсуши широко улыбается и мурлычет.

— Глупый тигр.

— Предпочитающий несколько раз уточнить, — у Накаджимы нежным сиреневым сверкнули глаза из-под пушистых белых ресниц. Рюноскэ, всё ещё держа свои ладони у Атсуши на лице, оставляет осторожный поцелуй у него на переносице.

— Я замёрз. Слезаем.

— У меня нет никого дома.

Оба переглянулись, Рюноскэ даже вскинул куцую бровь в немом вопросе. Атсуши, кажется, ляпнул это вообще без задней мысли, потому что только после взгляда на него Акутагавы он внезапно понял весь подводный камень. Нет, я не к этому- если ты хочешь, то- я не это имел в виду!

Ну, что ж, тигр, ты сам предложил.</p>

Там, у земли, Атсуши спустился первым, совершенно позабыв, что взбираться ему было страшно — он ловко цеплялся передними лапами за перекладины и перемахивал с одной на другую всё ниже и ниже, по некоторым скользя задними лапами, балансируя хвостом. Летели искры от скребущих по металлу когтей, но не менее ярко блестели тёмные фиолетовые глаза. Рюноскэ же, прикрывая ладонью губы и поджав ноги, практически не шевелился, пока его аккуратно спускала способность, выросшая с толстовки на спине, обвивая вокруг перекладин и механизмов чёрными паучьими лапами. У земли Накаджима принял Акутагаву на руки, как тогда, при спуске с дерева, и, когда Рюноскэ, отряхнувшись и убрав Расёмона, протянул Атсуши руку, мол, возьмись, Атсуши совсем просиял.

— По сути, Осаму не соврал, — проронил Рюноскэ как бы невзначай, держа руку у рта.

Атсуши уже хотел было спросить, насчёт чего именно Дадзай был прав, но понял прежде, чем успел задать вопрос. Лучше бы, конечно, Мори-доно этого не слышал!.. Хотя и скрывать было уже бессмысленно. Мохнатые уши ещё долго не уходили, хотя Накаджима очень старался их стряхнуть. Отец его приучил, что на людях незнающих лучше не показывать своих «особенностей» — они могут неверно их трактовать. Хотя, если бы с Акутагавой, Накахарой или Дадзаем что-то случилось и их способности показались бы у всех на глазах, Накаджима бы без промедления обернулся полноценным Зверем, отвлекая внимание на себя. Такой уж у него синдром героя, винящего себя за то, что после школы в очередной раз не спас человечество.

Улицы были одиноки и темны, освещаемые периодически уличными фонарями или неоновыми вывесками. По дороге Рюноскэ остановился у круглосуточной аптеки, попросив Атсуши подождать у входа, мол, я быстро. Что, казалось бы, Акутагаве может понадобиться в аптеке в столь поздний час? Для Накаджимы единственным очевидным ответом было лекарство от астмы — беродуал, кажется, или что он там себе в горло брызгает, когда нервничает? Атсуши чувствовал себя просто прекрасно, держа руки в карманах и качаясь с пятки на носок у фонаря напротив аптеки, как вдруг Рюноскэ снова показался в дверях и негромко окликнул его: «Слушай, тебе больше нравится вкус банана или клубники? Есть ещё ваниль, что ли…» У Накаджимы от осознания сердце в пятки рухнуло. Что, в-вот так прямо и сразу?! Вся напускная уверенность во всех своих поступках за сегодня испарилась, и оборотень, чувствуя, как зарделось лицо, агрессивно замахал перед собой руками: «Любой, любой! Мне без разницы!» Акутагава пожал плечами и ушёл в аптеку обратно. Ему просто на сдачу предлагали леденцы, вот он и решил спросить, какой из вкусов на кассе спутник предпочитает больше. И что его так смутило?..

По дороге домой Атсуши о чём-то рассказывал, периодически перебиваясь на вопросы, получая на них скромные ответы «Да» или «Нет» и продолжая. Нет, Рюноскэ не было неинтересно, просто он всегда привык выступать слушателем в разговорах; да и о чём ему было рассказывать? У Накаджимы речь зашла за их с отцом тренировки, и по описанию они порой походили больше на собачьи бои или натаску гончих с лайками на запрещённых притравочных станциях… Учитывая, что у оборотней болевой порой значительно отличается от человеческого, Акутагава даже не удивлялся. Пускать в ход зубы и когти — нормально. Его отец мог бы ещё и огонь использовать, и рога, но, видимо, преимуществами против собственного сына не пользовался. Или Атсуши просто не заострял на этом внимания… У него, Рюноскэ, с братом тренировки значительно отличались — их отец натаскивал больше по оружию, уворотам и стратегии, но последнее было больше по части Дадзая, покуда по душу Акутагавы чисто из-за его способности вышел ближний бой. Про тренировки Накахары вообще порой слушать было страшно — у всех моментально всплывал в памяти тот самый случай, из-за которого цоколь с нижними этажами здания офиса пришлось отдать под реконструкцию на месяц или больше. Да уж, лучше слушать, как Атсуши отгрызает Шибусаве-доно хвост, а потом они вместе идут на обед, обсуждая школьные дела старшеклассника или мелочи работы с хрупкими драгоценными камнями, чем вздрагивать от каждого шума и опасаться заходить к отцу на работу во избежание попадания под обрушение здания!

— Отец говорил, что, возможно, мы сможем тренироваться друг с другом в скором времени, — по приближении к дому Атсуши обронил Рюноскэ.

— Правда? Было бы здорово, — Накаджима улыбнулся, ища в карманах ключи.

— Я думаю, я могу использовать Расёмона на тебе.

— Что? — от неожиданности Атсуши выронил ключи, и те звякнули о тротуар. — Как?

— Пока не знаю точно. Нужна практика.

— Ла-адно…

Акутагава не любил много разговаривать и вообще поддерживать диалоги, но он знал, что болтовня на отвлечённые темы Атсуши здорово успокаивает. Ради него уж можно предать свои принципы.

Как только дверь в квартиру была открыта и Накаджима потянулся к включателю света, Рюноскэ медлить не стал: быстро окинув тёмный коридор взглядом и убедившись, что никого действительно нет и они одни, он схватил Атсуши за воротник футболки руками и вжался губами в его губы, утягивая во мрак пустой обители оборотней. Накаджима еле успел захлопнуть дверь за собой, толкнув её ногой назад, прежде чем понял, что Акутагава отступает к его комнате чисто наудачу, стоя спиной вперёд; ну, тут уж Атсуши может помочь… Он ведь прекрасно видит в темноте. Расёмон весьма вовремя цепляет обоих парней за их обувь, выбрасывая её к порогу. Рюноскэ, придерживаемый руками за спину, присел на постель оборотня, и тот, нависая над ним, одной из рук упирается в стену над тёмной головой. Между их губами растянулась тонкая нитка слюны, когда Акутагаве понадобилась передышка, и Атсуши, глубоко вдохнув, произносит голосом с хрипотцой:

— Ты бы отключил звук на телефоне.

Пх. Действительно. Бывали уже случаи, когда отвлекали. Рюноскэ в темноте ясно усмехнулся уголком губ, вынимая телефон из кармана и сбавляя звонок на ноль. Атсуши тем временем выпрямился, со спины стягивая футболку и встряхивая взъерошенной головой, сверкнув жёлтыми глазами. Акутагава, хоть и не видит в темноте так же хорошо, как оборотень, только хмыкнул и щёлкнул пальцами в воздухе — и толстовка просто-напросто стекла с него чёрной змеёй, унырнув куда-то не то на стул, не то на дверцу шкафа, свернувшись там обыкновенным комком одежды. Как хорошо, когда способность понимает с полуслова! Накаджима, увидев это, едва не присвистнул.

— Эффектно.

— Естественно, — футболки уже нет, ухватиться не за что, и Рюноскэ, оглядев Атсуши оценивающим взглядом с головы до ног, рукой подтянул его за край чёрных штанов, медленно откидываясь спиной на постель.

Несмотря на то, какую грубую силу из себя представляет Атсуши и каким он может быть от мяса бешеным, как небо — менять тона в моменты грозы, он может быть также безукоризненно нежным, как облако, напялившее на себя штаны с подтяжками и спустившееся прогуляться среди людей. У Атсуши все позвонки очерчиваются пальцами, стоит ему немного выгнуться, и Рюноскэ это и делает, откинув голову и подставляя под поцелуи шею. Он поразительно аккуратен, не кусая и не пятная там, где не может скрывать одежда; зато страдают и изнывают от вкрадчивых укусов ключицы — у Зверя клыки и резцы всё же несколько острее, чем у людей. Акутагава зарылся своими длинными пальцами Накаджиме в белые волосы на затылке, шипя сквозь сжатые зубы и сильнее сжимая пальцы, чувствуя, когда клыки невзначай больно царапают тонкую кожу; кошкам привычно зализывать раны, вот и по красным вздувшимся полосам от собственных зубов Атсуши ведёт кончиком языка. Он единожды утробно урчит, содрогнувшись, когда Рюноскэ в попытке сменить позу сгибает колено и задевает им пах.

— Мог бы и аккуратнее, — Накаджима медленно выпрямился на руках, упираясь когтями в собственную постель, и его жёлтые глаза ярко сверкнули.

— Я, честно говоря, случайно, — Акутагава приподнялся на локтях, пальцами одной руки проведя Атсуши по дрожащему от урчания кадыку и подбородку, — но можешь считать, что специально.

Рюноскэ притягивает оборотня к себе за шею, туда же и кусая, зная, что уже через несколько минут от следа зубов ничего не останется, и вместе с этим щёлкает пальцами свободной руки, вытянув ладонь в сторону. Атсуши от неожиданного звука проследил взглядом за тем, как тёмная толстовка на его столе шевельнулась, словно спящая клубком змея, и лентой вытянулась аккурат к руке хозяина, вкладывая что-то в открытую ладонь. Накаджима щурит глаз, когда Акутагава ощутимо оставляет засос на его шее у плеча, не отвлекаясь.

— Есть у меня ощущение, что в аптеку тебе нужно было отнюдь не за очередной дозой твоего лекарства, — Атсуши сжимает вложенный ему в руку тюбик лубриканта. Он даже не хочет читать, что в нём за ароматизатор намешан! Всё равно почувствует, даже если нос зажмёт…

— Всё, что мне нужно по части астмы, целыми партиями держит дома отец, — Рюноскэ полушёпотом говорит на ухо, — но тут уже моё личное, сам понимаешь.

Не поспоришь. Хотел бы Атсуши сказать что-то про чрезмерно выделяющуюся слюну у голодных животных, но передумал. Альтернатива получше будет.

Накаджима также хотел бы быть большим и сильным альфа-самцом, как это бывает в прайдах диких кошек. Решительным, уверенным в своих действиях, возможно, даже немного грубоватым. Выпускать когти! Не бояться пускать в ход зубы! Не только в постели. Но… Но Атсуши всегда остаётся Атсуши. Он спускает одну ногу на пол, расстёгивая штаны и стряхивая их с себя (плюс широких штанин — не нужно стягивать и прилагать усилия!); под поясом у таких моделей также легко сделать незаметный разрез для несвоевременно появляющегося хвоста. А вот Рюноскэ любит зауженное. Атсуши даже не спрашивает, хватая пальцами с когтями его за штанины и стягивая в сторону, благо что ноги тощие — препятствий никаких. Альфа-самец бы взял да сорвал! Ещё порычал бы так, ну… Внушительно. А Накаджима осторожно складывает чужие брюки у постели, чтобы телефон в кармане не повредился при падении.

Без одежды Рюноскэ словно в два раза уменьшился по ширине. Ох уж эта его любовь к мешковатой верхней одежде! Видно, что он хоть и старается держать лицо, но всё же от смущения скрывает рот тыльной стороной ладони, наблюдая за Атсуши одним глазом. Да ладно тебе, чего уж, оба в равном положении! Накаджима намеренно старается не смотреть ниже пояса, стягивая нижнее бельё, уже сев на постель, как на его колени, перекинув через них одну ногу, садится Акутагава и поднимает голову Накаджимы за подбородок, одну из рук сложив на его плечо. Иногда Атсуши даже рад, что в такой темноте румянец щёк может видеть только он.

— Только когти убери, — Рюноскэ смотрит Атсуши в глаза, чуть склонив голову.

— Я не настолько недогадлив.

— Всего лишь предпочитаю несколько уточнить.

Накаджима прищурился. Кажется, его же фразу использовали против него. Зря.

Когда удовлетворяешь сам себя, особо не задумываешься насчёт всяких дополнительных… штук. Но тут уже нужно аккуратнее. Оборотень пошарил рукой в смятой простыне, разыскав брошенный им тюбик, и зубами откручивает крышку, просто потому что ему так удобнее. Он привычно щурит глаза, чтобы не светить «дальним» в темноте, и давит смазку на пальцы без когтей.

— Я надеюсь, у тебя хотя бы нижняя часть тела тебя слушается?

— У меня проблемные только хвост и уши. А что, боишься?

— Мало ли, ты и её не контролируешь.

— Тц, — пальцы влажно блеснули в свете фонарей из-за штор, — я очень постараюсь.

Рюноскэ очаровательно беззащитен!.. подумал бы Атсуши, если бы был альфа-самцом, как это бывает в прайдах диких кошек. Они, конечно, доверяют друг другу, но Накаджима почему-то не сомневается, что чуть что — и Расёмон взовьётся вверх коброй и бросится на помощь. Акутагава жмурит глаза, прикрывая рот тыльной стороной ладони, и только хрипло выдыхает, пока Накаджима, надавив, вошёл в него влажными гладкими пальцами. Контраст температур пробирает до мурашек, Рюноскэ выгибается в спине, издав низкий, еле слышный стон сквозь зубы; Атсуши негромко урчит, осторожно раздвигая внутри мягких стенок пальцы и постепенно входя глубже, второй рукой оглаживая по спине и острым позвонкам. Оборотень целует между ключиц, всасывая кожу губами и оставляя пятно багроветь, целует ключицы, проходится цепочкой поцелуев по грудине и верхним рёбрам, пока Рюноскэ наконец не запрокинул голову. Его ноги здорово напряжены, чётко очерчена каждая мышца, пальцы подогнулись к ступням. Есть подозрение, что таким импульсом в теле отдаётся ещё и то, что член у одного встал и трётся о член другого, но… мало ли?

От негромкого рычания Атсуши по спине Рюноскэ вновь бегут мурашки. Тёплые ладони оборотня приподнимают его за бёдра, и Акутагава прижался грудью к груди напротив, пальцами вцепившись в белые волосы на затылке партнёра. Накаджиму остановило только то, что Рюноскэ агрессивно защёлкал пальцами над его ухом, сквозь зубы шепча: «Подожди-подожди-подожди…», и прямо в висок Атсуши прилетело что-то небольшое, любезно швырнутое со стола чужой способностью. Какой Акутагава предусмотрительный! У их семьи такая предусмотрительность в крови, похоже, вместе с телосложением. Хорошо, когда зубами можно пользоваться, как дыроколом <span class="footnote" id="fn_31824238_0"></span>, и не нужно страдать с открытием скользящих вещей мокрыми пальцами! Правда, попасть бы ещё рукой теперь, чтобы натянуть весь презерватив на член и не разозлиться на середине, что ёбанная резинка скользит и выворачивается из пальцев. Атсуши невольно приподнимает верхнюю губу в оскале клыка с одной стороны. Наверное, нужно благодарить вселенную, что никаких узлов на половых органах, как у зверей, у оборотня нет. Хотя… он не пробовал. Надо будет как-нибудь на досуге.

Рюноскэ помогает себе рукой, насаживаясь сам, и теперь уже закрывает рот ладонью, оставляя на своих щеках бледнеющие на секунду пятна от давления пальцев на кожу. Нужно аккуратнее, аккуратнее… Атсуши крепче сжимает пальцы без когтей на его бёдрах, вроде бы и держа, а вроде бы и сдерживая сам себя. Он кусает за ключицу снова, зажмурив глаза. Голову пронзает неуместная мысль, что Акутагава гораздо, гораздо теплее внутри, чем снаружи. Главное — не ляпнуть это вслух! Воздух вокруг горячий, не помогает даже оставленное ещё с утра на проветривание окно. Рюноскэ приподнимается в какой-то момент снова, чувствуя, что сразу всё принять, мягко говоря, проблематично, затем опускается вновь. Атсуши старается вести его за бёдра, выдыхая через рот.

Но в какой-то момент Акутагава вздрагивает, и слух Накаджимы пронзил довёдший его до мурашек стон с хрипотцой. Наконец-то! Атсуши оглаживает Рюноскэ по боку, чуть отклоняясь спиной на постель, сгибая одну из ног в колене и позволяя ему упереться рукой в стену. Давай же, ну, уголёк… я тебе даже помогу, ты только двигайся, хорошо? Накаджима, в отличие от Акутагавы, лица не скрывает, и видно, как он кусает губы, жмуря глаза. Горячее дыхание чуть ли не белыми парами вырывается изо рта, пока Рюноскэ двигает бёдрами. Он резко ссутулился, когда его члена коснулись чужие горячие пальцы — огладили головку, стирая с неё белёсые влажные капли, обхватили ладонью полностью, двинув вверх-вниз. Очаровательно логична зависимость движений руки от движений самого Акутагавы. Рюноскэ чувствует жар в животе. Что и говорить, ему самому ужасно жарко. Ноги напряжены — вот-вот пойдёт судорога. Ещё немного, чуть-чуть, вот так… сейчас, вот сейчас, подожди, сейч-

Акутагава всхлипнул, резко откинувшись назад и вцепившись рукой в согнутое колено Атсуши за спиной. Ноги свело приятной судорогой. Внутри он сжимается горячими влажными стенками, и Накаджима закусывает собственную руку, зажмурившись и откинув голову назад. По члену прямо на живот оборотню стекает сперма. Рюноскэ тяжело дышит, убрав наконец ото рта ладонь и выдыхая им же с хрипотцой вверх. Атсуши стоит больших усилий приподнять голову, чтобы окинуть партнёра взглядом:

— Ты задыхаешься?

— Нет, я… — Рюноскэ даже голову не опустил, махнув рукой. — Мне хорошо. Дай отдохнуть.

— А я?

— Тц.

Кончать в презерватив — такое себе удовольствие. Постараться ж ещё надо, чтоб одновременно, так что проще потом закончить самому. Ну, или с помощью чужой руки… Акутагава приподнялся, хрипло охнув, когда член вышел из него с влажным хлюпом, и сел на край постели, оглаживая ноги. Накаджима приподнялся на одном локте и неуверенно сел, упёршись руками ко влажную простынь.

— Я думал, будет больнее, — Рюноскэ откашлялся, не сразу прикрыв рот кулаком.

— Я же старался.

— Ну спасибо, — Акутагава повернул на Атсуши голову, а затем медленно опустил взгляд. Накаджима уже было машинально потянулся чем-то прикрыться, но Рюноскэ толкнул его ладонью в грудь, приблизившись и встав на колени рядом. — Теперь мой черёд.

Прохладная рука коснулась твёрдого члена, и оборотень поклясться готов — уже бы кончил, если бы пальцы сжались чуть сильнее. Рюноскэ, вдохнув побольше воздуха, вжимается влажными губами в губы Атсуши, смазано целуя и продолжая водить рукой вверх и вниз, оглаживая ладонью по головке. Накаджима ахнул Акутагаве прямо в губы, чуть отстранившись — теперь рука Рюноскэ тоже мокрая. Если не смыть вовремя, ещё и липкой станет. Атсуши отрывисто дышит, приложив ладонь к своему лбу, Рюноскэ же продолжил смотреть ему в лицо, опустив одну из ног на пол, второй по-прежнему стоя коленом на постели.

— Принеси мне полотенце.

— Прине- — Атсуши, не дав опомниться, целуют в щёку, и Акутагава, щёлкнув пальцем и позвав способность за собой, уходит в тёмный коридор, слегка прихрамывая — от судороги потом ноги затекли. Накаджима встряхнул головой, приходя в себя и накрывая себя по пояс простынёй — всё равно в грязное бросит. — Принесу…

Душ значительно помог прийти в себя. Накаджима уже готов был что-нибудь приготовить, после того как хорошенько обрызгал всю квартиру аэрозолем с лавандой из уборной, чтобы совсем уж скрыть всё содеянное от чуткого нюха взрослого оборотня, как вдруг в двери начал поворачиваться ключ. Акутагава, благо уже высохший и одетый, с испугом выглянул из комнаты, Атсуши резко обернулся на дверь, стоя в коридоре. Оба переглянулись, понимая без слов, что Шибусава-сан вернулся домой, и оба метнулись к окну. Выпуская Расёмона чёрными лентами на манер паучьих лап, юноша выскакивает наружу, вцепившись острыми когтями способности в стену, напоследок обернувшись к Атсуши — тот упёрся руками в подоконник, не сводя с Рюноскэ взгляда жёлто-сиреневых глаз. На прощание Акутагава опустился аккурат на уровень лица Накаджимы, протянув к его лицу руку, подцепив пальцами за подбородок и оставив на губах оборотня поцелуй.

— В следующий раз я буду сверху, — Атсуши даже отреагировать не успел никак, как партнёр дал отмашку рукой и резко спустился вниз, поджав ноги и полностью доверившись Расёмону.