Звёзды (1/2)

on s'est promis des sentiments

tu disais: «Oui!», moi, je disais: «Non!»

on s&#039;est laissé tomber, laissé tomber</p>

Тюе было особо нечего терять: отец и так был в курсе, к тому же и сам он… ну, должен понимать сына — у них это наследственное, похоже. Парень долго вынашивал этот вопрос, готовил себя морально, собираясь с силами, много раз репетировал формулировку фразы наедине с самим собой. Накахаре было стыдно перед своим отражением, когда он понимал, чем занимается! Но всё равно сердце беспокойно стучало, стоило только подумать об этом. Был, конечно, вариант сразу обратиться к Полю за советом, но сначала всё-таки хотелось услышать мнение родного отца — Тюе казалось, Артюр разбирается в подобном немного лучше всех в его, сына, окружении.

Был четверг. Тюя честно дождался отца с работы, сготовив ужин, и честно делал вид, что он не нервничает: за своей тарелкой периодически поглядывал в телефон или односложно отвечал отцу на вопросы, мол, всё ли хорошо в школе и не нужна ли с чем-нибудь помощь. Но, как известно, Тюя плох в сокрытии истинных чувств, да и от чуткого родительского взгляда, даже несколько уставшего, не могло укрыться то, как сын хмурится, поджимает губы в раздумьях или ёрзает на одном месте, то закинув ногу на ногу, то подвернув ногу под себя, то вовсе согнув ногу на стуле в колене. Рэмбо, тыльной стороной ладони убрав выбившиеся из хвоста тёмных волос локоны за плечо, тихо откашлялся, утирая губы салфеткой, и, прожевав, негромко обратился к юноше:

— у тебя что-то случилось? — Тюя на это как будто вздрогнул. — ты выглядишь обеспокоенным.

— Да я просто… ну, задумался.

— о чём-то своём? — у Артюра на редкость проницательный взгляд, и Тюя смотрит куда угодно, но только не отцу в глаза — тот сразу догадается. — или у тебя какие-то проблемы в школе?

Рэмбо спрашивает абсолютно спокойно. Накахара знает, что, даже если бы проблемы в школе были правдой, Артюр не стал бы ни за что ругать или нагнетать обстановку — он бы помог, как всегда и делал. Сложная задача? Не беда. Конфликт с преподавателем? Можешь решить сам или подойти мне? Вызывают к директору? Колись, что натворил, посмеёмся вместе или отправим Поля. Куришь? Так я знаю, хоть и не одобряю. Но в этот раз ничего из бытового причиной не было. Чёрт, это так по-девчачьи! Тюе как будто лет десять! Парень, хмурясь, выдохнул носом и откинулся спиной на спинку стула, так и не доев — сдался.

— Не, в школе всё в порядке. Но у меня к тебе один вопрос, — Рэмбо на это только вскинул кверху тонкую бровь, отложив вилку на салфетку на стол.

— я весь внимание.

— Только не смейся. Он детский немного, но вот волнует в последнее время.

— я слушаю. что такое?

— Ну, в общем… — Тюя глубоко вдохнул, снова пододвинулся грудью к столу, потёр ногу ногой и начал: — Я уже взрослый, я прекрасно понимаю, кто был для тебя Верлен и кем продолжает являться, — Рэмбо на это лишь немного изменился в лице, но не потому, что не рассчитывал, что сын не догадается, а потому, что Тюя в принципе впервые затрагивает эту тему так прямо. — И я не недоволен или что-то ещё. Просто…

«…можешь не при мне? — проносится в голове как одна из догадок, и хоть мужчина на лице не показывает, но начал волноваться. — мне не нравится? мне он не нравится? я не против, но я хочу съехать от вас? я ревную твоё внимание-»

— Как он ухаживал за тобой?

— что? — Рэмбо резко вырвали из тревожных мыслей, и он не то чтобы не услышал вопроса, просто этот вопрос не вязался с тем, что он себе надумал.

— Пап, ну не заставляй меня повторять, я и так это еле в цельное предложение связал! — Тюя фыркнул, подперев голову одной рукой, а вторую на столе сжал в кулак, показывая, что ему несколько некомфортно.

— ах… прости, — Артюр встряхнул головой, откашлявшись снова и отведя взгляд к окну, потерев ладонью шею. — просто это максимально тот вопрос, которого я не ожидал от тебя.

— Вот и я от себя такого не ожидал.

— ладно, — видно по лицу, что Рэмбо немного подотпустило, и он, неловко улыбаясь, начал: — твой- м, Поль был крайне обходительным. всегда таким был — задаривал всем, что только видел и что, как ему казалось, могло мне нравиться, осторожно обращался со мной, будто я не наёмный убийца уже вот как несколько лет в третьем поколении, а хрупкая кукла или что-то наподобие, — мужчина, вздохнув и явно ударившись в воспоминания, подпёр кулаком подбородок, плавно жестикулируя второй рукой в такт словам: — поначалу я был крайне скверного характера, вздорным, прямо как ты, — здесь Артюр перевёл взгляд на сына и снова отвёл его, — был крайне скуп на проявление чувств в ответ, будто одолжение делал. но Поль, он… он видел, что я это не со зла, что я просто не привык к подобному отношению. не подумай, я не был груб и не обижал его! — здесь Рэмбо словно начал оправдываться, качая головой. — просто я принимал его внимание несколько холоднее, чем должен был. как ты понимаешь, чем старше становился, тем я больше таял. взрослел, смягчался к нему, понимая, что его внимание всё-таки больше приятно, чем назойливо или… dieu, я забыл это слово на японском, — Артур в попытке вспомнить нахмурился, зажмурив глаза, и начал щёлкать пальцами. persistant…

— Настойчивый?

— да, оно, — Артюр кивнул, улыбнувшись, и вновь раскрыл глаза, сложив обе руки на стол и опёршись на них и на край стола грудью, выглядя уже более спокойным. Тюя, видя, что отец не чувствует себя дискомфортно, также расслабился, не сводя взгляда с отца. — я по юной глупости отвергал почти все цветы, которые он мне дарил. во-первых, считал, что все эти цветы — это для девушек, а во-вторых, я не любил те цветы, которые он мне носил. а потом, как-то вечером, он принёс мне жёлтые гиацинты, сказав, что оббегал несколько магазинов, прежде чем их нашёл… я не сказал ему, но этот букет простоял у меня до победного, пока не увял совсем. хотя, возможно, он и сам понял, что конкретно эти цветы мне нравятся, потому что впредь носил мне только их.

«Цветы — это банально, — Тюя про себя делает мысленные пометки. — Но порой работает — запомню…»

— таить не буду: Поль понравился мне с первой нашей встречи, но моя гордость не позволяла ответить мне взаимностью сразу. всё-таки он был местным дамским угодником, — длинные светлые волосы, острые черты лица, голубые глаза, и голос такой, и одет всегда с иголочки, как самый настоящий джентльмен с револьвером в портупее на груди, манеры, осанка — принц… вы с ним, кстати, похожи в этом плане — оба светлые, оба голубоглазые, голоса похожи, даже характер совпадает в некоторых моментах, — Тюя на это скривился, а Артюр, уловив краем глаза такую эмоцию, дважды кивнул, мол, да-да, я-то замечаю. — но это всё — то, на что падки девушки. да и создавалось ощущение, что он специально пытается добиться моего внимания ради поднятия своей популярности в глазах девушек. мало ли, какие вкусы у женской половины нашего общества! — Артюр пожал плечами, полностью пустившись в рассказ. — но после его цветов и настойчивых «случайных» встреч, — мужчина делает пальцами знак кавычек, — я подумал — почему бы и нет? и я наконец ответил взаимностью. думал, конечно, что, наверное, зря я так поступаю… но потом стал замечать мелкие детали. например, если сравнивать со мной, то с девушками вокруг Поль был просто-напросто вежливым, как все французы. мою же руку он подхватывал comme un pétale de jacinthe, puis il a commencé à le porter sur ses mains… — Артюр вздохнул, сцепив пальцы рук и, упёршись в стол локтями, сложил голову подбородком на тыльные стороны ладоней. — были рестораны, поездки в ночи на его мотоцикле, прогулки вдоль Сены и Гароны, совместные вылазки на разведку, перестрелки, он прикрывает мою спину, я — его, как мы вместе выслеживали врагов нашей организации, как он подключал своих ребят и устраивал фейерверк! — в этот момент у Рэмбо появился хищный блеск в глазах и нехорошая улыбка — он сжал пальцы рук на манер обнажённых когтей, и Тюя даже как-то втянул голову в плечи — вот это отцовские внутренние демоны дают о себе знать, конечно… Но Артюр после этого, вспомнив что-то, вновь пришёл в себя, прикрыв глаза и глубоко вздохнув. — понимание друг друга без слов и даже без жестов, одними взглядами, как я тащил его, раненого, на своей спине, как ждал его пробуждения в больнице…

— Воу, пап, полегче, можно и без таких подробностей, — в этот момент Рэмбо наконец посмотрел на сына, будто вспомнив, что рассказывает, вообще-то, по просьбе сына, и неловко усмехнулся. Про себя Тюя в этот момент отметил снова: «Ну, совместной работы нам и так хватает…»

— извини, солнце, я немного отвлёкся, — мужчина отпил из своей кружки, смочив горло. — я просто вёл к переломному, так сказать, моменту. я не могу сказать, что его лицо сильно пострадало в тот момент, но кожу порезало очень много мелких осколков, ты мог наблюдать небольшие шрамы вот здесь и здесь, — Артюр коснулся пальцами своих щёк, левой скулы и левого виска, а затем встряхнул рукой, будто «выбрасывая» показанное на себе в сторону. — и тогда, когда бинты сняли, он не хотел, чтобы я заходил в палату и смотрел на него. честное слово, если бы не пострадало аккурат его лицо, я бы отвесил ему пощёчину! он полагал, что я запал на его внешность, как какая-то глупая и недалёкая девочка, и мгновенно разлюблю, когда увижу, что его лицо более неидеально. я тогда разозлился, и очень, но именно за это недоверие ко мне. и, как ты понимаешь, с тех пор мы с твоим- с Полем вместе. насовсем, — Артюр снова улыбнулся, а потом вдруг протянул руки и накрыл одной ладонью руку сына. — а потом у нас появился ты. вернее, появился ты у меня одного, но куда же я без Поля? он нянчился с тобой, как с собственным сыном…

— Так, подожди, — Тюя осторожно вынул свою руку из-под отцовской руки, — в смысле появился у тебя одного? Ты же всё это время с Полем был? Или не только с ним? А про мать мою ты ничего не хочешь сказать?

На мгновение на лице Артюра просквозил испуг, но испуг этот резко сменился хитрой ухмылкой.

— извини, солнце, но ты сам попросил без подробностей.

Тюя прищурился, надолго задержав на лице отца взгляд, будто желая в его глазах увидеть нечто изобличающее, но, подумав, отринул идею отвлекаться от темы. Потом узнает как-нибудь, никуда оно не денется.

— Ла-адно, один-один, — юноша махнул рукой, вставая из-за стола и поднимая за собой тарелку со стола. — Спасибо, что рассказал. И я всё, наверное.

— оставь, я уберу, — Рандо вернулся к своему ужину. Тюя моргнул, кивнул и оставил посуду, только голос родителя вновь нагнал в дверях: — может, мне сготовить что-нибудь сладкого? или чего бы ты хотел? а то только ты и готовишь.

— Да не, не хочу, я сытый, — Накахара махнул рукой, уходя по коридору к себе. — И, пап, давай признаем, я готовлю лучше, чем ты. Лучше давай закажем что-нибудь в следующий раз… Или ты принеси с ресторана какого-нибудь.

— а в детстве ты не особо был придирчив к моей готовке. но да, согласен, готовить не люблю.

— Вот и прекрасно. Приятного аппетита, — Тюя зашёл в свою комнату, прикрывая дверь почти полностью, оставив лишь щёлку.

Сообщение для: Поль

20:16. эй, ты дома завтра вечером?

Сообщение от: Поль

20:43. а что)</p>

20:45. мне с тобой поговорить надо

20:46. ого, о чём? по телефону перетереть никак?</p>

20:46. неа, тема крайне серьёзная

20:47. тебе нужен секс-просвет???</p>

20:47. ФУ, НЕТ, ДРУГОЕ

20:48. merde)

20:49. не дома

20:50. а ты во сколько после школы освободишься? у меня есть свободный час завтра с шести, можем встретиться где-нибудь</p>

20:51. где

20:52. а где тебе удобно будет</p>

20:52. вообще без разницы, мотоцикл куда нужно донесёт

20:53. хмм…

20:53. тогда на набережной, я там близко буду</p>

20:54. в шесть!

20:55. 💖😻❤️‍🔥🥖🥐❤️🤍💙</p>

Если от отца хоть и веяло защитой, но обсуждать с ним какие-либо щекочущие душу и неловкие темы было немного… да, неловко, то Поль являл из себя полную противоположность — можно спросить любую хрень и получить на неё вполне вменяемый ответ, а главное — не чувствовать себя после этого не в своей тарелке. Но была и иная сторона медали: от Поля вполне себе можно было ожидать такой же хрени в ответ — мог начать задавать неудобные вопросы или вовсе высмеять по-дружески. Тюя понимал головой, что Верлену доверять можно хотя бы потому, что Верлен — не «мамина подружка», которая всё растреплет «матери». Однако быть готовым держать оборону тоже нужно.

В пятницу Дазай после школы даже как-то расстроился, когда узнал, что Накахара куда-то срочно сваливает. «И без меня?!» — наигранно-возмущённо воскликнул он, когда увидел, как Тюя в срочном порядке без десяти шесть срывается со школьных ступеней и бежит к своему мотоциклу. «Тебя и без меня домой в сохранности доставят, шарнирный!» — бросил Тюя, стараясь максимально не задеть намёком о прошедшем инциденте, прежде чем вскочить на своего <s>розового</s> металлического коня и дать по газам, не надев даже шлема. Атсуши, склонив голову к плечу, только взглядом товарища проводил: «И куда это он так торопится?» Рюноскэ меланхолично, держа телефон в руке и не отрывая глаз от экрана, ответил: «На свидание торопится». Осаму от услышанного возмутился ещё больше: «А ничего, что я здесь?» Акутагава на это только скривился, а Накаджима прикрыл рот рукой, стараясь не выдавать подлого смешка.

Тюя чуть не врезался в парапет, экстренно тормозя и сбегая с тротуара на набережную по ступенькам вниз, едва не поскальзываясь на гладком асфальте в своих кедах. Он только сейчас, на бегу, соображает, что даже не поинтересовался у Верлена вчера, где на набережной они встретятся конкретно — на какой-нибудь лавочке, на углу или у колеса? Парень, не сбавляя шага, достаёт телефон из кармана, ища Поля в контактах на предмет набрать его и спросить, оглядываясь заодно по сторонам, вдруг увидит заранее, но… В какой-то момент перед глазами от удара о что-то впереди заплясали звёзды, и наступила секундная темнота — Накахара, столкнувшись с препятствием, едва не упал, но за руку его что-то схватило. Его телефон, по дуге из второй руки вылетевший вверх, был пойман рукой в белой перчатке. Верлен, стоя перед ним согнувшимся, держал парня за руку, не давая рухнуть на асфальт, и оба смотрели друг на друга широко раскрытыми от неожиданности глазами. Поль резко выпрямился, поставив следом за собой Тюю на ноги, и тот машинально забирает телефон, убирая в карман и отряхиваясь.

— Ну чего ж ты так неосторожно? — Верлен усмехнулся. Он был без своего пальто в этот раз, в одной чёрной рубашке, и волосы были убраны в небрежную косу — Рандо заплетает аккуратнее. — Еле заметил тебя краем глаза: бежит, вихры назад, прямо как ураган, и смотрит куда угодно, только не на меня, в телефон свой впялился.

— Я тебе набрать хотел, узнать, где ты, — Тюя уже восстановил дыхание, встряхнув головой.

— Дома-то был?

— У меня десять минут назад звонок прозвенел.

— Голодный?

— Дома поем, не помру.

— Как знал, — Поль улыбнулся, и только сейчас Накахара обращает внимание, что во второй руке мужчины зажат бумажный пакет, протянутый, собственно, парню. — Ты вовремя, даже не растаяло.

— А? — Тюя с неким удивлением — и, что скрывать, любопытством — глянул внутрь пакета, вынимая оттуда совсем свежее и даже ещё прохладное шоколадное мороженое в большой бабл-вафле. — Это мне?

— А кому ж ещё.

— О, я… — Тюя от неожиданности подарка прочистил горло, сминая пакет и убирая его в карман брюк. Действительно, от одного вида вафли и осознания, что она полностью отдана юноше на растерзание, живот заурчал. — Спасибо, но в честь чего?

— Думаешь, я смогу себе простить, если ребёнок голодным будет? — Верлен прикрыл рот, зевая, и упёрся спиной в парапет над расстилающейся вдаль бесконечной водой с бликами заходящего солнца. — Артюр всё равно не одобрил бы, что ты ужинаешь таким, а не супом, потом вторым и уже только потом сладким.

Тюя уже хотел было откусить от вафли, но от услышанного фыркнул и прищурился, сначала поглядев на Поля и затем оглядевшись по сторонам — на всякий случай.

— Ешь давай, пока не растаяло. Накапаешь на футболку — твой папа убьёт меня в первую очередь, — Верлен, пользуясь тем, что у Тюи заняты руки (вторую он убрал в карман), треплет его по рыжей голове. Накахара выглядит так, будто от одного прикосновения к себе резко вскинется и укусит за пальцы, но он только хмурится. — Смотри, не рассказывай ему, что я тебя кормлю всякой дрянью.

— Мне не пять лет уже, чтобы скрывать это, — Тюя отвечает только тогда, когда прожевал. А Поль на это внезапно охнул и приложил ладони к лицу в напускном удивлении.

— Dieu, а сколько тебе? Неужели десять? Дети так быстро растут! — Накахара уничижительно смотрит на Поля, пока тот, заметив нужную реакцию, не усмехается. — Да ладно тебе, над тобой толком не пошутить было даже, когда я тебя видел в последний раз. Имей совесть.

— Чтобы шутить, нужно иметь чувство юмора, а не сборник анекдотов за десятый год.

— У-у-у, ну ты прямо как твой отец отвечаешь. Ни единого проблеска понимания, — Верлен смотрит на Накахару сверху вниз, упёршись руками в каменное ограждение за спиной. — Так что ты хотел от меня?

— Мне нужно узнать у тебя кое-что, — Тюя полностью увлечён вафлей, стараясь не пачкать нос в мороженом. — Не беспокойся, у отца я уже узнал, но мне нужна твоя точка зрения.

— Неужели со мной советуются, как с настоящим отцом…

— Я серьёзно, вообще-то.

— Так я тоже.

— Всё, хватить шутить, — Накахара прожевал вафлю, специально не смотря в сторону Поля. — Мне чисто для себя. Когда вы с отцом только познакомились, как ты за ним ухаживал?

— Я- что?

— Что слышал, Поль.

— Какое нынче проницательное поколение пошло.

— Это весьма странно не понять, учитывая, что ты при каждом разговоре с ним называешь его только «любовь моя» и всё такое.

— А я думал, это незаметно, — Поль откинул голову назад, и его волосы слегка встрепенулись от дуновения ветра с моря. — Ладно, покамест вопросов задавать не буду. Uniquement par m&#039;langue.

Накахара хотел было кивнуть, но заодно задел носом и щеками мороженое в вафле. Голубые глаза скосились к носу, пытаясь оценить масштаб ущерба, а свободная рука зашарила по карманам в поисках чем-нибудь вытереться, хоть скомканным бумажным пакетом, пока перед лицом не появилась упаковка влажных салфеток — её любезно протягивал Верлен. Тюя осторожно вытянул одну из салфеток из упаковки, протирая лицо.

— Comme t&#039;dis, — ответил парень.

— Вот и отлично, — Поль всплеснул руками, и мелодичная французская речь полилась с бледных уст: — С внешностью мне повезло, врать не буду, я слишком себя люблю. Есть лишь, наверное, только два человека, которых я люблю больше себя… Но, если говорить начистоту, отбоя от женского внимания у меня не было. Блондинки, брюнетки, шатенки, прекрасные рыжие, даже азиатки — все. Имея деньги с самого начала своей жизни, я не скупился на подарки, рандеву, круизы… даже порой с несколькими сразу. Твой старый знакомый Поль разбивал девичьи сердца направо и налево! Мне льстило внимание, только и всего. Потом я видел, что мадемуазелей интересует абсолютно всё во мне, окромя того, кем я являюсь на самом деле, и выяснялось, что моя кровавая деятельность их пугала. Представляешь, некоторые даже умоляли бросить всё это ради них! А я смотрел и думал — кто же ты такая, мадемуазель, с которой я встречаюсь от силы пару месяцев, чтобы отнимать у меня то, что досталось по наследству? Я бы сравнил себя с небезызвестным портретом, дружок, только вместо портрета искривлялось моё нутро, в то время как внешне я хорошел и хорошел. Смотрел на себя порой в зеркало и думал: в принципе, если бы можно было жениться на самом себе, я бы так и сделал.

— Крайне интересно, но где в восхвалении тебя появляется мой отец? — Тюя закатил глаза, искоса глянув на блондина. «Чёрт возьми, я даже не знаю теперь, воспринимать сравнение с ним от папы комплиментом или намёком что-то в себе исправить…»

— Тцк, не перебивай, — Поль взмахнул одной из рук в воздухе, очертив круг и сомкнув все четыре пальца с большим на манер «прикрой-ка рот». — Так вот. И вдруг в моей жизни, избалованной вниманием всех вокруг, появляется он… Вихрь! Тёмные волосы взметнулись гелиотропным каскадом, и эти жёлтые, как золото, глаза вцепились в меня, как два ножа. Я, признаюсь, даже оторопел перед переведённым в наш округ новичком из какой-то известной в наших кругах четы, а затем по привычке поклонился и взял за руку, чтобы поцеловать тыльную сторону ладони, как и полагает джентльмену, но его рука из моей ладони исчезла так же быстро, как его пальцы схватили мой воротник и резвым движением толкнули к стене, а тонкий нож пристал к моему горлу: «Скажи хоть один аргумент, почему я не должен распороть твою глотку прямо сейчас». И я стоял, слегка согнув ноги в коленях и показывая свои ладони, в любой момент в силах вынуть такое же лезвие из рукава, но эти глаза… От него веяло холодом и ароматом дорогого одеколона. Боже, вот именно тогда я и понял — если он не станет моим, я умру!

«Что-то я не припомню, чтобы отец рассказывал об этом… — Тюя невольно даже заслушался, глядя на Поля. — Грубость и холод — одно, а тут прямая угроза убить? Твою мать, надеюсь, она не понадобится!»

— Мсье Рэмбо, как он затем представился, работал один и только один, напарники были ему не нужны. Как вспомню, как он курил свои gitanes, как раздражённо кривил губы в ожидании практически всегда, как наспех забирал лентой волосы… И я смотрел. Наблюдал издалека, подбираясь всё ближе и ближе. Когда я первый раз пошёл за ним на его задание, мы чуть не убили друг друга: он слишком неожиданно развернулся, приставив мне револьвер к подбородку, а я чисто машинально вынул нож, едва не царапая лезвием кожу на его шее. Как он смотрел на меня! Буря эмоций — хладнокровие, удивление, злость, раздражение… Мне казалось, только понимание ситуации и невозможность шуметь позволили ему не обругать меня всеми словами, на которых только его мир стоял. А мой мир стоял передо мной, и я следовал за ним, прикрывая собой его спину. Как потом выяснилось, и он собой прикрывал мою. «Вот именно поэтому я работаю один, дьявольское отродье!» — кричал он, держась одной рукой за кошку на краю крыши, а второй схватив за руку падающего меня. «Вот именно поэтому я был здесь!» — кричал уже я, когда его револьвер выбило в море, его самого ранило в ногу, а я нёс его до машины на руках. К сожалению, после моей попытки подарить ему розы с припиской, что они в цвет его крови, эти цветы полетели мне в лицо. Я убегал от него по штабу, а он молнией двигался за мной, грозясь пристрелить! Либо я был чрезвычайно ловким для ближнего боя, либо он щадил меня, но от его выстрелов страдала моя одежда и один раз — мой телефон в кармане. Но за то, что он был рядом и мог схватить меня за шею, я был готов простить всё…

«А я-то, наивный, думал, что это Поль дикий… — Тюя вздохнул, ничего не говоря и доедая вафлю, вытирая руки другой салфеткой. — Папа, ты явно о многом умолчал».

— Ему не нравились ни тюльпаны в цвет его глаз, ни букеты тёмных оттенков, как его чудесные волосы, ему не нравились одеколоны, приглашения в рестораны, билеты в оперу… Твой отец отвергал абсолютно всё! — здесь в голосе Верлена послышалось возмущение, и он забавно нахмурился. — И тогда я осел под дверью его квартиры, сказав, что никуда не уйду, пока он не скажет, что я делаю не так и что мне нужно сделать, чтобы он наконец мне открылся. И знаешь, что я услышал в ответ? «Как ухаживал за своим женским скопом, вот так за ними и ухаживай. Я наёмный убийца, способный собственными руками задушить человека и глазом не моргнуть, не говоря о других пытках. А ты носишь мне цветы. Зачем мне они?»

— Ну, по сути, он прав…

— Прав-то он прав, но тогда я всё осознал. Одним вечером постучался в цветочный магазин одной девушки, с которой я раньше встречался и расстался не так резко, как обычно бывает, — Поль потирает висок, будто вспоминая, а затем, потянувшись руками вверх, разминает спину и разворачивается к ограждению лицом, упёршись локтями в парапет. — Расспросил, какой из цветов символизирует любовь и всё такое, и выбор мой пал на гиацинт. Боже, да я как сейчас помню, что Гиацинтом звали древнегреческого юношу невиданной красоты, в которого влюбился сам бог света, и стоило мне лишь услышать об этом, я сразу взял целый букет этих цветов. Но, как ты понимаешь, просто с букетом я бы заявиться не решился. Я выкупил у своих точно такую же модель револьвера, что был у Артюра, и спрятал среди цветов. Представляешь? Это был первый мой дар, который не полетел мне в лицо или из окна!

«Вот это я понимаю — любимые цветы, пап, ловко ты это придумал, молодец», — Тюя запрыгнул на ограждение, сев и свесив ноги книзу. Там плескалась вода в лучах оранжевого солнца.

— Твой отец таял медленно, — Верлен подпёр щёку ладонью, сняв с неё перчатку. — Но мне так льстило, что я наконец добился его расположения! Он, правда, продолжал твердить, что работает один, но его гнев всё больше и больше сменялся на милость, когда я «случайно» появлялся на его маршруте. Особенно он оценил, когда я впервые подъехал на своём мотоцикле, крикнув, чтобы быстрее садился, пока тут всё к чертям на воздух не взлетело. Было большим усилием скрывать мурашки по спине, когда он сидел сзади и держался за меня одной рукой… В мои рёбра, правда, упирался один из его метательных кинжалов, но в тот момент мне было так глубоко плевать. Вроде как до сих пор можно разглядеть тонкий шрам вот здесь, — Поль встряхнул головой, показывая рукой где-то под самым нижним ребром слева. — Вот скажи мне, юноша, чем отличаются женщины в проявлении любви от мужчин?

— Много чем, — Тюя пожал плечами, даже особо не задумываясь. — Список можно продолжать бесконечно. Хотя бы даже если сравнить твой рассказ и рассказ моего отца.

— Неа, вот тут ты не прав, — Поль улыбнулся, и Тюя с подозрением глянул на него. — От женской любви на твоём теле остаются следы от их помады после поцелуев, а от мужской — шрамы от ножей и пуль.

— Глубоко.

— А то. Я ещё и не то могу.

— Кстати, про шрамы, — тут уже к юноше повернулся мужчина, — папа упоминал про инцидент, от которого у тебя остались порезы на лице. Это правда с того момента, или я не знаю ещё чего-то?

Поль помолчал, не сразу ответив. Он смотрел в воду, о чём-то думая, и Тюя уже хотел было сказать, что если он не хочет, то может не отвечать, но Верлен его опередил.

— Правда, друг мой, — блондин не выглядел обременённым воспоминаниями, значит, это его не гнело. Наверное, просто момент для него чересчур памятный. — У меня тогда не забинтованными остались только нос и глаза. Издержки моей деятельности, ничего не поделать. Мне ещё повезло, что, во-первых, глаза остались целыми, а во-вторых, никаких глубоких порезов не было, иначе шрамы были бы заметнее. Можешь попытаться сосчитать все прямо сейчас, а я тебе скажу, верно ты насчитал или нет, — Верлен повернулся лицом к Тюе, выпрямившись и упёршись в ограждение уже одной рукой.

«Так, вижу на щеках россыпь белых тонких линий, — Накахара присмотрелся внимательнее. — На скуле слева вижу… слишком очевидно, где ещё?»

— Понимаешь, когда твой отец начал отвечать мне взаимностью, когда перестал быть колким и язвительным, перестал при каждом удобном случае приставлять к моему горлу ножи, я чувствовал себя так хорошо, как никогда не чувствовал себя подле окружающих меня женщин. Не знаю, видимо, это чувство и называется любовью, будем уж честными, раз я тут перед тобой разглагольствую на такую тему. Помню, когда он, выйдя на улицу возле нашего штаба, окликнул меня: «Заводи своего коня, довезёшь меня до места». А у меня нет второго шлема! Естественно, свой я отдал твоему отцу, хоть он и противился. Я тогда ответил ему что-то вроде: «По твоему поведению и не скажешь, что ты будешь огорчён, если мы разобьёмся и моя голова расколется на две части, а ты останешься невредимым». И знаешь, знаешь, что Артюр мне ответил? Бросил так буднично, отвернувшись: «Не неси бред». И защёлкнул забрало. Клянусь, я так хотел взглянуть на его лицо в этот момент!..

«Точно, — Тюя едва не щёлкнул пальцами. — Папа говорил про висок. Ага, специально ко мне не повернулся боком, чтобы я его пропустил! Нет, не проведёшь».

— Он принимал мои предложения поужинать вместе всё чаще и чаще, друг мой. А один раз, помню, я довёз его до квартиры, и начался сильный дождь. Он заходит под навес своей двери, открывая дверь ключами, оборачивается на меня, прикрывающего голову полой плаща, вздыхает и говорит, раскрывая дверь шире: «Заходи, не мокни». Честное слово, я тогда чуть мотоцикл прямо на дороге не бросил! Всё казалось, что Артюр скажет, что это шутка и я долго шёл, и захлопнет предо мной дверь. Но нет.

«Нет, шрамов точно больше нет. Шея чистая, не вижу больше».

— …Именно поэтому мне было сложно позволить ему смотреть на меня, изуродованного, на больничной койке, — Поль здесь покачал головой, на секунду поджав губы. — Даже не хотелось к нему поворачиваться, а он, вихрь, ворвался в палату, игнорируя протесты врачей, подлетел ко мне и резко повернул за подбородок. Этот взгляд, мне кажется, я запомнил навсегда. Смесь возмущения и… беспокойства? Причём, понимаешь, друг мой, он не осматривал моего лица — вот что мне запомнилось больше всего. Он смотрел мне в глаза, словно в душу. А затем прошипел что-то вроде: «Ты, идиот, наивно полагаешь, что после всего произошедшего между нами я отвернусь от тебя из-за какой-то поганой травмы?!» Может, даже погрубее сказал, но я не помню точно. Ты ещё маленький, чтобы такое слушать.

«Что-то папа не упоминал, что ругался на Поля».

— Это сейчас шутка про маленького? — Тюя нахмурился.

— Возможно, — Верлен усмехнулся. — И мы тоже были молоды. Чуть старше и выше тебя, — блондин подмигнул. — Поэтому мои предложения сходить в ресторан или прогуляться всё никак не могли перетечь в предложение руки и сердца. В конце концов, мы даже не признавались друг другу в любви! Нет, вернее, хотя бы один я — Артюр тогда сквозь землю бы провалился лучше, чем сказал такое словами через рот. Помню: ночь, мы сидели в чистом поле на тёмных холмах за старыми разрушенными домами, он курил. И я говорю: «Ты мне нравишься, любовь моя, я готов отдать тебе половину мира…» — здесь Поль жестикулирует, приложив одну из рук к груди, а вторую вытянув вперёд. — И он, моя любовь, смотрит на меня, выпуская тонкое кольцо дыма мне в лицо, и говорит, подперев щёку ладонью: «То есть, ты допускаешь мысль, что тебе априори принадлежит целый мир? Я думал, он принадлежит мне». Я рассмеялся. Твой отец в то время всегда был на редкость прямолинеен.

— Так он в итоге ответил тебе или нет?

— Конечно. До сих пор мурашки, как вспомню, как он хватает мой воротник, стряхивая пепел с сигареты в сторону, и шепчет: «Люблю и одновременно ненавижу за то, что ты так поздно появился в моей жизни и не был со мной всю жизнь». И потом мы-

— Фу, без подробностей! — Накахара скривился, замахав руками. Верлен только засмеялся.

— Слава богу, ты не утруждаешь меня рассказом подробностей с твоим отцом. Как мы вынимали кишки у врагов, например, если капсулу с важной информацией они думали глотать перед смертью, — Тюя про себя подумал, что уж лучше такие подробности, чем- фу-фу-фу, нет! — Ну так сколько шрамов насчитал, математик?

— Под глазами на щеках, скула и…

— Ну?

— Кажется… хм… Висок, да, — парень в жесте задумчивости приложил палец к подбородку. — Такая длинная белая полоса, которую ты скрыл волосами и думал, что я не увижу её. Верно?

— Ого, — Поль невольно вскинул белые брови и вновь развернулся спиной к воде. Пальцами он потянулся к своей голове, убирая нависшие пряди и демонстрируя тонкую белую полосу, так и не поросшую волосами. Прошло бы чуть глубже — Верлен мог бы истечь кровью. — Раньше никто его не замечал. Как ты о нём догадался?

— Интуиция, — Тюя победно хмыкнул и, повернувшись к тротуару, спрыгнул ногами вниз, отряхнув руки. «Спасибо, пап, за подсказку», — пронеслось в голове. Он уже хотел было спросить что-то ещё, но вдруг телефон завибрировал в кармане тревожным сообщением. Стопроцентно отец беспокоится, где его сыночек шляется уже час после школы.

— Артюр, да? — Верлен, переключившись на японский, скрестил руки на груди, когда Тюя глядит в телефон и кивает в ответ на вопрос. — Не изменился.

— В точку. Ладно, я поеду домой, — Поль наблюдает, как юный собеседник убирает телефон обратно в карман брюк, что-то быстро напечатав отцу в ответ. — Спасибо, что рассказал всё это. Правда. И извини, если отвлёк от дел.

— Брось, ради тебя могу выкроить время.