Одноклассники (1/2)

party like a russian, end of discussion!

dance like you've got concussion,

put a doll inside a doll!

party like a russian, disco seduction!

have it like an oligarch! </p>

Атсуши бежал, как никогда раньше. Он бежал, зажав бутерброд в зубах и жуя на ходу, не боясь подавиться. Бежал, словно за ним бежит взбешённая стая бродячих псов, почуявшая кошку, и им плевать, что единственное, что в Накаджиме есть от кошки — это его принадлежность к семейству кошачьих. Утро было на редкость прохладным, небо — пасмурным, но мальчишке холодно не было; ему и так холодно бывает редко, он накидывает толстовки или олимпийки только тогда, когда начинает крупными хлопьями падать снег, а тут он практически всю дорогу бежал, едва не взвалив язык на плечо.

Он проспал. Снова. А попросить отца отвезти было уже неактуально — он выехал из дома раньше, чем Атсуши проснулся. Проклятье!

Сворачивая во дворы и мельком оглядывая их на наличие людей, он в прыжке обращал ноги в тигриные лапы и передвигался широкими отрывистыми шагами, не брезгуя отталкиваться ими от деревьев или фонарных столбов, набирая скорость в коротком полёте. На последних поворотах Атсуши встряхивал и руками, становясь на все четыре и в один прыжок пересекая двухполосные дороги; он почувствовал себя Осаму, когда, не посмотрев на наличие машин, вылетел из-за угла прямо под нос одному автомобилю, под оглушительный гудок от испуга приземлившись на передние лапы, пройдя по инерции на них несколько метров, опустившись на ноги и побежав уже совершенно обыкновенно дальше, бросив неаккуратное: «Извините!» Накаджиме — ничего, а вот девушка за рулём, с круглыми глазами наблюдавшая за незнакомым подростком, который бросился под её машину и на её глазах куда-то дел звериные конечности от наверняка аниматорского костюма, чуть не поседела.

В телефоне наверняка висят сообщения с вопросами, куда делась их общая кошка, но если Атсуши остановится ответить, он точно потеряет драгоценные секунды, а потом ему возместят время опоздания сорока листами сочинения на тему «Почему я опоздал?» от руки, естественно.

Ворота школы совсем рядом, и Накаджима, чтобы не оббегать забор кругом, с разбега прыгает на ограждение, подтягиваясь на руках и перемахивая на территорию, спеша к главным дверям. Двор школы очевидно был пустым, и Атсуши казалось, что увидь его из окон кто-нибудь из учителей — он с этим взглядом в спину проживёт всю жизнь, как со шрамом и родимым пятном, а не дай бог увидит Фукудзава-доно — испепелит на месте. Останется от <s>перспективного оружия мафии</s> юного оборотня только чёрное пятно на тротуаре.

Накаджима встряхнул головой, чувствуя облегчение, когда наконец скрылся под высоким и широким козырьком над главными дверьми. Правда, на периферии зрения что-то замаячило, и Атсуши, переводя дыхание, чтобы не задохнуться в здании, невольно обернулся через плечо. К воротам подъехала, зарычав тормозами, знакомая глянцевая чёрная машина, и с раскрывшейся передней двери вылетел, будто кем-то ещё и вытолкнутый, неожиданный Накахара-бог-из-машины-Тюя, выход которого сопровождал голос водителя: «Лети во взрослую жизнь!» На водительском сидении на секунду засветилась чья-то светлая голова, прежде чем водитель махнул рукой в белой перчатке на прощание и дверь захлопнулась. Тюя, особо не смотря по сторонам, в несколько прыжков преодолел расстояние до школьного крыльца и только у дверей едва успел затормозить, чтобы не врезаться в Атсуши. Машина, зарычав снова, галантно растворилась в пустых утренних улицах, а растрёпанный вид Тюи говорил только о том, что товарищ тоже по какой-то причине опоздал.

— Проспал?

— Проспал, — Атсуши уверенно кивает головой, не видя смысла врать.

— Понимаю, — оба пожимают друг другу руки, входя в здание и уже было бросившись к главной лестнице на второй этаж, но Тюя вдруг хватает Атсуши за воротник сзади, остановив. — Если мы пойдём так, придётся идти мимо кабинета математики.

Накаджима, поразмыслив ровно секунду, сопротивляться не стал, и оба, спустившись обратно на первый, свернули к лестнице влево. Там всё равно кабинет даже ближе.

Школа была так тиха, как бывает только тогда, когда идут уроки или того пуще — контрольные и экзамены. Каждый шаг, казалось, отдавался эхом в светлых стенах, каждый вздох звучал раскидистым порывом ветра. Издалека, с начала левого крыла коридора рядом с центральной лестницей, слышался зычный голос учителя алгебры, объясняющего, как решать логарифмы параллельному классу. Поднимаясь на второй этаж и уже более-менее восстановив дыхание, Атсуши мельком бросает взгляд на одну из дверей — их классный кабинет, и благо что дверь прикрыта настолько, чтобы удалось проскользнуть незамеченным. Ода-сан, конечно, не настолько страшный в плане наказаний за опоздания и прогулы, как Куникида-сан, хоть и является классным руководителем, но тут больше играют чувства вины — преподавателя не хотелось заставлять разочаровываться в подопечных. Тюя, не доходя двери, переходит на цыпочки, проходя почти крадучись мимо, Атсуши же просто сбавил шаг — он от природы ходит тихо, — но резко остановился. Тюя, видя, что камрад за ним не идёт, обернулся назад, хмуря брови и одним взглядом словно спрашивая причину остановки. Накаджима замер за дверью классного кабинета, приподняв голову и к чему-то по-звериному прислушиваясь. Накахара следит ещё несколько секунд, ожидая, когда Атсуши раздуплится, но тот, необыкновенно для него заинтересовавшись услышанным, повернулся к двери лицом и пришагнул ближе, поманив Тюю рукой, мол, иди сюда. Будь на месте Атсуши Осаму, Тюя и не подумал бы подходить — тот интересуется всем, от важных новостей до сплетен, — но если уж даже Накаджима встал, то там определённо что-то стоящее внимания.

Атсуши дёрнул появившимся тигриным ухом на макушке, ловя каждое слово. Тюя тихо вернулся обратно, вставая рядом и внимательно слушая.

— …я разговаривал со всеми ними лично, и у меня сложилось вполне хорошее впечатление о них, — спокойный голос Оды-сана звучал со стороны его рабочего стола. — Их проходные баллы нужного уровня для их класса, так что не вижу проблемы. Единственное замечание — один из них не очень хорошо разговаривает на языке. Как бы это не помешало ему в сдаче промежуточных аттестаций.

— И всё же Вы прекрасно знаете, кто отец одного из них, — второй голос неожиданно принадлежал Фукудзаве-доно, и от него Тюя едва не присел — если директор поймает их на опоздании из-за подслушивания, им двоим сразу проще сквозь землю провалиться, чем пытаться оправдаться перед отцами.

— Знаю. Читал, — Ода-сан вздыхает. — Но наше положение безвыходно, Юкичи-доно. Открытая агрессия к такому контингенту не сыграет нам на руку ни с какой стороны.

— Вот и я так подумал. Педсовет назначен на конец этой недели, так что…

— Я Вас понял. Остаётся надеяться только на то, что как абстрактные дети они не доставят проблем.

— А я Вам говорил несколько лет назад, что нужно срочно добирать людей в Ваш класс. А теперь поздно.

— Не умаляйте мой педагогический стаж. На любого ребёнка можно найти управу, если подобрать правильный подход, — голос Оды-сана стал строгим. — К тому же при личной встрече они не выглядели откровенно маргинально, как их, прошу прощения за выражение, малюют.

— Про таких есть другая пословица, Сакуноске-сан, — голос Фукудзавы-доно приблизился вместе с его шагами, и у Атсуши, когда он дёрнулся, сердце ушло в пятки. Тюя же стоял твёрдо, полностью увлечённый и сосредоточенный на том, что слышит. — Волки в овечьих шкурах. Первую неделю побудут паиньками, а потом?

— Им также невыгодно действовать в открытую, если у них есть какой-то план. Вернее, не у них самих, а у тех, кто выдаёт им план их действий, — скрипнул стул на колёсах — Ода-сан повернулся к двери, а директор остановился где-то посреди. — В школе много людей, под присмотром не должно случиться ничего… вон выходящего.

— Но Вы ведь понимаете, что речь идёт не о простых смертных? Они неспроста пришли именно в эту школу. Они прекрасно знали, в какой класс попадут. Вернее, к кому.

— Родительский комитет не останется в стороне, не беспокойтесь. Я проведу собрание на следующей неделе. Могу даже вызвать на личную беседу группу риска.

— Тогда оповестите Ваш класс.

— Я и собирался это сделать, пока не пришли Вы. Придётся отнимать время у… где у них сейчас урок?

— Посмотрите в расписании.

— Так… история на втором.

Накахару и Накаджиму как током ударило, стоило им услышать про собственный урок. У них и так голова перегружена странной информацией, стопроцентно касающейся их класса, а тут ещё и этот стресс-фактор! Оба быстро переглянулись, понимая, что не успеют убежать тихо, и Тюя, не медля, подхватывает Накаджиму под руками, засветившись алым и отталкиваясь ногами от пола. Гравитация в очередной раз послана самим Накахарой Тюей, потому что ему так удобно, и оба, приземлившись прямо у двери нужного кабинета, залетают на порог, встав столбом. Рампо-сан, стоящий посреди кабинета, медленно обернулся, снимая очки и вскидывая бровь.

— Надо же, кто пришёл, — он с нехорошей улыбкой разворачивается к опоздавшим, и Накахара в непонятках бросает взгляд на их места. Естественно, на них обоих с удивлением и даже неким возмущением смотрят оба Мори-младших, ведь как это так: всегда если и опаздывают, то только они, но никак не Накахара или Накаджима! Опоздавшие даже не сразу понимают, что двое ожидающих сидят совсем не на своих местах, а на новых, на четвёртом ряду у окна, а их привычные места пустуют. Как и места Атсуши и Тюи. А между последней партой Дазая и второй партой Акутагавы и перед ней подозрительно зияют свободные столы. — Вы весьма вовремя, молодые люди.

— Извините, я- мы- — Атсуши начинает лепетать, по стене стараясь пройти к своему месту, но историк ловко подходит к ним обоим и ненавязчиво за плечи вытаскивает на середину класса.

— Ваши объяснения слушать я не хочу, буду честным, а объяснительные или изощрённые сочинения на сорок страниц мне лень будет читать, поэтому будете историческими пособиями по Советско-Японской войне с августа по сентябрь тысяча девятьсот сорок пятого года. Поделитесь, кто из вас будет какой стороной, — Накахара и Накаджима с непониманием переглянулись, — а я покамест определю план действий…

…Тюя даже не особо понимал, что делает, просто смотрел на указки рукой преподавателя или на схемы мелом на доске. Вся его голова была занята подслушанным разговором и тем, что Ода-сан так и не появился. Он вообще планировал заходить или его что-то сбило? Где он? Задержался с директором? То и дело Накахара поглядывал на часы, а Накаджима, ещё до входа в класс убрав тигриные уши, прислушивался ко всему, что происходит за дверью. Их одноклассники что-то записывали в тетрадях, спрашивали точно так же, как и тот же Осаму, и, когда демонстрация Маньчжурской операции прошла успешно, Атсуши и Тюя быстро прошли на свои места. На те самые, которые были рядом с Мори-младшими. Их никто не развернул на полпути, следовательно, они всё поняли правильно.

Четыре пустующих парты на другом конце класса как бы только подтверждали то, что они услышали.

— Кто нас сместил? — Тюя обернулся к Осаму, спрашивая вполголоса и поглядывая на историка, чтобы не сделал замечания.

— Кто бы знал, — Дазай передёрнул плечами, вытягивая длинные ноги вперёд, а руками хватаясь за край своей парты, приблизившись к Накахаре. — Просто попросили освободить и пересесть. Была версия, что туда что-то пролили или просыпали, но раз Атсуши никак не отреагировал…

— Где вы были? — к Тюе полубоком повернулся Рюноскэ, смотря то на него, то на Атсуши впереди.

— Трамвай сломался, — Дазай полушёпотом влез в разговор, сложив голову на руки и хитро ухмыльнувшись, на что Акутагава только глаза закатил.

— Проспал, — Накаджима выложил учебник на стол вместе с тетрадью, усевшись наконец прямо и вдохнув.

— Я тоже, — Накахара достал только тетрадь, сбросив сумку на пол и упёршись локтем в спинку стула позади. — Но дело не в этом. Мы с Атсуши кое-что услышали.

Накаджима, обернувшись и посмотрев на Тюю, нахмурил светлые брови, и оба друг другу кивнули. Посмотрев ещё раз на Рампо-сана, что-то вещающего, Атсуши поманил Рюноскэ рукой к себе, и тот, слегка приподнявшись, опёрся грудью о парту, приблизившись к оборотню, а вот Накахара повернулся к Осаму, приложив ладонь ко рту с одной стороны. Дазай встряхнул головой, взъерошив рукой свои волосы, и с интересом поглядел на Тюю.

— К нам в класс собираются добавить нов-

Договорить не успели ни Накаджима, ни Накахара. В это время деликатно распахнулась дверь класса, и на пороге появился Ода-сан. Дазай тут же поднял голову, махнув классному руководителю рукой и широко улыбнувшись, но тот, поймав взгляд подопечного, приложил палец к губам, а сам вкрадчиво поинтересовался у историка:

— Могу я занять пять минут?

— Но только пять! — Рампо-сан мгновенно переключился, поправив очки на носу и скрестив руки на груди, отойдя к своему столу. — Отсчёт пошёл.

— Прелестно, — руководитель зашёл в кабинет, оглядев ещё раз свой класс, пересчитав по головам, щурясь на те места, которые обычно никогда не пустуют, и вспоминая прогульщиков, а затем, вздохнув, начал: — Вы уже взрослые, господа, поэтому долго томить вас не буду. Теперь вас станет больше до конца учёбы здесь… — здесь Ода-сан будто бы обречённо покачал головой. — Да не будем о грустном. Юноши, будьте добры, войдите.

Тюя медленно сдвинул брови к переносице, развернувшись на своём месте к дверному проёму и не отрывая от него взгляда.</p>

Секунду никто не входил. За дверью послышалась негромкая возня, и вдруг с задорным выкриком «Разойдись!» (Ода-сан отшатнулся к доске за спиной, а Рампо-сан отпрыгнул к своему столу, держа очки за дужку) в дверной проём кабинета акробатическим колесом влетает один из новеньких. Его длинные светлые волосы, убранные в косу, взметнулись вверх и рухнули на пол, когда он, встав на руки и дважды прошагав на ладонях, вскочил на ноги и упёрся руками в бока, широко улыбаясь. Он был одет в белую футболку, на время его прыжков взметнувшуюся вверх, оголившую подкаченный живот и сейчас криво осевшую, зацепившись за край штанов в чёрно-белую полоску, и на правом его глазу была светлая медицинская повязка. Девчонки в классе в большинстве своём вдохновенно вздохнули.

Осаму, сидевший до этого, подпирая голову рукой, выпрямил плечи, и его заинтересованный взгляд понемногу начал наполняться ужасом.</p>

Следом за новеньким «вихрем», демонстративно закатив глаза и безмолвно накрыв лицо рукой в-опять-это-дерьмо-жесте, через порог класса истории зашёл второй из новоприбывшей компании, и у Дазая нехорошо засосало под ложечкой, когда он подобрал руки под грудь. Чёрные прямые волосы до плеч были убраны в короткий хвост на затылке, серая рубашка, руки убраны в карманы чёрных брюк, а вот лицо ничуть не изменилось с последней встречи — такое же холодное, спокойное и непритязательное. На тощем и будто невесомом чёрном рюкзаке за спиной раскачивался туда-сюда брелок в виде улыбающейся крысиной морды. Когда взгляд тёмно-красных глаз пересёкся с одним-единственным взглядом в конце класса, прикованным к нему, на тонких губах возникла слабая ухмылка.

Атсуши, нервно сглотнув, чувствовал, как с каждой секундой его сердце бьётся все сильнее и болезненнее, шерсть на руках и ногах под одеждой, на затылке встаёт дыбом, а воздух накаляется и щекочет нос — в классе жидким железом разлился и придавил к полу запах влажной, свежей земли и едва уловимый аромат чёрного пороха; такой аромат надолго воцаряется в помещении, в котором только что была совершена череда выстрелов. К человеку такой запах весьма приставуч. </p>

В дверях за патлатым парнем появился ещё и третий — длинные светлые, словно седые или высеребрянные, волосы были убраны в высокий хвост, который он элегантным жестом руки сбросил с плеча, светло-зелёные его глаза оглядели кабинет, а шаги оказались тихими, почти бесшумными. Его запах, как уловил оборотень, смешался с запахом высушенных трав, и Атсуши, зажимая нос и рот, беззвучно чихает, вздрогнув и на секунду отвернувшись. Все трое встали бок о бок друг с другом, выглядя максимально расслабленно, и оглядывали новых одноклассников.

Рюноскэ всю эту мучительно долгую минуту будто забыл, как дышать, и вдох его после молчания был сдавленный и хриплый. Не отводя взгляда серых глаз с трио у доски кабинета, он медленно потянулся к ручке окна сбоку от себя. Второй этаж не так уж и высок, если подумать…</p>

Смотреть на лица с обложек журналов и фотографий в соцсетях — это не вызывает и капли тех чувств, которые испытываешь, когда смотришь на лицо вошедшего поздней ночью в бар человека, идентично совпадающее с лицом на розыскной листовке с пометкой «Особо опасен! Найти живым или мёртвым!» рядом с ним на дверном косяке.

— Ребята не из нашей страны, но не думайте, что из-за этого они знают наш язык хуже вас, — Ода-сан поправил очки на лице и окинул свой класс взглядом. Естественно, мимо его глаз не прошло то, как xtnd`hrf njq cfvjq uheggs hbcrf переменилась в лицах. — Вы уже взрослые, конфликтов возникать не должно… Я надеюсь. Представьтесь, молодые люди, будьте добры.

— Фёдор, — знакомым ледяным голосом с улыбкой на губах заговорил знакомый Дьявол, и Дазай на его словах прищурился. Почти дежавю.

— Иван, но, как подсказывает практика, иностранцам проще звать меня Айвэн или Ваня, — парень с длинным хвостом серебряных волос держал руку у подбородка, локоть этой руки подпирая второй рукой, и создавал впечатление одновременно и очаровательного тихого интеллигента, и, как бы это сказать, суки, которая может поставить на место. Тонкие запястья, бледное скуластое лицо.

Третий не представлялся. У Рюноскэ промелькнула в голове строка со вторым прихвостнем Достоевского-младшего, но хотелось услышать вживую. С широкой улыбкой посмотрев на своих товарищей и дождавшись тычка в бок от парня, представившегося Фёдором, он вдруг резко вскинул руки вверх, а затем одну отвёл назад, а другой махнул к полу в поклоне:

— Николай! — звонко объявил он, также резко выпрямляясь. — Можно Коля, Микола, Гоголь, Гогору, длинный чёрт, только чур не бросать в терновый куст!

Девчонки с первых парт засмеялись. Тюя, слушая это, инстинктивно закатил глаза; естественно, ещё один клоун и дамский угодник. Попадался ему уже на пути такой…

Атсуши, казалось, не слышал практически ничего. Сердце билось так, что заглушало всё вокруг; на виске будто вена взбухла. По слуху резало каждое новое имя, и, когда представился третий новенький, это его будто добило. Стоило троице после ещё каких-то слов Оды-сана пройти на свободные места в другом конца класса, а классному руководителю удалиться, Накаджима, зажавший руки под партой между колен, взглядом прожигал стол. Он не чувствовал страха как такового, но от волнения трясло тело. Оборотень не был готов к таким изменениям в рутине, и потому, в какой-то момент резко зажав рукой рот, вскочил на ноги, бросил историку «Можно выйти?» и вылетел в коридор, убегая в уборную. От страшных запахов замутило так, что ещё бы чуть-чуть — и от переживания вырвало бы завтраком и шерстью прямо в классе.

От увиденного Тюя несколько вздрогнул, провожая Атсуши взглядом, а вот Акутагава даже не дёрнулся, что странно. Акутагава вообще будто забыл, как двигаться, с момента появления новеньких в классе, упёршись взглядом куда-то впереди себя в одну точку. Накахара, вскинув брови вверх, тихо прочистил горло и бросил взгляд на новичков: Достоевский-младший сел точно на бывшее место Дазая, Гогору с длинной косой — на его собственное, Тюи, бывшее место, а, кажется, Гончаров — на место Атсуши, качнув голову и смахнув хвост с плеча за спину, прежде чем усесться за парту. Гоголь, длинный и, казалось, даже немного выше Дазая, вытянул ноги вперёд, под стул Гончарова, и внезапно повернул свою белую голову на Накахару, будто почувствовав на себе взгляд синих глаз. Тюя нахмурился и тотчас отвернулся, подперев щёку рукой, и начал медленно садиться полубоком, смотря в окна. Инстинкт самосохранения подсказывал не поворачиваться к ним спиной, а вот здравый смысл упорно толкал к мысли не смотреть в их сторону. Ладно… нужно быть наготове с гравитационным полем.

«Дьявол», сидевший за ним, даже не доставал тетрадей, скрестив под партой ноги и подперев подбородок двумя руками, не поворачиваясь на Осаму. Друг ещё называется… Среброволосый Ваня единственный достал из своей сумки одну белую толстую тетрадь с небольшой жёлто-зелёной надписью на русском языке в левом верхнем углу — Дазай даже невольно подивился своему зрению. Гоголь хоть и был высоким, но не на много, а сидел так, будто эти парты принесли из начальной школы. Осаму прищурился, фыркнул и также вытянул и свои ноги, демонстративно несколько громко стукнув пятками кроссовок о пол.

О да.

Николай, услышав странный звук, единственный повернулся, но не понял, откуда он произошёл. Взгляд упал на такого же высокого, как он, японца с тёмно-каштановыми, немного отросшими и пушистыми, вьющимися волосами — тот самый, от которого они с Ваней забирали Фёдора неделю назад. Ух ты, трезвым он даже выглядит получше! С рыжими волосами на японца вообще не был похож, учитывая, что рыжина явно была естественной. Но маленький. Может, гибрид японца с каким-нибудь ирландцем. Такому сравнению Гоголь усмехнулся про себя, не слушая, что говорит японский историк в начале классе. А смысл? Он всё равно половину не понимает.

О! А вот этого чёрненького он помнит. Он забирал нового друга Фёдора точно так же, как и Коля с Ваней — самого Фёдора. Они ещё кивнули друг другу, перед тем как Доста запихали на заднее сидение в машину. Странно, казалось, он как-то поживее был, чем сейчас — замер, как каменное изваяние. Интересно, чего это он? Гоголь зевнул, окинув взглядом оглядывающихся на него японок, думая о том, что всё-таки азиаты не в его вкусе, и закинул руки за голову, потягиваясь.

И краем единственного глаза он заметил движение в углу класса. Тот самый длинный дружок Доста точно так же забросил руки за голову и потянулся, жмуря один глаз, а вторым глянув на Николая. Гоголь медленно выпрямился, сдвинув к переносице светлые брови.

Он что, передразнивает его? Что-то новенькое.

Николай щурит единственный глаз, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, закинув одну ногу на другую. Движение на периферии зрения не заставило себя ждать — японец повторил. Ух ты! Что за игра? Это вызов? Тогда Гоголь, глянув на преподавателя, чтобы откровенно не наглеть, сел к «попугаю» полубоком, закинув на спинку стула руку и склонив голову к плечу. Если это вызов, он должен ответить.

И японец, выждав минуту, словно не обязан, повторяет позу, глядя глаза в глаза. Николай, уже было разочаровавшийся в попытках собезьянничать, широко улыбнулся. Дуэль так дуэль, паныч! Только, раз правила не обговорены, я могу и по своим играть. Гоголь прикладывает указательным и средний пальцы к уголку своего не скрытого повязкой глаза и оттягивает его, имитируя узкий глаз. Нужно прощупать почву, насколько далеко можно заходить… Японец в ответ закрывает рукой свой правый глаз, отвечая на провокацию имитацией повязки.