Возлюби ближнего своего (2/2)

Сердце, на самом деле, уже не так сильно заходится в стуке. Видимо, оно паникует в порыве, а когда всё уже сделано — чего волноваться? Целоваться с Осаму приятно, оказывается, когда не делает хуйни и тем более её не говорит. И вином от него тоже здраво так несёт. И губы у него гладкие, но это наверняка от недавнего алкоголя. Нет, ну раз уж пошло так далеко… Тюя думает, что, наверное, на завтра за сегодня ему будет стыдно, но завтра — не сегодня, потому спускает руки с шеи Дазая на футболку вниз, на самые её края у ног, и забирается под неё пальцами. Подушечки натыкаются на тазовые кости, и Тюя ещё больше убеждается, что ими, выпирающими, реально будет выткнуть себе глаз. Позвонки под ладонью больше напоминают велосипедную цепь с её отдельными звеньями, чётко очерчиваются рёбра; шутка про «тощий, как велосипед». Интересно, они всегда такими были, или это уже после больницы?

Ладно, всё.

Дазай дрожаще выдохнул, выгнувшись в спине, и задрал голову, когда Накахара отрывается губами от его губ, носом поддевает подбородок и целует шею, постепенно уходя вниз. Раньше Тюя как-то и не заострял на этом внимания, а теперь видит, что Осаму при нём носил бинты только на руках, а с тела и шеи снимал.

— И какой же это уровень доверия? — полос от петли на шее давно почти не видно, и Накахара только прикосновением губ к коже понимает, что они были где-то здесь. Дазай сглатывает, усмехнувшись и вновь зарывшись Тюе в волосы на затылке.

— Самый высокий. Где-то на уровне моего роста.

— Тц, — Тюя, слушая, только глаза закатил.

Осаму айкнул, когда от чересчур настойчивого поцелуя в шею кожа в этом месте секундно заныла — засос. Замечательно. Теперь ухмыльнулся Тюя, уже даже ожидая, что Дазай потащит за собой вниз, отклонившись назад спиной и улёгшись на диван.

— И не стыдно тебе? — Накахара только бровь вскинул, встав на прямых руках над Дазаем, но тот только склонил голову к плечу, по-прежнему держа ладони у Тюи сзади на шее.

— Ни капли, — Осаму приподнялся на локте, и — удивительно! — Тюю даже не нужно было притягивать.

Ого, так вот как выглядит взаимность, ха?.. Ну, во всяком случае толерантность. Не жалость же.

Если спросить у Накахары прямо сейчас, о чём он думает, делая это всё, Накахара пожмёт плечами и ответит, что не знает. Не то чтобы он всё это долго планировал или когда-то представлял в фантазиях хотя бы на минуту… Он вообще об этом не думал в таком ключе. Ну, вернее, он, думая об этом, так далеко не заходил. Это всё как-то спонтанно получилось, и — совпадение! — Тюя даже не сопротивляется. Интересно, это из-за того, что они выпили? Или потому, что Дазая он чуть не потерял? Или почему?

А, впрочем, какая разница.

Накахара невольно охнул и выгнулся, жмурясь, когда чьи-то острые коленки, резко согнувшись, несильно, но вдарили чётко по животу. Дазай приподнял голову, тут же с извиняющейся улыбкой разводя колени в сторону, и Тюя, хмурясь, одной рукой потирает ушибленное место, недовольно покосившись на Осаму.

— Осторожней.

— Ну извините, — Дазай шмыгнул носом и потянулся поцеловать шею, после одного поставленного засоса тут же отправившись лежать на спине — Накахара рыкнул и одной рукой надавил на его грудь, злясь. — Ну что-о?

— Ты, блять, кусок идиота, — Тюя растирает место с будущим пятном. — Мне завтра это под чем прятать?

— Ничего, у меня много бинтов!

— Придурок, — Накахара рыкнул снова и склонился ниже, глядя прямо в глаза: — Снимай футболку.

— Сам снимай.

Тюя почувствовал, как у него дёрнулось нижнее веко. Ла-адно.

Дазай только зафыркал, встряхивая головой, когда его же футболка задралась, но оказалась на лице — с головы Тюя её стягивать не собирался. Он уже было хотел недовольно замычать, как груди коснулись чужие губы, и от влажной цепочки поцелуев хотелось только выгибаться и дрожать; но больше от чувства ликования, потому что Осаму очень долго этого ждал. Рассчитывал ли он, что это случится сегодня и здесь? Ну… В одном из десяти тысяч вариантов развития событий вечера такое и было, но кто же знал, что именно этот вариант окажется таким крышесносным? Футболка сползает с глаз, и Дазай прикусывает её зубами, держа задранной; руками он держится за рыжие волосы, жмурясь и рвано вздыхая.

Видимо, Тюя мстит, когда на одном из сосков смыкаются его зубы, и Осаму вскрикнул, тут же раскрыв глаза и нахмурившись, вскинув голову.

— Эй!

— Лежи и не дёргайся, — Дазай даже возмутиться не успел, когда ладонь Накахары упёрлась ему в лоб и вернула его голову на место.

Какая наглость.

Тюя стесняется. Глубоко внутри. Будь он абсолютно трезвым и не выпей ни капли, всё бы остановилось на том поцелуе в губы — дальше Тюя бы его оттолкнул и ушёл, сказав, что уже поздно. Ну, или по крайней мере на его месте сейчас бы был Осаму, а на нынешнем месте Осаму — он сам. Но что-то пошло не так, и Накахара приподнимает голову, глядя, как от рёбер до впалого живота кроваво багровеют небольшие засосы. Бам, сука, будешь знать. Тюя утирает рот рукой и, приподнявшись сам, потянулся к тёмной голове, схватившись за футболку и потянув её вверх, мол, снимай уже полностью, чё ты её жрёшь. Их взгляды ненадолго пересеклись, и Дазай… улыбнулся?

— Руки не напрягай, когда меня хватаешь, — Тюя растёр затылок, чувствуя, как немного щиплют царапины от ногтей на коже под волосами. — Ещё кровью мне тут всё зальёшь.

— А что, среди нас есть скрытая девчонка?

— Что?

— Не, ничего.

Тюя понимает, что это было что-то из разряда юмора, но в этот раз он, видимо, не догнал. Может, потом догонит.

Нежным Тюя быть не умеет. Нет, аккуратно придержать за руку, не перетянуть повязки так, чтобы было больно, остановить удар без потери пальцев и целых костей, поймать падающего без поломок — это всегда пожалуйста. Но чтобы целовать, ну… просто так? Это неинтересно. И потому теперь кусает за чересчур выпирающее бедро, еле сдерживая усмешку от того, как Дазай дёрнулся и недовольно протянул: «Полегче!» Накахара теперь даже чувствует, что может полностью отыграться за очень, очень, очень многое. Особенно кусая в опасной близости от… Ну, типа, да. Запретная зона, всё такое. Какое-нибудь ещё тупое название. Осаму даже приподнялся на локте, когда Тюя между его ног огладил его по колену и оставил засос на внутренней стороне бедра. О, да, Дазай чувствует дрожь, поднимающуюся вверх по спине.

— Нет-нет-нет-

— Мхм, — Осаму снова айкнул от укуса где-то рядом с засосом, зажмурившись.

— Больно же!

— Брось, я аккуратно, — Тюя снова целует, втягивая кожу.

Ну, может, в этом и нет ничего такого, чего Накахара, скажем, побаивался. По трезвяку он бы точно начал лихорадочно думать об этом ещё с момента поцелуев в шею, потому что, как правило, уходишь с поцелуев лица — всё, ты будешь опускаться до самого конца. Плюс в том, что Дазай явно по парням и уже какой год добивался внимания — абсолютная гладкость. Скорее всего, не только на ногах. Готовился, сука! Интересно, с какого времени?.. Ладно, неважно. Потом спросить можно. Когда рот будет свободен.

Осаму явно не против, когда резко схватил за воротник футболки и подтянул к лицу, целуя под челюстью и в шею. Не против, потому что Тюя начал стягивать с него шорты, и интересно, о чём Дазай подумал, если Накахара, задрав голову, просто отпустил оттянутую резинку — та звонко шлёпнула по низу живота, и Осаму шикнул.

— Издеваешься?

— Ещё как.

Это было ошибкой. Тюя это понял, когда Осаму впился зубами в его плечо, и Тюя дёрнулся. Шельма.

Всё дальнейшее Накахара назвал бы стыдобой, за которую не стыдно, когда ты её делаешь, но за которую стыдно, когда ты о ней потом вспоминаешь. Ну или смотришь на ту часть тела, которая была задействована… Рука, например. Рука, дрочить которой самому себе — вещь обыденная, а вот лезть ею же в трусы к другому — уже как-то не то. Вот только назад уже проход заколочен прям чётко за спиной, и Тюя даже полутрезвым понимает, что в его голове крутятся только две мысли: от «Не думай, не думай, не думай» кидает к «Пиздец, пиздец, пиздец!» Дазай что-то шепчет на ухо, но Накахара предпочитает закрыть к чёрту глаза и уткнуться куда-то ему лбом в шею. Через ткань боксеров массировать чей-то член под вздохи его обладателя — вот чем-чем, а этим Тюя заниматься не планировал. Но раз уж взялся, раз уж сверху, раз уж всё буквально в его руках…

На утро нужно будет постараться стереть это из памяти.

Накахара прекрасно чувствует, как рука Осаму касается его бедра, оглаживает к животу и поддевает ткань боксеров под домашними штанами. Твою мать… Тюя невольно напряг ноги и слегка сжал зубы у Дазая на плече, предупреждая. Осаму только хныкнул, поёрзав по дивану, и Накахара сдаётся — он даже через ткань чувствует, что его ладонь влажная. Ц-ц-ц… Надеюсь, отец никогда не узнает.

Пап, прости, честно, это всё случайно вышло.

Осаму уже даже не стесняется, постанывая сквозь зубы и сам двигаясь в руке Тюи, а вот Тюя держится. Оказывается, когда тебя касаются другие, не только ты сам, это… приятно? Необычно, блять, конечно, но всё же приятно. Дазай не давит и не сжимает слишком сильно, касаясь пальцем головки и смазывая им выступающие капли. Блять, как стыдно! Хорошо, что Дазай хотя бы не видит его лица. Да и сам Тюя лица Осаму не видит… Не, это определённо лучше, чем смотреть в глаза.

В комнате запредельно жарко, хотя окно открыто на проветривание. Тюя ещё и чувствует, как вспотел, но не он один. Дазай дышит через рот, как блядская собака, закусывает губы и постанывает, выгибая шею — Накахара, чтобы не держать свой рот раскрытым, целует его, легко покусывая дрожащей челюстью и уже даже не следя за тем, получается у него оставить засосы или нет. Утром разберётся. Сквозь стоны и всхлипы Осаму находит в себе силы повернуться к уху Тюи, обдав его горячим дыханием, и падает спиной на диван, одной рукой взявшись за его шею, утянув за собой, шепча:

— Возьми. Или слабо?

— Чё?

Накахара не ожидал от себя настолько низкого голоса. Он невольно замер на секунду, приподняв голову и смотря Дазаю в лицо без всяких предрассудков, только потом вспоминая, что всё это время избегал зрительного контакта. Осаму весь покраснел, и его рука соскользнула с шеи Тюи — он положил её тыльной стороной себе на лоб, скрывая один глаз. Накахара тяжело дышит, прекрасно ощущая его вторую руку на своём члене под боксерами, но от этого «слабо» у него словно адреналин побежал по венам.

Нет, стой, подожди, это кому тут слабо? Кому тут слабо, я спрашиваю, сукин сын?

Тюя никогда прежде таким не занимался. Да, ему стыдно признаться, но как-то со всей своей жизнью сына мафиози и кучи-кучи-кучи проблем из-за своей способности, из-за круга общения, из-за учёбы ему было не до… ну, всех тех вещей, которыми занимаются подростки. Но сейчас, когда его самолюбие задели, ещё и в такой обстановке, некоторые просмотренные ранее вещи вкупе с базовыми знаниями анатомии подсказывают — нет, даже яростно кричат, — что делать.

— Что, правда слабо? — Дазай спрашивает с придыханием, ухмыляясь, и Накахару как обухом по голове бьёт.

— Ты пожалеешь, — шипит он сквозь зубы и резко поднимается на колени, хватая Осаму за ноги, выпрямляя их из-за своей спины и отводя вбок, стягивая с него шорты вместе с нижним бельём.

«Что я делаю, чем я занимаюсь, что я…» — на секунду пронеслось в разгорячённой голове, прежде чем Тюя выдохнул и посмотрел на то, что натворил. Перед ним совершенно голый Дазай, если не считать повязок на его руках, причём лежащий в такой невинной позе — согнув ноги в коленях и закрывая ступнями ягодицы, — а сам Накахара весь красный от вдарившего в голову вина и от вещей, которые он творит, футболку он снимает, а из-под полуспущенных штанов и трусов видно розовую головку его же члена с вязкими каплями.

Очаровательное блядство.

Ну, в любом случае терять уже нечего.

Тюя смотрит на свою руку довольно озадаченно. Она, конечно, влажная, но не настолько. И… что дальше? Прям вот так сразу? А средства контрацепции?.. Ну, блять, в смысле презервативы. Да блядство, знать бы Накахаре наперёд — он бы хоть купил! Осаму наблюдал эту картину недолго, а затем, закатив глаза, развёл ноги в стороны, поманив Тюю ближе.

— Ну? Всё ведь так хорошо начиналось, — Накахара в неуверенности, хмурясь, подался вперёд, когда Дазай ещё и за руку потянул. — Давай помогу.

— Не надо мне-

Тюя ожидал, что Осаму притянет совсем близко и поцелует, ну, или что-то в этом роде, но нет — два пальца его руки Дазай взял в рот, многозначительно вскинув бровь и смотря прямо в глаза. Накахара, проанализировав, что происходит, свободной рукой закрыл своё лицо. И как он до этого докатился… В животе скрутило узел, когда чужой рукой снова коснулись его члена, стянув резинку трусов совсем низко и проведя ладонью по всей длине. Сам-то он уже давно закончил, но вот это вот растягивание…

Момента.

Растягивание момента, а не того, что могло бы быть.

Но врать будет глупо — приятно. Приятно на том уровне, когда ты ещё не на пике, но уже не в самом начале. Давай, побыстрей, сожми пальцы хоть чуть-чуть, что так неуверенно?.. Тюя опустил голову, закусив губу и упираясь одной рукой в диван. Осаму же выпустил изо рта его пальцы в слюне, с ухмылкой приподнявшись на локте и смазано поцеловав в щёку. Накахара даже дёрнулся.

— Противный.

— Какой есть, — Дазай говорит вполголоса прямо на ухо. — Давай. Или слабо?

Если Дазай последние несколько лет шёл к этому моменту или поспорил с кем-нибудь, что трахнет Накахару, то у него получилось. Ну, трахнет именно в том смысле, в котором девушки хотят парней. Только не девушки, а Осаму. Кто там разберёт его би- или гейские повадки? Короче, повадки европейца, что по отношению к Дазаю от Накахары особенно иронично.

Осаму держит Тюю за шею, целуя прямо в губы, и Накахара влажными пальцами провёл по его — Дазая — стояку, смазывая пальцами белые капли. Осаму отзывчивый, на самом деле, коснись любой его точки на теле — и жди ответной реакции разного уровня интенсивности. Он кусает губы, приложив чистую руку к щеке Тюи, лижет его уголок губ и целует-целует-целует, добиваясь ответа, но Тюя — кремень, он так просто не сдаётся. Тюя занят другим.

И именно поэтому Дазай резко откинул голову назад, словно вжав её в плечи, и зажмурил глаза, шипяще втянув воздух сквозь зубы, когда почувствовал палец внутри себя.

— А ты… не церемонишься, — на вдохе говорит он, шумно сглатывая, и Накахара на это только рычит.

— Заткнись.

А это… не так уж сложно, как кажется.

Дазай мягкий внутри. Даже удивительно. Накахара и бровью не повёл бы, нащупай он там шило, но нет, лишь стенки сокращаются от движений пальцами. Второго пальца хватает, чтобы Осаму сжался, протяжно проскулив и схватив рукой Тюю за плечо. Вот это уже не растягивание момента, это уже вот прямо-таки то самое, за что Накахаре будет стыдно завтра утром, но, чёрт возьми, это действительно не так страшно, как казалось в фантазиях. Осаму ёрзает, схватившись за плечи Тюи уже обеими руками, царапает короткими ногтями кожу, прерывисто дыша через рот.

— Почему ты… такой спокойный?

— Чтоб ты спросил, — Тюя цыкает сквозь зубы, постепенно оседая на колени и освободившейся рукой проводя Дазаю по боку и под спину, под поясницу, приподнимая его к себе поближе. Накахара даже услышал, как Осаму ему шепчет войти.

Прямолинейный парень. Как скажешь.

В любом другом случае Тюя уже сам бы изнывал. В любом другом — это если бы это был не первый раз. Ну, или если бы это была прекрасная, высокая, темноволосая, пышногрудая девушка, за одни бёдра которой хочется умереть. Но вместо красавицы — Дазай, который может предоставить смерть только от того, что кто-то запутается шеей в его бинтах и задохнётся.

Ладно, ладно. Один раз — никто не узнает. Так же говорилось, да?..

Накахара ссутулился, помогая себе рукой и входя, неуверенно толкаясь — так, на пробу, и ответа от Дазая долго ждать не пришлось: он протяжно ахнул, закрывая рот руками, и выгнулся в спине, полностью рухнув на диван. Тюя держится за его ногу, сдавленно дыша, и с закрытыми глазами целует его острую коленку, второй рукой держа под поясницей. Вынужден признать: рука даёт далеко не такие чувства, какие испытываешь, находясь в другом человеке. Интересно, надувные куклы даруют такие же ощущения или нет?.. И почему Тюя вообще думает об этом? Но ведь люди этим пользуются.

А у него только хрупкая и шарнирная, которая, кажется, уже столько лет влюблена в него без памяти, просто умело это скрывает за плотным слоем чёрного юмора и внутренних переживаний.

Ну, значит, и не нужны ему никакие другие. По крайней мере, сейчас — точно.

Тюя оглаживает по ногам вдоль, постепенно опускаясь ниже, почти ложась и стараясь плавно двигаться, Осаму же одной рукой закрывает себе рот, второй царапая Тюе спину. В общем-то, Накахара для этого и наклонился… Тела у обоих влажные, но Тюе уже и не особо это важно — он целует плечи, шею, под челюстью, скулу, пока Дазай отвернул голову в сторону. Он поджимает пальцы на ногах, напрягая голени; Тюя это чувствует — он, чёрт возьми, между его ног. В принципе, это оказалось не таким уж… отвратительным? Осаму чрезвычайно близко, и Тюя, на секунду глянув в его лицо, целует сначала уголок его губ, а затем, дождавшись, чтоб Дазай повернулся, целует в губы, схватив за подбородок. Дазай что-то невнятно мыкнул, но, кажется, довольно наконец жмурится, оглаживая Тюю сзади по шее и лопаткам.

В последние минуты Осаму помог себе рукой, скользнув между животами, и с протяжным стоном кончил, сжимаясь внутри. Блять, эта пульсация- Тюя замычал сквозь зубы, останавливаясь и сжимая пальцы на ткани дивана, царапнув по ней короткими ногтями. Хорошо, однозначно. По-другому не назовёшь. Голова мгновенно опустошается, и на секунду думаешь только о том, насколько прекрасен, сука, мир, в котором придумали оргазм.

— Ну… это было определённо охуенно, — Осаму тяжело дышит, когда Тюя лёг рядом, благо широкий диван позволял. — Нужно повторить.

— Ни в жизнь. Только если я буду в стельку пьян, — Тюя сильно басит, накрыв глаза рукой и погружаясь в жестокую реальность — жаркую, мокрую и без желания двигаться. — И под наркотой.

— Окей, завтра купим две бутылки джина, — Осаму усмехается, на что Накахара медленно спихивает его с дивана на пол. — Эй!

— В душ иди. И заткнись.

— И пойду.

— И чтобы пел всё то время, пока моешься.

— И чтобы- погоди, что? — Дазай, поднявшийся на ноги, невольно замер со своими трусами и шортами в руках. — Я должен делать что?

— Петь.

— На кой? — он срывается на смех, но Накахара, садясь, непреклонен.

— Или ты поёшь, или я стою рядом с тобой и наблюдаю, чтобы ничего опасного не попало в твои руки.

— А-а-а, ну так бы сразу, — Осаму улыбается, вытянув руку и ущипнув Тюю за нос. — Но репертуар выбираю я. И петь я не очень умею, кстати.

— Мне без разницы. Просто чтобы… я тебя слышал.

— Ладно-ладно, уговорил.

Тюе бы тоже в душ, на самом деле, но он уступил и теперь ждёт, сидя под дверью.

Осаму солгал, как выяснилось. Поёт он замечательно, пусть и песни у него ублюдские.