Изолятор для несовершеннолетних правонарушителей (2/2)
Мори на том конце трубки тяжко вздыхает. Ну вот… за что ему? За что? А Рюноскэ между тем продолжал, втянув голову в плечи, ведь чувствовал, как ему в спину смотрят стражи в участке:
— Я просто выпустил его, и он их отшвырнул и сбил с ног, но я же не знал, с кем именно он расправляется.
— Всё, хватит с меня подробностей, — Огай встал на ноги, хмурясь и — чего скрывать! — злясь. Вроде уже взрослые, не по пять лет каждому, а всё ещё творят невесть что, не думая о последствиях! Таким проще допустить, чтобы сделали, обожглись и поняли раз и навсегда, чем говорить им по десять тысяч раз одно и то же «нельзя-нельзя-нельзя» и ждать реакции. — Вы достаточно сегодня натворили, молодые люди. Я понимаю, что бывают разные случаи, но вы уже далеко не маленькие, а это уже далеко не первый раз, — Акутагава слушал молча, поджав губы, и Расёмон, скрытый в рисунке дракона на спине, чувствовал всё, что испытывает хозяин, и потому казалось, что принт на толстовке подростка ходит ходуном. — Я позвоню в участок по номеру управляющего, и к вам ночью точно никого не подселят, но эту ночь вы проведёте в этом месте. Пора бы уже осознавать вам двоим, что выходить сухими из воды всегда не получится.
Рюноскэ раздражённо рыкнул в ответ, но ничего не сказал. Справедливо, блять.
— И если ты думаешь, что виноват один твой брат, то отнюдь, — Мори вздохнул, сменив тон на более спокойный. — Виноваты вы все, раз решили ему потакать, хотя знали, какие порой вещи он может творить. Завтра утром под моей росписью вернётесь домой, и вас обоих ждёт разговор.
— Так и передать Дазаю?
— С такой же интонацией. И передай ему моё осуждающее выражение лица. Он поймёт.
— Ладно… Извини, что так вышло.
— Передо мной извиняться не нужно, Рюноскэ. Нужно всегда думать головой, прежде чем что-то делать. Искренне надеюсь, что вам послужит уроком то, что я не всегда смогу вам помочь.
— Я понял.
— И не думай, что я принимаю такое решение, потому что не люблю вас. Наоборот. Пускай лучше сейчас вы получите в том размере, на который нарвались, чем будете вытворять за компанию невесть что по нарастающей ущерба, — Огай вздыхает, качая головой и смотря в окно своего кабинета. Ну, а как ещё до них донести? Если, судя по опыту, Накахара и Накаджима ещё могут остепениться и по отдельности не лезут из огня да в полымя, а сначала думают, прежде чем что-то сделать, то эти… Нет, Акутагава, может, и думает, но влияние Дазая на него крайне отрицательное в этом плане. Конечно, брату достаточно взять младшего на слабо — и тот полезет в драку первым, лишь бы утереть старшему нос. Этот день просто не мог хорошо закончиться, вот не мог… — Если придёте завтра домой слишком поздно, я разрешу вам поспать первые два урока, но чтобы к третьему оба собрались и были в классе как штыки. Какие у вас первые два?
«Завтра… вторник? — пронеслось в голове. — Второй биологии завтра нет, нам вроде как вместо неё геометрию поставили с параллельным классом у Куникиды-доно, а на первой алгебре обещали самостоятельную по логарифмам…»
— Литература и физкультура.
— Точно?
— Точно, пап, точно.
— Ладно. Если прогуляете эти предметы, ничего страшного. Ты всё понял, что я сказал?
— Всё.
— Помнишь, что передать Осаму?
— Помню.
— Свободен.
Рюноскэ мрачнее тучи молча положил трубку и развернулся, уходя в любезно раскрытую для него дверь в «карцер». Отлично, просто отлично! Зато им официально разрешили прогулять работу по алгебре… во всём есть, мать их, плюсы.
Накаджима успел слететь со скамейки до того, как удар Акутагавы обрушился в стену рядом с головой Дазая аккурат в то место, где ещё секунду назад Осаму прижимался затылком. Атсуши бы и рад разнять, да только полицейский-надсмотрщик, всё это время пребывающий здесь и в присутствии которого никто из меняющейся троицы даже заговаривать друг с другом не решался, прикрикнул, чтобы последний выходил к телефону, да побыстрее. Успев заметить, как проснувшийся от дрёмы Тюя явно разгоняется, чтобы кому-нибудь врезать, Атсуши понадеялся, что разберутся и без него, и поспешил на выход. В конце концов, проблема была в другом! В том, чтобы сказать отцу, где он и за что. И не зарыдать от нервов в голос, и не начать что-нибудь есть, даже если это что-то несъедобное. Ещё и живот громко урчит, как назло…
Парень, нервно сминая в пальцах край белой безрукавки, дрожащей рукой набирал отцовский номер, еле-еле вспомнив его, и даже не пытался унять дрожащий голос, от чего Шибусава сразу напрягся.
— Атсуши? — вокруг отца было тихо — значит, он на работе. — Что случилось? Что с тобой?
— П-пап, я тут… это… я… — слова не складывались в единое предложение, и пришлось шумно сглотнуть. — Нас с ребятами забрали в участок! Я случайно, я вообще не понял, к-как это произошло, я-
— Так, стоп, — Тацухико на том конце провода немного помолчал, прежде чем перебить ребёнка. — Ещё раз: ты сейчас где?
— В изоляторе для несовершеннолетних, — Атсуши нервно усмехнулся. — П-правда, это вышло случайно!
— Я… подожди минуту, — Шибусава, судя по звукам, явно куда-то сел — стоя воспринимать эту информацию от испуганного ребёнка невозможно. — Успокойся и расскажи, что произошло. Вы там все четверо?
— Да, — Атсуши кивает, будто отец может его увидеть.
— Теперь понятно, почему у меня телефон от чата разрывается, — отец вздохнул, накрывая лицо рукой. Надо было смотреть раньше, с чего вдруг там активизировались Мори-сан и Рандо, не было бы сюрпризом. — Хорошо, спокойно. Ты цел?
— Цел.
— Тогда выкладывай всю ситуацию.
— Это вышло слу- слу- случайно!
— Я верю, верю, Атсуши, — Тацухико вроде и переживает, а вроде и должен успокаивать сына, который переживает ещё больше. — Тихо, всё. Вдохни, выдохни, успокойся и скажи, что случилось. Я не буду ругаться.
Вдох. Выдох. Накаджима сглотнул и, перемявшись с ноги на ногу, сел на стул, прикрыв глаза.
— Пришёл в себя?
— Не уверен, но попробую ра- ра- рассказать, — Атсуши снова вдохнул-выдохнул и вздрогнул, когда внезапно один из сотрудников протянул ему пластиковый стакан с холодной водой из кулера. Накаджима с опаской глянул на полицейского, но стажёр — на бейджике написано — выглядел сочувствующим. И вода помогла больше, учитывая, с каким хрустом парень сжал стаканчик. — Так, ладно, сейчас. В общем, нам задали домашнее задание по физике на выбор, и мы взяли определение скорости тормозного пути транспорта…
Тацухико слушал и понимал, что удивляться выходкам молодёжи уже пора бы перестать, да никак не выходит: невольно поражаешься тому, что возможности безудержных вьюношей на выдумки безграничны.
— …и, когда Рюноскэ сбил с ног толпу людей и полицейских, мы с Тюей-куном бросились в разные стороны. Он побежал вдоль по дороге к метро, а я свернул на улицы, но я испугался и перестал себя контролировать. В общем, я пытался вернуть себе прежний вид, но не получалось, и в одном переулке я разнервничался и начал бить себя по лапам. Подумал, что, может, боль отрезвит или… или что-то в т-таком духе, — Атсуши снова глубоко вздыхает, продолжая: — Но выглядело это так, будто я с кем-то дерусь, а не пытаюсь угомонить сам себя. Меня поймали с криками, что я встану на учёт за жестокое обращение с животными.
Оборотня. Поставить на учёт за жестокость к животным. У Шибусавы невольно белые брови поползли вверх, когда он понял, какая опасная и одновременно глупая ситуация привела каждого из четырёх в такое место. Какой… абсурд.
— Тебе ничего не сломали, пока доставляли?
— Н-нет, я цел, — Атсуши было неловко от взглядов полиции вокруг, но деться было некуда. Он поджал ноги, оторвав их от пола, и втянул голову в плечи, стараясь не смотреть по сторонам. — Мы все целы.
— Горе ты моё, — Тацухико хмурился. Ну, а что ему ещё делать? — Я выезжаю за тобой прямо сейчас. Скажи адрес.
Когда юный оборотень возвращался за решётку, а полицейский-надсмотрщик наконец-то ушёл, все сидели по трём разным лавкам: Рюноскэ сидел справа, закинув ногу на ногу, скрестив руки на груди и демонстративно отвернувшись от Осаму, сидевшего слева и растирающего ударенную братом щёку, а Тюя сидел в центре, вытянув ноги и поочерёдно смотря то на одного, то на другого. Накаджима не решился подсесть хоть к кому-то, потому сел в середине, сложив ноги лотосом и подперев подбородок ладонью, упёршись в колено локтем. Время здесь тянется адски долго.
Но не настолько долго, чтобы начать страдать по свободе.
Накахара, Накаджима и Акутагава снова сбились в кучку, когда начали замерзать: Тюя сидел посередине, убрав руки в карманы и подобрав ноги на скамейку, Рюноскэ подошёл к нему и сел бок о бок справа, скрестив на груди руки, Атсуши — слева, обхватив руками ноги. Один Дазай, строя из себя великого страдальца, разлёгся прямо у решётки и, схватившись руками за прутья, тряс ими:
— Сижу за решёткой в темнице сырой! Вскормлённый в неволе орёл молодой, мой грустный товарищ, махая крылом, кровавую пищу клюёт под окном… — здесь он очень тяжко вздохнул и сел, склонив голову к плечу. — Клюёт, и бросает, и смотрит в окно, как будто со мною задумал одно…
— Дазай, ради всего святого, заткнись, — Накахара буркнул сквозь зубы, сидя с закрытыми глазами и потёршись щекой о чёрную макушку головы Акутагавы на своём плече.
— …зовёт меня взглядом и криком своим и вымолвить хочет: давай улетим!
— Дазай, — Акутагава шикнул, слегка повернув голову и глядя прямо на старшего брата, валяющего дурака. — Завались.
— …мы вольные птицы: пора, брат, пора! Туда, где за тучей белеет гора, туда, где синеют морские края…
— Дазай, нам лучше бы не шуметь, а то прилетит ещё, — Накаджима потянулся руками вперёд, сложив руки на плечи и уткнувшись в предплечья лицом. — Хватит на сегодня драк и побегушек, как по мне.
— …туда, где гуляют лишь ветер да я!
— Осаму, твою мать! — Тюя не выдержал — вскипел, вскакивая, отчего Акутагава и Накаджима столкнулась головами, и подлетел к Дазаю, несильно, но ощутимо пиная по заднице — тот невольно подскочил, потирая ушибленное место. — Мы тут от силы час, ты чё устроил, королева драмы?!
— Бить-то за что? — Осаму хныкнул, поднимаясь на ноги, и Тюя хватает его за воротник рубашки, притягивая ближе.
— Тебе почки отбить мало за то, что именно по твоей вине мы здесь! — Накахара шипит, до хруста костяшек сжимая руку в кулак.
— Я не просил ни одного из вас влезать в мой план, — Дазай хмыкнул, смотря Накахаре в глаза и не думая отводить свой взгляд. — Я, что ли, виноват, что ты полетел бить лицо машине?
— Ты мог хотя бы предупредить, что собираешься делать, а не просто бросаться под машину!
— Если бы я начал рассказывать подробно, что буду делать, появилась бы куча глупых вопросов.
— А на нашу пару вопросов отвечать прямо-таки тяжелее, чем чалиться здесь?! — Тюя почти рычал, дёрнув Осаму ещё ниже и стукнувшись лбом в его лоб. Атсуши, видя, что атмосфера накаляется, приподнялся, нахмурившись. — Хоть бы раз ты подумал о ком-то ещё, кроме себя, идиот!
— Ну-ну, думаю ведь в нашей компании один я, по твоей логике, — Осаму отвернулся, стоя сгорбленным. — Один раз и простить можно.
— Я тебя прощу, только когда лично вырву тебе печень.
— Ребят, без рукоприкладства, мы и так уже достаточно за сегодня натворили! — Накаджима уже было встал на ноги, как вдруг его за руку схватила бледная рука Акутагавы. На вопросительный взгляд Рюноскэ покачал головой: не лезь.
— Ну давай-давай, вырви, — Дазай усмехнулся, глядя Накахаре в лицо, и у того в глазах разыгралась настоящая буря. — Или кишка тонка?
— Я бы вырвал прямо сейчас и прямо здесь, но не хочу влететь в колонию за убийство такого ублюдка, как ты, — Тюя, кажется, даже не моргал.
Их разгневанные лица были настолько близко, что Рюноскэ и Атсуши переглянулись: они либо повырывают друг другу кадыки собственными зубами, либо прямо сейчас начнут агрессивно целоваться. Видимо, эта мысль посетила головы обоих, и оба, смутившись, отвернулись друг от друга: Атсуши закрыл тыльной стороной ладони рот, Рюноскэ нахмурился.
Продолжению не дала свершиться взвизгнувшая за стенами машинами, чересчур резко завернувшая к участку и явно даже толком не паркующаяся.
Все вчетвером, переглянувшись между собой, тотчас бросились к решётке, с интересом высовываясь у самого угла: ниже всех была голова Атсуши, сверху — Тюи, сверху Тюи — Рюноскэ, и уже сверху тёмной головы Рюноскэ вытянулась голова Дазая, которому понадобилось всего-то на носки чуть-чуть встать. Шевеление в отделе, шаги и голоса нельзя было не заметить и не услышать; когда дверь открылась, Тюя первым отскочил в сторону и прильнул к решётке в другом месте, встрепенувшись в ожидании.
Рэмбо, встрёпанный, с наскоро забранными в хвост волосами и расстёгнутом пальто, бледный, как холст, чуть не запнулся о ступени, спускаясь в изолятор, и глазами искал того, за кем он, собственно, сюда и прибыл. Тюя вытянул руку, практически вжавшись в прутья всем телом, и крикнул: «Пап, я здесь!» Артюр вздрогнул, остановившись, но, увидев, откуда его позвали, быстрым шагом обогнал полицейского, не особо торопящегося дойти до клетки с очередными юными правонарушителями. Тянущуюся к отцу руку Рэмбо обхватил двумя своими, наконец подойдя ближе, и Накахара чувствует, как тот дрожит и тяжело дышит.
— mon soleil, mon petit soldat, mon chaton, — Накахара невольно поджимает губы, понимая, что в глаза отцу смотреть стыдно, а он тем временем опускается на одно колено. Из-за сильного волнения Артюр по-своему, по-фхханцузски, каххтавил. — всё в порядке? мальчики, вы целы?
— О, дядь Рандо, — Дазай усмехнулся, убирая руки в карманы брюк. — Вы прямо-таки первый.
— Мы в норме, — из-за спины Дазая вышел Акутагава, похлопав ладонями друг об друга, стряхивая грязь от пыльных прутьев — мало ли, кто за них хватался до этого.
— Держимся, — Накаджима нервно усмехнулся, как Рэмбо наконец обращает взор на собственного сына, восстановив сбитое дыхание. Тюя ни слова не сказал, пребывая в некотором… шоке, но не убирая руку из рук отца.
Сотрудник в форме молча открыл дверь, кивнув головой, мол, на выход, и Накахара, не медля, бойко выскочил наружу, встрепенувшись, как потрёпанный воробушек, выпущенный из силка. Артюр молча протянул к ребёнку руки, и подросток, всё ещё чувствуя вату вместо ног, неуверенно подошёл ближе — отец его крепко обнял, покачав головой и погладив рукой по затылку, что-то быстро и неразборчиво шепча на французском. Тюя наверняка всё понимал, раз после услышанного, поджав губы и разжав сжатые в кулаки руки, обнял отца в ответ. Рэмбо целует его в висок, и теперь уж нет разницы, что сделал Накахара, чтобы сюда загреметь - разбил машину ли, ограбил банк ли, убил человека ли, украл яблока с фруктового прилавка на улице ли, - забрать подростка от отца не сможет уже никто. Да, Рандо выглядит флегматичным и отрешённым от мира эстетом во всём от кутюр; во взгляде его при попытке отобрать от него ребёнка прочитается, что он вырвет недоброжелателям позвоночник в этих перчатках от HB.
— Ох, блядство, сейчас расплачусь, — Дазай, наблюдающий за этой трогательной картиной, картинно утёр слезу с глаза. — Вот это я понимаю — родительская любовь.
— Вот именно потому, что из-за тебя мы все здесь, отец тебя не любит, — Рюноскэ фыркнул, стоя рядом.
Атсуши, может, и хотел что-то сказать, как вдруг повёл носом по воздуху, что-то чуя. Осаму, облокотившийся на плечо брата, хотел было съязвить, как голодный тигр чует разогревающуюся в микроволновке еду, но нет: Накаджима прильнул к решётке следующим. И действительно, чутьё оборотня не подвело: дверь распахнулась в обгон всем сотрудникам, и по коридору пронёсся мужчина в сером пальто и с белой гривой развевающихся позади волос, вот только, невовремя притормозив возле увиденного краем глаза ребёнка, по скользкому полу он уехал дальше. Атсуши втянул голову в плечи, вздрогнув, когда послышался глухой удар в стену, но вскоре Шибусава-сан вернулся, поскользнувшись и чуть не упав прямо возле камеры, но оттолкнувшись руками от пола и выпрямившись, хватаясь руками за прутья.
— Атсуши, — низко выдохнул отец, тяжело дыша, и Накаджима заулыбался, не заметив даже сразу, что дверь ему открыли. Подросток вылетел навстречу, уже не волнуясь, что за такие выкрутасы его может ждать с отцом серьёзный разговор, и Тацухико, видимо, под впечатлением от происходящего поднимает юношу под руками. Атсуши мурлыкает так громко, что кажется, что сотрясается пол.
Дазай в это время наблюдает не за этим. Акутагава, проследив за его взглядом, видит, что Накаджима в воздухе довольно раскачивает отпущённым тигриным хвостом, а Шибусава-сан качает мохнатой кистью своего длинного красного чешуйчатого хвоста с золотыми пластинами, лежащего на полу из-под серого пальто. Вот уж точно не перепутаешь, где чей ребёнок.
— Всех своих забрали? — полицейский, даже не закатывая глаз (видимо, детки всё-таки из благополучных семей, раз их родители вызволяют их с такой радостью), закрывает дверь решётки, оставляя двух из четырёх подростков в тени. — Тогда попрошу на беседу и отпуск детей с вами под роспись. Это дверь направо.
Грустно, конечно, но сами виноваты. Рюноскэ только хмыкнул, глядя, как Атсуши ставят на пол и гладят по голове. Чтоб он ещё раз согласился на любую вещь, которую предлагает Дазай!.. Пусть один ходит, раз такой умный. Но вдруг его пихают локтем в бок, а на возмущённый взгляд, мол, что тебе надо ещё, и так жизнь мне портишь, Осаму хитро щурится и кивает на отцов своих товарищей. Акутагава не понимает, что Дазай задумал (да и не хотел понимать), но…
Осаму подходит к прутьям, но не берётся за них руками, а прячет ладони за спиной, вставая в максимальную невинную позу; ей-богу, только покачаться с носка на пятку не хватает. И делает… такое лицо, по которому можно прочесть лишь, что он сирота, некормленый-непоеный три дня, мать умерла, отца не было, братьев-сестёр потерял на войне и для счастья ему нужна лишь горбушка чёрствого хлеба. И глаза такие грустные-грустные, блестящие, словно от слёз. Рюноскэ неожиданно понимает, что этот хитрый змей просто-напросто выпрашивает забрать его с собой! Блять, ты охренел, что ли, оставлять брата здесь одного на всю ночь?! Но тактика Осаму безупречна:
— Ну, что ж, значит, мы остаёмся совершенно одни… — и таким голосом, будто собрался умирать в одиночестве. — Ладно, ничего, надеюсь, Тюя-кун и Атсуши-кун будут сегодня спать безмятежным сном в тёплых постелях, пока мы тут… на голых нарах… примостимся друг к другу, чтобы не замёрзнуть.
Рюноскэ понимает, что это бред. Но лица Рандо и Шибусавы говорят совершенно иное: оба переглянулись, и Артюр выглядит таким опечаленным и сожалеющим, что возникает ощущение, что план Дазая работает. Нет уж, Акутагава лучше сохранит свою гордость, нежели начнёт что-то просить! Но вдруг Осаму падает лицом ему в плечо, драматично вздыхая, будто всю свою жизнь любил младшего брата:
— О горе нам, преступникам… Свернули не на ту дорожку в столь юном возрасте! Всего лишь одна ошибка, а каков итог?..
Рюноскэ — честно — растерялся так, что даже Осаму не ударил. Он смотрит то на брата, который незаметно сжимает всё больнее и больнее пальцы на его боку, мол, даже не думай всё испортить, то на отцов Накахары и Накаджимы. Видимо, перепуганный и непонимающий взгляд серых глаз добивает Артюра окончательно.
— dieu-dieu, это решительно невозможно, нет, я не могу, — он закрывает лицо рукой, держа вторую на плечах сына. — я понимаю мотивацию мсье Мори, я понимаю, что нам следовало бы сделать то же самое, но я так не могу! не-мо-гу!
— Меня больше угнетает то, что я с тобой согласен, Рандо, — Тацухико выглядит озадаченным, и Тюя с Атсуши, понимая, что им просто повезло, что они у отцов одни и что их просто-напросто пожалели, переглянулись.
Молчание. Дазай, прекрасно слыша, что его план сработал в наилучшем виде, приподнял голову, глядя на Рэмбо и Шибусаву прищуренным взглядом, готовый в любой момент закрыть глаза и снова изобразить раскаяние. Рюноскэ, оторопев от этого цирка, держит руки на спине брата, и в отрыве от всего происходящего можно подумать, что у них действительно чистейшая братская любовь.
— Мори-доно ничего не сделает, если не узнает, — загадочный взгляд Тацухико на Рэмбо говорит о многом, и внутренне Осаму ликует. Рандо явно сомневается в затее и раздумывает, но лучшего ничего не придумывает, поэтому, поглядев на Тюю, похлопал его по плечу и подошёл поближе к решётке.
— Осаму, Рюноске, подойдите поближе, — оба отцепились друг от друга, мгновенно приблизившись. — если не хотите оставаться здесь на ночь, — Артюр говорит полушёпотом, — я и Татсухико предлагаем вас забрать, но только при условии, что ваш папа ничего не узнает.
— Эта тайна уйдёт со мной в могилу, дядь Рандо, — Дазай улыбается, проведя пальцами по губам в жесте «рот на замок». — Пытать будут — не скажу.
— ну-ну, не до таких крайностей, — Артюр нервно усмехнулся, глядя, как Шибусава отошёл позвать полицейского — понятно, зачем. Рандо нахмурился: — но, зная, что вы вытворяете все вместе, мы вас поделим. Рюноскэ пойдёт с мсье Татсухико, Осаму — со мной. или, может, хотите по-другому?
— Нет-нет, нас всё устраивает! — Осаму улыбнулся шире, глядя, как удивлённый сотрудник в сопровождении Шибусавы подходит к двери и отпирает камеру. Акутагава только и успевает, что не упасть, когда Дазай резко дёрнул его за руку за собой. — Дядь Тацу, дядь Рандо, спасибо за то, что выпустили нас на свободу!
— Пап, ты серьёзно? — Накахара, изумившийся не меньше, с непониманием поглядел на отца. — А если Мори-сан узнает?
— Не узнает, — Тацухико прекрасно разделяет опасения Рэмбо-младшего, но отрицательно качает головой. — Помните, что мы вам доверяем. Завтра утром пораньше встанете и вернётесь домой, хорошо?
— Да-да-да, — Дазай по-свойски обхватывает Тюю рукой за шею, приобнимая, и Накахара, рыча, отталкивает «соседа по комнате». — Всё поняли. Да, Рю?
— Да, — только и может прохрипеть Акутагава, когда Накаджима, улыбнувшись в попытке приободрить, взял его за руку. — С-спасибо.
— ч-ч-ч, уходим, — Рандо подтолкнул своего сына и Дазая в спины, намекая, что в таком месте лучше долго не задерживаться. — нам ещё нужно выслушать то, что нам скажут по вашему поводу.
— Ой, да там о том, какие мы чудесные дети по сравнению с местным контингентом, — Осаму идёт впереди, будто не его только что спасли от весёлого времяпрепровождения в каталажке. — Вы только договоритесь с местными, чтобы они не проговорились отцу, что нас здесь нет.
— Не беспокойся насчёт этого, Дазай-кун, — Шибусава, оглянувшись на толпу детей за своей спиной, выходит первым, придерживая дверь. — Заходим направо, нам ещё нужно расписаться за то, что мы берём за вас ответственность.
— А лучше б не брали, — Тюя прошипел сквозь зубы, внезапно подпрыгнув и треснув Осаму по затылку. — Да я его в свою комнату на пушечный выстрел не пущу!
— разберёмся дома, Тюя, — Рандо всё же чувствовал себя лучше, не думая о том, что взял на себя, по сути, взрывную смесь. Главное — забрать их отсюда, а что делать потом — подумает в дороге. — вы все хоть какой-нибудь урок для себя извлекли из сегодняшнего происшествия, молодые люди?
— Никогда не соглашаться с самоубийцами, — прошипел сквозь зубы Накахара, скрестив руки на груди и уже игнорируя то, что Дазай идёт, приобняв его за плечи одной рукой и что-то насвистывая себе под нос.
— Всегда смотреть, на кого нападаешь, — негромко говорит Акутагава, прикрывая рот рукой.
— Не приходить на авантюры голодным, — Накаджима вздыхает, потирая урчащий живот.
— Тормозной путь зависит от начальной скорости и коэффициента трения! — радостно воскликнул Дазай.