Вредные привычки (2/2)

— И именно поэтому хочу поэкспериментировать, — Осаму выставил в ряд оставшиеся несколько пивных бутылок, а также вино, виски и абсент. — Давай поспорим?

— На… что? — Атсуши прижал бы уши к голове, будь они у него сейчас, но сейчас лишь неуверенно выглядит.

— Выпьешь хотя бы по половине от всего этого и останешься жив — я плачу за все твои завтраки и обеды в школе неделю. Нет, две.

— Ты с ума сошёл? — подзатыльник от Накахары не задерживается, и Дазай обиженно хватается рукой за затылок, злобно глянув на товарища. — Он же в кому впадёт от такого количества!

— Не впадёт, — Осаму отмахивается. — Он от четырёх бутылок огурец огурцом, потому что зверь внутри проглотил и не заметил, так думаешь, от этого ему что-нибудь станется?

— Ты сильно рискуешь, — Тюя сжал руки в кулаки. — Атсуши, мой тебе совет: не соглашайся. Оно того не стоит.

— Да я… не против, — взгляды Осаму и Тюи, направленные друг на друга, после слов Атсуши медленно переметнулись на него. Накаджима удивлённо похлопал глазами и неловко почесал затылок. — Я правда ничего не чувствую, так что…

Дазай улыбнулся, потирая руки. Накахара только головой покачал. Соглашаться на спор с Дазаем — это заключать сделку с дьяволом, только если бы тот красил пряди волос в ядрёный розовый и делал вид, что с ним всё в порядке.

Оставив одну бутылку себе, Осаму любезно предложил оставшиеся три оборотню, не отрывая от него взгляда, и Атсуши, не прерываясь, выпил одну, как бутылку воды после физкультуры на улице — и ни в одном глазу. Накахара потихоньку жевал чипсы, наблюдая за тем, что творит Дазай. Ну, может, он и прав, и огромному тигру всё нипочём? Ему и страшно за друга, и одновременно интересно, чем это кончится.

Осаму отпивал из пивной бутылки глоток за глотком, придвинув Атсуши вторую и наблюдая, как и эта влетает оборотню в рот, как родная, а тот даже не покачивается, да и язык не заплетается. Странно, учитывая, что даже у Дазая в глазах немного плывёт. Чуть-чуть. Когда очередь дошла до третьей, пиво из руки Осаму вырвал Тюя, опустошив оставшуюся половину залпом и с грохотом поставив на стол, упёршись в него руками.

— Так нельзя, — рыжий хмурился, зло смотря на Дазая, а тот только озадаченно посмотрел сначала на Тюю, потом на Атсуши, и почему-то кивнул.

— Н-да, а мелочь-то права, — протянул он, щуря один глаз, и вдруг берётся за пластиковый стаканчик, сливая туда наполовину содержимое последней бутылки в пивом, наполовину — содержимое виски. — Вот так. Пробуй, Атсуши.

— Ты, блядь, ебанулся? — Накахара скалится, глядя, что Дазай предлагает Накаджиме. — Его же унесёт!

— Если б уносило, — Осаму говорит с расстановкой, вздёрнув указательный палец вверх с умным видом, — унесло б ещё бутылку назад. А как видишь, у него даже язык не заплетается.

— В отличие от тебя, — хмуро буркнул Тюя, не желая больше спорить.

— Да, в отличие от… меня, — Дазай встряхнул головой, с улыбкой пододвинув сидящему на лавке оборотню стакан с алкогольной бомбой. — Попробуй.

— Э, ну, я так понимаю, спрашивать, опасно ли это, смысла нет, — Атсуши действительно звучал весьма бодро, несмотря на адское количество выпитого алкоголя — тигр впитывал в себя всё, как губка. Движение — и парень опрокинул в себя весь стакан, поморщившись от горечи виски. — Тьфу, пиво было мягче.

— Запей, — у Тюи голос понизился, когда он опустил голову, прикрывая ладонью рот. Дазай снова мешал что-то в стакане, сливая на этот раз в одно по трети пиво, виски и вино. Бартендер, ептать, доморощенный. — Дазай, что ты… творишь на этот раз?

— Коктейль моего авто-орства, — Осаму усмехнулся, придвигая адскую смесь к Атсуши. — Мм… Пожалуй, название ему будет «Слёзы Сатаны». Пей.

— Задница это Сатаны, не меньше, — Накахара исподлобья наблюдал, как Накаджима вливает в себя эту дрянь и только морщится, вытирая рот рукой. — Господь, Атсуши, зачем ты… а, ладно, неважно.

— Я нормально себя чувствую, — оборотень и вправду выглядел абсолютно трезвым, чего от Атсуши даже Осаму-змея, чей язык уже немного заплетался, не ожидал. — Но мне кажется, что меня стошнит от этого вкуса быстрее, чем от того, что это алкоголь.

— Тц… хватит, блять, шуршать, бесишь меня, — Накахара вдруг выхватил пластиковый стаканчик из руки Дазая, пихая его в бок, плеснул на донышко вина из своей бутылки, а остальным долил абсент, с лёгкой рукой поджигая его сверху зажигалкой. Светлый огонёк разогнал сгустившуюся тьму, и отблески заплясали в жёлтых кошачьих глазах напротив. — Извини, что я вмешиваюсь, но… не могу упустить такой шанс.

— Да всё в порядке, — Атсуши вздохнул, догрызая вяленое мясо и облизнув пальцы. — Мне его можно потушить или?..

— Можн-

— Пей так! — Дазай не дал договорить Накахаре, резко ударив ладонью по столу. — Пей, пей!

— Атсуши, не слушай этого идиота, — Тюя оттолкнул Осаму в сторону, не решившись пустить всё на самотёк. — Не нужно пить… вот так.

— А тебе что, слабо? — у Осаму глаза нехорошо блестели, и это было отнюдь не от подлости.

— А ты хочешь тигриную шапку?

— Что… почему? — когда Дазай начинает задавать вопросы, значит, всё — он не прямо-таки пьян (а он в процессе догонялся вином), но уже не совсем трезв.

— Потому что после выпивки горящего абсента только тигриная шкура у нас и останется! — Тюя проговорил злобно и почти без запинок, но растягивая слова и сосредотачивая взгляд на Осаму спереди — в свете огня на поверхности алкоголя на его лице особенно сильно блестела его девчачья косметика. — Шибусава-сан нас-

Огонёк погас, и стол погрузился в привычную полутьму, освещаемую лишь издалека светом фонарей. Атсуши, выпив залпом, только откашлялся в кулак, выпуская изо рта чёрный дым. Сначала царило молчание, а потом его прервал Дазай, присвистнув.

— Моё уважение, — Осаму хотел было хлопнуть в ладоши, но по первому разу промахнулся мимо собственных рук, нахмурился и хлопнул, не спуская взгляда со своих кистей. — И как на вкус эта задница Сатаны?

— Однажды я откусил половину пропавшей и чёрствой булочки, — Атсуши вздохнул, морщась и запивая вишнёвым соком из горла, — так она была вкуснее, чем это.

— Ну, да-а, — Дазай усмехнулся, присев на лавку. — Я бы тоже не стал пить то, что даёт Тюя.

— А я тебя не спрашивал, так что рот прикрой, — Накахара делает жест рукой, опираясь на стол второй.

— Ладно, — Атсуши, абсолютный бодрячок, потянулся руками вверх и ногами вперёд. — Я похожу, а то все мои кости затекли, мне кажется.

— Походи-походи, растрясись, — Дазай сложил руки локтями на стол, сцепив пальцы замком и упёршись в них подбородком.

И Атсуши встал.

Тюя не заметил, как Атсуши, секунду назад стоявший на ногах, резко ушёл вниз, и от этого он даже не сразу сообразил посмотреть под стол: оборотень, которому при смены позы всё то, что он выпил, моментально ударило в голову (хотя чувство, что по голове), упал лицом в землю и больше не двинулся. Дазай с Накахарой переглянулись, прежде чем Тюя, отрезвевший на мгновение, оттолкнулся от стола, в который упирался, и подошёл к лежащему на земле камраду, сначала похлопав по плечу, а затем приложивший два пальца к шее под челюстью, как отец учил. Сердце билось — живой.

— Дазай, твою-то мать, — Накахара встал, накрывая глаза ладонью от резкого потемнения в них, и медленно подошёл к лавке с другой стороны, толкая Осаму рукой в плечо и садясь на край. — Он всё.

— Мэ, — Осаму даже как-то разочарованно покачал головой. — Я-то думал, у тигр-ра желудок железный, раз жрёт всё подряд и… нормально ему.

— Думал он, блядь, — Тюя тяжко вздохнул. — У него действительно жезе… женез… железный желудок, раз он просто отключился, а не умер.

— Скучно.

— В вытрезвителе будет весело, когда твой папаша нас всех вчетвером туда сбагрит, — Накахара хмурится.

— Кого он туда сбагрит, так это нас двоих.

— Меня-то за что?

— Да не тебя, а меня с братом, — Дазай взял одну из пивных бутылок, покачал её в руке, смотря, что на дне, и допил остатки, возвращая на место, но промахиваясь и роняя на землю. Потом подберут. — С тобой твой отец разберётся.

— Надеюсь, он меня когда-нибудь… простит за это, — Тюя икнул, прикрывая рот рукой. — Отдай, куда полез, — он хлестнул ладонью Дазая по руке, когда тот схватился за бутылку вина, и отобрал свой Монополь, отпивая прямо из горла и утирая рот рукавом. В глазах двоилось.

— Чё такой жадный? — Осаму хмурился, подпирая щёку ладонью и упираясь локтем в край деревянного столика. Бутылку он второй рукой всё-таки вернул себе, но с сожалением заметил, что ничего не осталось — Тюя допил остатки. — Так нечестно. Я тоже хотел.

— Обойдёшься.

— Н-ну уж нет, — Дазай прищурился, наклоняясь к Накахаре и смотря прямо в его глаза.

— Чё тебе? — Тюя прищурился сам, вскинув бровь и сложив руки на край лавки по обе стороны от своих ног. — Отодвинься.

— Много у тебя требований. Дай, — Осаму взялся за руку Тюи, и тот несильно дёрнул в сторону, мол, отцепись. — Да не дёргайся.

— Отвали-

То, что случилось на пьянке, остаётся на пьянке. У Дазая розовые пряди в волосах блестели в свете далёкого фонаря, и на губах был привкус виски. Накахара даже не удивился — не успел — и закрыл глаза, сначала не двигаясь, а потом, поняв, что на него давят со стороны и он сейчас свалится с лавки на землю, рывком подался вперёд, стукнувшись зубами о зубы, и неловко укусил за губу, схватившись рукой за ворот чёрной футболки на Осаму, зацепив ногтями бинты под ключицами. Выдох прямо в лицо. По вкусу создавалось ощущение, что мешают виски и вино в одном стакане, но в голове такая каша, что ей-богу, лучше вообще не думать о вкусе. Дазай противный, а целуется неплохо. Ну, или просто у Накахары достаточно низкие стандарты.

Губы припухли. Осаму, сильно щурясь, но не закрывая глаз полностью, коснулся ладонью щеки Тюи, путаясь длинными пальцами в рыжих волосах на висках, причмокнув и несколько склонив голову вбок.

А потом у Накахары в голове наконец щёлкнуло, и он понял, чем занимается. Трезвость накатила вновь, когда он резко отпрянул и чуть не слетел с лавки на ноги, благо ударивший в голову алкоголь не позволил — он остановился рядом, упираясь рукой в деревянную лавочную спинку.

Тюя шумно выдохнул, шмыгнув носом, а затем с размаху врезал Осаму кулаком по плечу — тот аж согнулся и схватился за место удара, но слова не проронил, только шикнул.

— Забудь то, что сейчас было.

— Один момент, — Дазай прохрипел, откашлявшись, и встал, покачнувшись, на ноги, обходя Тюю и уходя куда-то за гаражи. Послышались характерные звуки тошноты, от которых Накахару передёрнуло, и пришлось взяться за спинку лавки уже обеими руками, силясь не повторить за Осаму то же самое. Спустя пару минут Дазай вернулся, вытирая лицо влажными салфетками, о появлении которых в зоне рук Осаму Тюя даже спрашивать не стал. — Теперь говори.

— Ты норм? — Тюя нахмурился, обернувшись через плечо.

— Что? — Осаму обошёл Тюю кругом, взяв сок со стола и отхлебнув из горла. — Мне отец говорил, мол, перепьёшь — два пальца в рот, и вся дрянь уже не в тебе.

— Даже не поспоришь, — Накахара закатил глаза, думая о том, какой Дазай мерзкий.

— Но это случилось, кстати, по большей степени от тебя.

— Я буду утешать себя этим долгими зимними вечерами.

— А ты куришь ведь, да? Ну, втайне от отца, конечно.

Рыжий не ответил.

***</p>

Шибусава был сильно удивлён, когда неожиданно средь ночи в двери деликатно постучались, а на пороге оказались четверо нетрезвых подростков, причём один из них, а именно — Накахара Тюя собственной персоной, принёс на руках его спящего ребёнка в жёсткой отключке. На полный вопросов взгляд Тюя, аккуратно ставя Атсуши на ноги и закинув его руку на свои плечи, чтобы не упал, откашлялся в кулак и непривычно низким голосом ответил, что оборотень в порядке, просто… спит. А вот на вопрос, сколько же подростки выпили, Дазай, на спине которого покоился дремлющий Акутагава, поддерживаемый старшим братом под ногами, внезапно засмеялся, а Накахара, покачав головой, неуверенно ответил: «Немного». Ну-ну… по Атсуши особенно видно. «И… это, — Тюя опёрся рукой в стену, попытавшись выпрямиться, но было видно, что его ноги его явно держат лучше, чем Осаму, покачивающегося из стороны в сторону, прикрыв глаза. — На всякий случай… поставьте ему таз рядом с постелью. Ну или… положите спать в ванной». Троица, возглавляемая, кажется, самым трезвым сыном Рэмбо, медленно начала удаляться в сторону своих домов, а Тацухико, держа спящего тигра под руками, сначала оттащил Атсуши к его постели, уложив, не раздевая, но прежде разув, со всё ещё полными удивления глазами поспешил набрать коллегам — они не должны встречать этот кошмар вслепую. Хотя… Мори, кажется, может не слишком удивиться.

Рэмбо был в ужасе. Нет, он, конечно, подозревал, что его ребёнок вернётся не совсем трезвым, но чтобы… настолько? Тюя стоял на ногах, но упорно молчал, не произнося ни слова, кое-как скинул свою кожаную куртку с плеч, сообразив даже гравитацией отправить её на крючок в прихожей, и прямой дорогой, ни разу не покачнувшись, завернул в туалет, рухнув на колени и тут же обнявшись с белым фаянсовым другом. Пытаться вразумить его сейчас — бесполезно, да и на собственной шкуре опыт всегда лучше запоминается, чем если десять тысяч раз говорить одно и то же. Хотя, конечно, угнетало то, что Артюр вроде как учил сына, как пить правильно. На словах. Но покамест его лучшие друзья сейчас — угольные, а затем проводить бы до постели, а то так и уснёт. «Пап, извини, — Тюя придерживал головой рукой, упёршись локтем в бачок. — Я тут… я скоро, я недолго тут побуду». Понятно, почему он не говорил — язык заплетался. Стыдно, конечно, а как иначе? Но Тюя ещё более-менее держался. Артюр со вздохом только поспешил забрать резинкой его волосы, протянув в одной руке шесть угольных, в другой — стакан воды. Пей, ребёнок, полегче станет… хотя бы очистишь желудок.

Мори ожидал цирка — Мори его получил. Он следил у двери, открывая её ещё до того, как Дазай постучал. Старший сын, подняв голову на отца, улыбнулся, но сначала развернулся спиной вперёд и сбросил младшего брата прямо Огаю в руки, мол, всё, на этом мои обязанности окончены. Рюноскэ благо что был чистым — его явно с земли не поднимали и не тащили лицом по асфальту, и Мори, ничего не отвечая, молча отнёс спящего ребёнка на его постель, сняв обувь, стянув с него толстовку и выйдя к старшему ребёнку. Да, весь цирк заключался именно в старшем: он стоял всё ещё в раскрытых дверях, упираясь плечом в дверной косяк, и пытался сбить о порог свои кроссовки. Таки сбил — Мори специально наблюдал за ним без единого слова, чтоб посмотреть, чем всё закончится. Он даже дверь закрыл, после того как зашёл в квартиру, а увидев отца впереди, широко улыбнулся.

— Пап! — Мори на это бровь вскинул, скрестив руки на груди. — Я с-сделал, как ты учил! Два пальца в рот, — он даже показал указательный и средний в жесте «пис», — и…

— Нет-нет-нет, стой, не нужно показывать, — Огай тут же быстро подошёл ближе, хватая ребёнка за запястье. — Ну, и как же так надо было упиться, чтоб вернуться в таком состоянии, молодой человек?

— Я ни капли, — Дазай уверенно покачал головой из стороны в сторону.

— Ну-ну, — Мори закатил глаза, подтолкнув ребёнка в ванную. — Тошнит?

— Не-е, — Осаму тянет слова, выглядя вполне счастливым. — Я же как ты учил… помогает на р-раз.

— Ладно. Иди умойся, — Огай даже дверь открыл и свет включил, чтоб юный трезвенник о порог не запнулся. — Холодная вода тебе… нет, стой, не так же!

Дазай дошёл до раковины бодро, включил ледяную воду, вот только зачем-то согнулся, взявшись руками за край, и опустил под кран голову.

— У тебя не получится утопиться, — Мори вздохнул, поспешив к сыну и поднимая его голову из-под воды, вытирая мокрые волосы полотенцем. Кажется, от резкой смены положения у Дазая закружилась голова — он прищурился, смотря куда-то в пустоту, но точно не на своё отражение в зеркале. — Мда… Отстирывать свою розовую краску будешь сам, — на полотенце отпечатались цветные разводы от чёлки. Нужно будет показать ему его фотографию с этого периода, когда ему будет лет двадцать пять или вовсе тридцать. — Пойдём.

Осаму уселся на стуле на кухне, улыбаясь и подпирая щёку ладонью, пока перед ним не поставили стакан с водой и горсть угольных. Второй бумажный блистер с чудо-таблетками был припасён, видимо, на утро для младшего брата. Нужно будет, значит, завтра сготовить какой-нибудь суп, чтобы два юных трезвенника вымыли с себя всю дрянь горячим. Ну, да, Мори же нечем больше заниматься с утра, совершенно никаких дел…

— Не стыдно было брать без спроса крепкий алкоголь? — Огай стоял рядом, упёршись рукой в стол и возвышаясь над старшим и полувменяемым сыном назидающей тенью. — Хоть бы спросил.

— Е-если бы я спросил, ты бы начал спрашивать, где мы, с кем-м-мы… — Дазай клюнул головой вниз, но выпрямился, закинув в рот пять из шести таблеток — шестая упала между пальцев на стол — и запив водой, правда, облившись. Огай тяжко вздохнул. — Ну, нормально же. Вернулись вот в полном сотс… составе.

— И слава богу, что в полном составе, — Мори хмурился. — Как можно было до такого состояния упиться, Дазай? Мне напомнить, сколько тебе и всем вам лет, чтобы так пить?

— Отс-стань, — Осаму махнул рукой, даже не смотря на отца. — Давай завтра поговорим.

— Ну-ну. Если вы оба до завтра доживёте. Вставай. Нет, стой, аккуратнее, — Огай чудом успел подхватить Дазай под рукой, когда тот чересчур резко встал и начал крениться вперёд. Чем выше ребёнок, тем больнее ему будет падать, а только разбитого лба ему и не хватало! — Тише, не торопись.

— А я вот с Тю-юей целовался.

Мори невольно остановился, услышав это. Хотелось бы переспросить, но мысль о том, что расспрашивать о чём-то пьяного — полный бред, перебила желание. Мало ли, что с его языка может слететь?

— …Давай завтра поговорим об этом, — Огай, раскрыв дверь в комнату детей пошире, сначала хотел поднять Дазая и закинуть его на его верхний ярус, но подумал, что тот ночью может захотеть в туалет, или попить, или затошнит его, или что-нибудь ещё, и аккуратно развернул в сторону зала, усаживая там на диване. — Ложись.

Осаму даже спорить не стал — промямлил что-то вроде «это моя фишка откладывать разговор на завтра», улёгся и, кажется, мгновенно отрубился, благо что не захрапел — рано ещё ему храпеть. Мори сидел в тёмной комнате на краю дивана и молча качал головой, смотря в никуда. Учитывая, что все четверо, судя по их с Рэмбо и Шибусавой чату, пришли в разной степени отсутствия вменяемости, страшно представить, что у них было ещё помимо виски. Ладно.

Действительно, они поговорят об этом потом. О вреде алкоголя тоже.

И о вреде курения. Запах дыма неплохо впитывается в одежду.