Субкультуры (2/2)

Мори хотел было согласиться со старшим сыном, но внезапно увидел, что один глаз у него аккуратно подведён чёрной стрелкой. Зачем?..

— Не смешно, — Рюноскэ окончательно пришёл в себя, нахмурив куцые бровки.

— Ну… — Огаю понадобилась минута, чтобы переключить своё внимание с фокуса старшего на вернувшегося младшего. — Ничего страшного, папа не даст в обиду, иди переодевайся, умойся… вместе со своим братом, — Осаму уже было развернулся в комнату обратно, когда обернулся через плечо. Мори хватило духу только указать рукой на своё лицо. — Смой, ради всего святого, пока не замарал подушку, иначе отстирывать будешь сам.

Дазай что-то пробурчал в ответ, мол, потом смоет, всё равно ложиться он будет не прямо сейчас, Акутагава пока копался в коридоре. Огай только головой покачал, вздыхая, и вынес младшему кружку с водой: «Всё в порядке, дома тебе никто не грозит, ложись спать. Чай, на кровати удобнее, чем на сырой земле в паре метрах от захороненного тела, не правда ли?» Рюноскэ прищурился, отпил и с кружкой ушёл в комнату, будучи по пути потрёпанным по голове отцовской рукой. Уже в комнате Мори отписался своей охране, что можно возвращаться на свой пост, и премиальная надбавка за весь этот ночной бал-маскарад будет в середине месяца при подаче списка участников. Главное, чтобы ребёнок не узнал, что всё это его отец и подстроил… Ну, его же не догнали и не били, верно?

Прошло полчаса, прежде чем Мори понял, что возвращаться к работе с бумагами нет смысла — от всего этого абсурда на фоне пристрастий своих сыновей мозг отказывался думать о чём-то другом. Дверь в детскую была приоткрыта, и Огай, проходя мимо, аккуратно заглянул внутрь: младший в чёрной пижаме свернулся клубком под одеялом на своей нижней койке, и поверх него дремала чёрная голова с красными щёлочками глаз; на койке верхней, как ни странно, спал, а не сидел в компьютере, старший сын, раскинувшись звездой, свесив одну из рук книзу, а одну ногу закинув на стену. Огай прищурился, приподнявшись на носки, и действительно — у Дазая лицо чистое. Что ж, что бы он там ни рисовал себе на глазах, всё равно смыл. Нет, пусть себе хоть ночи над Сеной рисует на щеках и тайные вечери на верхних веках, но только не перед сном, когда все пейзажи грозятся отпечататься на наволочке.

Иногда лучше правда не знать, что в школьном рюкзаке старшего сына спрятана купленная днём раньше розово-красная тоник-краска, которой он хочет попробовать выкрасить пару прядей, а заодно светлую майку и белую раковину. Ничего, папа, уходишь ты рано, увидишь только поздно вечером…

Сообщение от: О. Мори

01:15. Знаю, господа, поздновато, но я вижу ваш онлайн, поэтому… просто интересно, у меня одного детей в последнее время штормить начало?

01:16. Ну, я имею в виду, у меня один только что вернулся с кладбища. Ночевать там захотел. Расхотел по дороге. А ведь я вроде ни одного в детстве не ронял… если только сами падали.

Сообщение от: Т. Шибусава

01:17. [вложение]

01:18. 🍓🐱✨🐉🍓</p>

Сообщение от: О. Мори

01:18.???

01:19. Это новая мода?

01:20. Я не уверен, что люди оценят… но выглядит, конечно, _блестяще_.

Только Мори и Рэмбо, работающие с людьми со сверхспособностями бок о бок всю свою жизнь и сами таковыми являющиеся, могли спокойно отреагировать на фотографию большой и красной драконьей головы, выглядящей почти натурально (если не знать, что она настоящая), вот только обклеенной десятком блестящих наклеек в виде кошачьих голов, ягод, звёзд, цветков и всякого такого барахла. Они хорошо сидели на твёрдых носовых пластинах, красной чешуе и рогах. Видимо, у Тацухико только одна голова с длинной шеей были обращены истинным обликом, ведь печатал-то он сообщение явно не когтями огромных лап…

Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало — плохой принцип, но иногда его лучше придерживаться. Дитятей ребёнок для родителя остаётся и в десять, и в шестнадцать, и в двадцать пять, и в сорок лет, и Шибусава даже не старался препятствовать тому, что сын стал тяготеть к чему-то… Чему-то чрезмерно мягкому. Сладкому. Светлому. Розовому. Сложно описать то, что в одно слово не укладывается, но всемогущий интернет подсказал название — ваниль. Юный оборотень начал натурально тяготеть по всему «ванильному», и как бы ладно, если оно не затрагивает ничего серьёзного — в конце концов, некоторые в этом возрасте увлекаются сатанизмом, собственным кровопролитием, жертвоприношениями и курением за гаражами, пока родители не видят, и то, что Атсуши зачем-то купил на свои карманные ободок с кошачьими ушами, когда у него, по сути, есть свои с натуральным мехом, совершенно не казалось чем-то ужасным. Все в этом возрасте творят невесть что, а то, что Атсуши нравится белое, а не чёрное, если обобщить, вовсе не назовёшь «невесть что». Пускай.

Пускай его полки обрастают фигурками неизвестных Тацухико персонажей, пускай на его кровати лежат горкой подушки с изображением этих же героев (или героинь? они все на одно лицо!), пускай он держит на стенах плакаты с музыкальными группами или чем бы то ни было.

Но сегодня Шибусава, пока ребёнок сидел на школьных уроках, не побрезговал протереть пыль на его полках и столе — дитятко сезонно линяло, и создавалось ощущение, что в квартире живёт минимум несколько котов, — но от этой же пыли ему случилось чихнуть прямо над стопкой бумаг, из которой на лицо тотчас вылетел рой чего-то непонятного. Какая должна быть защитная реакция на внезапную атаку? Правильно: обрастание непробиваемой чешуёй. Вот только атакующими оказались наклейки, лежащие поверх тетрадей, и теперь голову красного дракона украшали наклейки в виде клубники, котов, солнышек, блёсток и всего подобного. Отражение в зеркале выглядело какой-то насмешкой, но винить было некого: всё-таки, это территория ребёнка, а Тацухико нарвался сам. Беда была ещё и в том, что наклейки, как выяснилось, прицепились к чешуе очень крепко…

Главное, что фигурки на полке, о которую Шибусава ударился рогами, когда резко отпрянул в сторону с наклейками на лице, — морде? — были заблаговременно пойманы и водружены на место. Даже, вроде как, в тех положениях, в каких стояли. Тацухико прекрасно видел, сколько такая аккуратная работа может стоить, и хоть и не понимал, в чём ценность этих безделушек, которые через пару лет по решению самого их хозяина отправятся в тёмные углы тумбочек, шкафов и кладовок, а потом — на перекупочные сайты или другим детям в дар, но предпочитал обходиться с вещами ребёнка осторожно — сейчас ему это, видимо, дорого, так пусть и стоит нетронутым чужой рукой. Осталось только найти на белом ковре внизу мелкие цветочки, выпавшие из руки фигурки в виде девочки…

Сообщение от: А.Рэмбо

01:30: [14:34, голосовое сообщение]

01:31: лучше бы Тюя решил ночевать на кладбище!</p>

И действительно, «штормило» не только двух младших Мори. Рэмбо как уроженец страны утончённого вкуса ещё с самого начала начал подмечать, что его сын постепенно меняет стиль одежды: с лёгких курточек и обыкновенных футболок юный разрушитель переодевался в футболки с чересчур — на глаз Артюра — кричащими принтами и кожанки с шипами. Детская комната, казавшаяся до этого совершенно обыкновенным и безопасным помещением для подростка, стала обрастать преимущественно тёмными цветами, острыми предметами мебели… Когда Рэмбо, пройдя ночью в комнату спящего сына, чтобы закрыть оставленное нараспашку окно, случайно встретился взглядом с внезапно появившимся на стене плакатом, на котором были люди с широко распахнутыми глазами, размалёванными бело-чёрными красками лицами и отвратительного вида чёрными гитарами, он чуть не получил приступ. Конечно, увидь неожиданно такую, простите, рожу в темноте, на которую только свет луны и падает…

Музыка, в какой-то момент приглушённо зазвучавшая из-за закрытой двери, была воистину сатанинской: грубые кричащие звуки, изнасилование руками гитарных струн и звериное рычание вместо приятного слуху мотива сбивали с любой мысли и совершенно не давали ни отдохнуть, ни поработать. А зайти и попросить срочно выключить эту вакханалию из зверей в звукозаписывающей студии — так складывается ощущение, что при открытии двери снесёт ударной волной. Конечно, Артюр даже не пытался скрыть, что не в восторге от музыкальных вкусов сына, но Тюя, всё-таки делая потише (спустя закатывание глаз, конечно), говорил, что отец просто ничего не понимает. «И не хочу понимать», — услышал бы юноша, если бы выключил музыку. Но хотя бы стало потише.

Когда ребёнок впервые заикнулся о том, что хотел бы приобрести гитару, Артюр хотел отрезать сразу: «Если только на ваши карманные деньги, молодой человек». А секундой позже в голове возникла логическая цепочка: если ребёнок хочет гитару, значит, этой гитарой он будет заниматься, а если будет заниматься, то точно в тишине, чтобы сосредоточиться, а если будет тишина, значит, никакой сатанинской музыки… Рэмбо даже воду выключил, в которой домывал посуду. «А знаешь, что? — Тюя взглянул на отца исподлобья, сидя за столом, как неприкаянный родственник. — Полностью за свои деньги я, конечно, сделаю тебе подарок только ко дню рождения, но, если у тебя есть деньги сейчас или ты хочешь подкопить, я добавлю из своих, и ты купишь себе хорошую гитару. Акцентирую твоё внимание — хорошую. Но за такое предложение у меня условие, — у Тюи даже глаза засверкали, когда он услышал, что гитара, возможно, будет у него достаточно скоро. Настоящая! — Чтобы никакой музыки из ада я больше не слышал. У тебя ведь есть наушники, солнце?..»

Потрясающе, на самом деле, как ребёнка можно легко уломать не делать что-то одно, если он хочет сделать что-то другое. Тянуть Артюр не стал — после недели идеальной тишины без звуков гитарного концерта на скотобойне Тюя уже бежал домой с новенькой покупкой, борясь с желанием распаковать прямо на улице. Да, понятное дело, первые шаги, первые аккорды, первые попытки звучат далеко не очень, а с учётом их бесконечного повторения вперемешку с тихой руганью — ещё и раздражающе, но лучше уж потуги ребёнка в искусство, чем потуги рычащих людей в соловьиное пение. Поразительно, на самом деле, как этот чёрный, с цепями на шее и шипами на плечах, в кожаных перчатках без пальцев несуразный маленький подросток всё ещё может быть прилежным сыном! Не всегда, конечно — всё-таки давно не тот возраст, когда родитель для ребёнка — центр вселенной. Но хотя бы иногда.

Но не бывает затишья без бури. Однажды Артюр пришёл домой и понял по окружающим его звукам, что что-то в его мире изменилось. Как оказалось, к привычным гитарным наигрываниям из комнаты Тюи стала доноситься тихая сатанинская музыка, которую он пытался повторить… И против даже ничего не скажешь — ребёнок развивается, да и музыка совсем не громкая. Но сам её факт наличия в квартире… Кошмар.

По правде говоря, периодические «кошмар, это просто кошмар!» повторялись на протяжении всех пятнадцати минут эмоционального голосового сообщения от Рэмбо, которых в чувствах порой случайно переходил на французский и только спустя предложение или больше делал паузу, кашлял и возвращался в привычное русло. На тринадцати минутах Мори так и не понял, к чему Артюр так уж переживает и желает, чтобы лучше уж юный Тюя-кун ночевал на кладбище, но последнее горестное восклицание поставило все точки над i:

«Он хочет мотоцикл! А я даже знать не хочу, для каких именно целей, окромя езды, он ему нужен, потому что ни за что не поверю, что подросток не захочет повыделываться перед сверстниками мёртвыми петлями и прыжками над камазами! — здесь, кажется, Рандо всхлипнул, и на фоне всё ещё были слышны звуки резкой рок-музыки. — Я погиб, я погиб…»</p>