Простуда (2/2)
— он… он просто зашёл к-ко мне и… успел пожаловаться на плохое самочувствие, я отвернулся на секунду, повернулся — а он уже… я его еле п-поймал, — сбивчиво пытался объяснить произошедшее Артюр, стоя над уложенным на диван ребёнком и активно жестикулируя, выглядя настолько обеспокоенно, что невольно представляешь, что было бы с ним, если бы случилось что-то серьёзнее жара у его сына. — я не знаю, его так колотило, я даже не успел ничего сделать… я сделал ему плохо?
— Спокойно, — Мори испытывал дежавю, когда машинально набрал из ампулы в шприц жаропонижающий раствор. — Бывает. Тюя-кун давно не болел, ничего страшного в этом нет, это ожидаемо.
Настолько высокая температура, вообще-то, вещь жутковатая, особенно для ребёнка, но Огай, говоря это, больше успокаивал паникующего Рэмбо, расхаживающего рядом и негромко разговаривающего с самим собой, о чём-то встревоженно рассуждая, поглядывая на сына. Когда Тюя, заглянувший к отцу на работу, медленно ввалился в двери кабинета и хриплым голосом пожаловался, что плохо себя чувствует, а потом и вовсе потерял сознание, у Рэмбо на раздумья не ушло ни секунды, когда он рывком стянул с себя шарф, пальто, наушники и прям так, в чём был, вылетел в холод прямиком к Мори — свет на его этаже ещё горел, а значит, там можно искать спасения.
Это был второй раз, когда Рэмбо впал в дичайшую панику и делал всё на автомате.
Юный манипулятор гравитацией тяжело дышал, лёжа укутанным в отцовские вещи в полутёмном кабинете Мори-сана — Огай посоветовал не тревожить ребёнка, пока не придёт в себя и пока жаропонижающее не понизит температуру хотя бы до тридцати восьми. Рэмбо то ходил из стороны в сторону, измеряя кабинет шагами, то садился на край дивана и всматривался в покрасневшее от жара лицо сына, постоянно растирая свои плечи руками, но даже не думая сейчас о том, чтобы как-то согреться самому. Мори отходил, звоня своим сыновьям и предупреждая, что задержится; краем уха услышать можно было, что он также спросил, как оба себя чувствуют, не голодают ли и сделали ли хотя бы математику на завтра. Рэмбо дышал на свои руки и грел их между колен, не сводя глаз с Тюи и пытаясь проверить его температуру с учётом холода своих ладоней — он не замечал, понижается она или держится, от того ещё больше нервничал, держась за голову и снова вставая, вышагивая по кабинету возле дивана и дёргаясь от каждого шороха, надеясь, что это Тюя наконец пришёл в себя.
Но полчаса пришло — и ничего.
На улице было темно. Ярко горели фонари, освещая линии дорог. В какой-то момент на плечи Рэмбо приземлилось чёрное пальто Мори — мужчина склонился над ним, похлопав по плечу и сказав, что всё в порядке: «Для детского организма это нормально. Он просто спит. Во сне дети выздоравливают».
— может, дать ему лекарств? ещё что-нибудь вк-колоть? — Артюр смотрел измученным и испуганным взглядом на Огая так, будто Мори — волшебник, излечивающий по мановению руки. — я виноват… я среагировал недостаточно быстро… может, он начал плохо себя чувствовать ещё вчера?
— Не кори себя, — Огай нахмурил тёмные брови. — Все дети болеют. Кто-то часто, кто-то нет, сильно и с плохой температурой вроде тридцати семи и пяти всю неделю, ты просто не привык. От твоего волнения ничего не изменится.
Рэмбо подумал над сказанным, сбивчиво кивнув и натянув чёрное пальто на себя получше. Оно не грело так, как грела своя одежда, но Тюе она сейчас была нужнее. Бедняжка, казалось, когда говорил отцу, что плохо себя чувствует, даже сам не ожидал, что в принципе его самочувствие может ухудшиться. Артюр сейчас хотел только одного: чтобы ребёнок наконец проснулся и перестал чувствовать тяжесть жара на себе. oh grand maître, лучше бы болел он, Рандо, а не этот несчастный ребёнок.
Артюр держался за свою голову, упёршись локтями в колени и смотря в пол, когда почувствовал робкое прикосновение к своему боку. Глянув искоса из-под упавших тёмных прядей волос, он вздрогнул, увидев, как Тюя, открыв глаза и приподнявшись на локтях, кашлял, закрыв рот ладонью. От растерянности Рэмбо сначала потянул к нему руки, а потом остановил, спрашивая осипшим голосом:
— как себя чувствуешь, дорогой? — Артюр словно боялся прикоснуться к нему сейчас, не желая причинить неудобство или боль. — т-тебе получше?
— Я что, спал?.. — Тюя потёр глаза и кашлянул ещё раз, удивляясь своему хриплому голосу. По лицо видно, что он всё ещё уставший, но, кажется, совсем чуть-чуть ему стало легче. — Мне лучше, чем тогда. Наверное, надо было одеть шарф сегодня. То есть, кха, надеть…
— il faut, il faut… — Накахара не совсем разобрал, что сказал отец, но Рэмбо вдруг обнял его, слабо прижимая к себе и огладив по спине, прикоснувшись рукой без перчатки к его лбу. — Мы сейчас отправимся домой, ты как следует выспишься, выпьешь таблеток, тебе станет лучше…
Тюя молчал. Он был всё ещё слаб и горячо дышал, морщась. Ему было холодно и жарко одновременно — морозило. А ещё он чувствовал, как взмок. Хотелось и переодеться, и нет — холодно ведь переодеваться будет. Мальчишка снова закашлялся, отодвигаясь от отца.
— Я что, болею?
— д-да, да-да, ты просто уже, наверное, забыл, как болел в свои пять лет… или шесть… но это неважно.
— И в школу не пойду?
Почему-то на этом вопросе Артюру облегчённо выдохнул, вновь обхватывая ребёнка и пытаясь поднять его, но Тюя фыркнул и пробурчал, что он сам дойдёт. Рэмбо только улыбнулся, укутав его в шарф получше. Мори стоял в дверях, скрестив руки на груди и улыбаясь уголком губ.
— конечно, не пойдёшь.