12 глава (1/2)
Первое, что хочет сделать Олег, увидев Макарову в допросной — вцепиться ей в горло. Зубами. Клыки сразу лезут наружу, а волна животной ярости накрывает с такой безумной силой, что даже Игорь немного пугается и придерживает его за плечо, не давая рвануть вперед.
Девушка, до этого смотрящая бездумным пустым взглядом на свои лежащие поверх стола одетые в наручники руки, вздрагивает и резко задирает голову — в карих глазах в секунду загорается панический страх и тут же угасает, сменяясь безвольной апатией. Она отводит взгляд и опускает голову.
— Здравствуйте, Валерия, — официальным голосом произносит Игорь. — Я — старший следователь, майор Игорь Гром. Я буду проводить у вас допрос.
Олег сжимает зубы, скрипя эмалью, ожидая от девушки как минимум вопроса, что он, Волков, тут делает. Но она только коротко, еле заметно кивает. Это почему-то еще больше разжигает внутреннюю злость. Лишь голос Игоря, холодный, выверенный, остается для него якорем, не дающим сорваться.
— Назовите свое полное имя, дату рождения, и род деятельности, — начинает Игорь допрос.
Девушка отвечает мгновенно, даже не дослушав до конца. Будто знает, что ее ждет. Хотя… Наверняка знает. Она говорит глухо, так и не поднимая головы, глаза ее закрыты длинной челкой — Олег, как бы ни хотел, не может заглянуть в них и понять, что она чувствует. И это раздражает. Игорь задает несколько проформных вопросов для составления общей картины, а Олег слушает монотонный бубнеж убийцы с одной только мыслью — какая же это все бездарность. Бездарно потраченные жизни талантливых парней, бездарно убитая и так уже шаткая психика Сережи, Олега и Игоря, бездарно смытая в унитаз судьба этой глупой девчонки.
— Что вас связывало с жертвами? — спрашивает Игорь, и Валерия наконец поднимает голову.
— Все, — мертвые уставшие глаза смотрят не на него, а на Олега.
— Подробнее, пожалуйста, — давит голосом Игорь.
— У нас были отношения.
— С омегами? — уточняет Игорь. — При этом вы сама — Омега.
— Мне казалось, уж вы точно меня поймете, — глухо отвечает Лера, и это должно звучать с издевкой, но Олег слышит в ее голосе… Надежду? На что, на сочувствие из-за сексуальной ориентации? Это даже смешно. Но удивительно — Игорь коротко кивает, подтверждая ее догадку. А Олег даже не удивляется догадливости девушки — она была с Сережей все это время, пока они гонялись за тенью таинственного альфы, который в итоге оказался миражом.
— Где вы взяли таблетки? — Игорь спокойно продолжает допрос.
— Покупала по своему рецепту, но не пила, — спокойный голос становится немного нервным, прерывистым, будто девушке болезненна сама тема. Тема не убийства, какая-то другая. Олег аж подается вперед, чтобы лучше ее видеть, опасаясь, что она вновь опустит голову. И не зря — она опять смотрит на стол, голос ее срывается, и она бубнит куда-то в сторону: — Любая Омега имеет право на подавители. Но они мне не нужны, я и так бесплодна.
И правда болезненная тема.
— Кому еще, кроме жертв, вы их давали? — теперь зол еще и Игорь. Олег слышит это по едва дрожащим гласным в произнесенных им словах.
Макарова не отвечает, только бездумно смотрит на свои руки. Олег тоже невольно опускает взгляд, замечая, как сильно у нее набиты кулаки, как у опытного бойца с типичными уплотнениями-мозолями на костяшках. Сильная-слабая девочка. К злости внутри Олега примешивается жалость. Игорь собирается продолжить, даже открывает рот, но она вдруг начинает говорить, хрипло и надрывно:
— Вы заметили, что является противоестественным? — Ее прорывает словно плотину. — Все нормально пока вы можете родить, — голос ее становится желчно-злобным. Олег аж морщится. — Женщина спит с женщиной, мужчина с мужчиной, — продолжает девушка, вцепившись в край столешницы побелевшими пальцами, — и это нормально. Пока вы можете родить — ваши отношения естественны! — Пальцы ее барабанят по столу, а взгляд бегает с Игоря на Олега и снова возвращается обратно. Голос становится все громче. — Главное, чтобы у одной особи была матка, у другой — наполненные спермой яйца. Все крутится вокруг возможности пары самостоятельно родить. Хотя давно уже придумали ЭКО и суррогатное материнство, но косное мышление консерваторов крутится вокруг мифической священности зачатия. Ты не можешь жить с кем хочешь, быть тем, кем ты хочешь, если ты не принес в жертву обществу свое тело! Этому миру надо лечиться, — резко заканчивает она, голосом ставя точку, бледное лицо ее украшает лихорадочный румянец, а глаза горят нездоровым мстительным огнем.
Олег слушает ее надломленную тираду, пораженный осознанием того, кто на самом деле убийца. Пораженный не фактом личности, хотя то, что это — кто-то, кого он сам же проверял, прежде чем нанять на работу, уже говорит о многом. Но Лера, она ведь совсем еще юная девочка… да, крепкая, высокая, больше похожая на мальчишку, но совсем ведь молодая девушка. И уже так сильно прогнившая внутри. Что же с ней случилось?
— Но почему эти омеги? — неожиданно сам для себя спрашивает Олег, даже не пытаясь скрыть недоумение в голосе. — Они ведь были того же мнения что и ты? Было бы логично, чтобы ты убивала альф или омег консервативных взглядов. Почему они, почему Сережа?
Лера снова опускает голову и словно сдувается, как лопнувший воздушный шарик.
— Почему? – срывается на крик Игорь и хватает ее за плечи, трясет изо всех сил. Девушка сначала испуганно всхлипывает, а потом начинает истерично смеяться, надрывно и хрипло, и это звучит страшнее, чем любой крик боли. Игорь отскакивает от нее, как от чумной — плечи ее трясутся, а глаза начинают слезиться, но это не слезы сожаления — это слезы злости и обиды. Ее истерика продолжается несколько бесконечных минут, и, когда они уже теряют надежду услышать хоть что-то внятное, она хрипит, вновь смотря не на Игоря, а на Олега.
— Им хватило смелости быть собой, — будто выдавливая из себя эту правду. — Не по нужде, как я, став бесплодной и ненужной ни одному нормальному альфе, — говорит она дрожащим от слез и боли голосом.
И Олег понимает — она сама толком даже не понимала почему она все это делала.
До этого момента.
— Нормальному альфе? — одними губами повторяет Гром. — Так вот твой критерий? — Он наклоняется ниже и тихо шепчет, прямо в лицо, но Олег все прекрасно слышит: — Я вот по твоим критериям — нормальный альфа. Но мне не нужна ни одна «нормальная» омега, потому что я хочу быть с любимым человеком, и это, сюрприз-сюрприз — тоже альфа. — Он будто сказку ей рассказывает, напевно и шутя. Но это — не шутка, и у Олега от его слов мурашки пробегают по коже. Игорь наклоняет голову — будто и правда пес, но ждущий не лакомства, а команды «фас» — и совсем другим голосом, опасным и презрительным, спрашивает: — Но будь я как ты, я бы уже начал убивать альф, потому что не могу быть собой? Так это по-твоему работает? — рычит он сквозь зубы в конце, и припечатывает, жестко и безапелляционно: — Знаешь, ведь это не миру надо лечиться, а тебе. Мир разберется без тебя.
Он резко отшатывается, и на лице у него написано отвращение. Олег же напротив, больше не чувствует даже злости; он больше не хочет ее убить, пропадает эта мстительная жажда крови. Ничего, кроме кислой жалости к ней, у него не остается. Она запуталась, загнала себя в ловушку, сама сделала из себя монстра, которого увидела лишь в последний момент. И решила вылечиться от него. А лучшим лекарством выбрала наказание за содеянное. Она не сбежала из города, хотя могла, а решила сдаться и признаться, но на самом деле не смогла до конца осознать вину. Она сидит сейчас тут и отчаянно ищет себе оправдание. И это жалко и отвратительно. Если бы в свое время она дала себе шанс, тогда, быть может, не возненавидела бы себя и всех этих бедных парней. Увы, опомнилась она только сейчас. Но жизни убитых это уже не вернет.
Но самое странное — во всей этой безусловно страшной трагедии Олега поражают больше всего не убитые люди, не позиция девушки, не ее попытка оправдать себя, нет. Самым будоражащим и даже немного пугающим становится то, что Игорь говорит про «любимого человека».
Олег чувствует одновременно триумф и панику. Счастье и дикий страх. А еще — состояние полной безысходности.
И не знает, что со всем этим делать.
***
— То, что ты сказал там, это… — говорит Олег Грому после первой затяжки, когда Леру уводят в КПЗ. Они стоят на улице прямо у крыльца Главка, не захотев идти в душную и маленькую курилку. Игорь уже по привычке курит сигареты Олега, снова забыв спросить название и марку, а Олег мнется, пытаясь сказать что-то, судя по всему, очень неприятное. Он долго катает слова на языке, будто примеривается сделать разговор менее болезненным. Игорь такое уже видел. Игорь даже знает, что он хочет сказать, особенно после того, что произошло вчера, особенно после того, что Гром увидел в его глазах при словах о Сереже. Олег наконец решается продолжить: — Игорь, то, что произошло, мы… Я не могу, Игорь, — Гром делает пометку в виртуальном блокноте своей памяти, чтобы наконец усвоить этот урок и не повторять эту ошибку. Снова. — Слишком многое стоит на кону, — качает головой Олег, и Гром грустно ему улыбается.
— Да, я понял, — Игорь уже привык, что Олег его отвергает. Больше того, он этого ждал. — Это ничего не значит.
— Значит. Мы… — неуверенно произносит Олег и замолкает. И эта неуверенность в нем смотрится настолько неорганично, неестественно, будто бы это не Олег стоит перед ним, а кто-то другой. Тот, кого Игорь совершенно не знает. А ведь правда, знает ли он Олега Волкова, или весь его образ — сплошная выдумка, фантазия жадного до любви сердца?
— В масштабе всего происходящего это ничего не значит, — отчеканивает Гром, не давая ему договорить.
Игорь, наверное, давно с этим смирился. Тот, кого он выбрал, если только те чувства, которые он испытывает можно назвать выбором, не мог быть с ним ни при каких обстоятельствах. И дело было ведь не только в том, что Олег — альфа, а в том, что он давно и глубоко занят. Гром не принял бы то, что происходило между ними в любом случае, будь то поднимающие голову комплексы, не дающие ему до сих пор принять свою сущность, или вина за разрушенную семью, которая грызла бы его до конца жизни. Все это Игорь говорит себе прямо сейчас, убеждая, но полая пустота внутри все равно не пропадает, а только растет от осознания произошедшего.
Игорь ведь совершенно все понимает. Но понимать и принимать — это разные вещи. И вот последнее дается с трудом.
Олег молчит и вновь выглядит виноватым. Но Гром не собирается переубеждать его в обратном. Внутренний мстительный альфа даже радуется, что Олегу больно.
— Ну что ж, прощай, Олег Волков. Вам с Сергеем еще надо будет пройти опрос как свидетелям. Я отправлю к вам Дубина, — Игорь протягивает на прощание руку; Олег, чуть подумав, жмет ее, сильно сжимает и замирает. Гром взвешивает вес его ладони в своей, прощаясь с ее теплом, и неохотно отпускает. — Бывай.
Он уже разворачивается, чтобы уйти, и слышит окрик.