Концерт (2/2)
Это было угрожающе, я понятливо кивнул и сглотнул. Сглотнул ещё раз - когда увидел, что мне протягивают внушительный фаллос с окончанием в виде пушистого хвоста. Шерсть такого же цвета мокрой выцвевшей соломы, как и мои волосы. Как любезно с твоей стороны, мистер Сэр.
Поднимаю взгляд на Макса, тот нетерпеливо тыкает мне в щёку игрушкой и кивает на мой зад, определённо желая, чтобы я это в себя вставил. Хвост беру с сомнением, но приказ выполняю. На сухую это оказывается даже так же неприятно, как и унизительно. Впрочем, всё равно справляюсь, не зря же подготавливал себя. Гордости это не вызывает, да и дышу с опасениями, напряжённо прислушиваясь к предмету в себе.
Макс тоже подготовился. Брюки и рубашка остались, но пиджак и галстук убраны на спинку кресла, а поверх одежды как влитые сели тонкие кожаные портупеи - одна в пару оборотов обвивает торс и двумя лямками цепляется за края плеч, а вторая цепляется за пояс и обхватывает так же в пару оборотов каждое из бёдер. Мне казалось, это женский аксессуар, но на Горьком они смотрятся так, словно это именно женщины слизали с него идею. Макс замечает мой заворожённый взгляд, самодовольно усмехается и покровительственно опускает ладонь мне на макушку. Осекаюсь, моргаю и отстраняюсь от прикосновения.
- Нравится? - впрочем, ладонь с головы никуда не девается. Чтобы избежать прикосновений Макса, нужно быть в скафандре, а не голым и стоящим на коленях перед ним. Он почти даже не замечает моей неприязни - или прикидывается. Обращает внимание только на то восхищение, которое я случайно выказал. - Сегодня ты называешь меня хозяином, если вообще открываешь рот. Больше никак. Услышу что-то другое, получишь разрядом по... - сделал вид, что задумался, но я уверен, что он и так уже придумал, куда шибанёт, - По головке члена.
Внутренне вздрагиваю. Я терпеть не могу называть его хозяином. Но, видимо, кроме этого слова мне сегодня вообще ничего не позволено. Намордник, хвост, поводок, приказ молчать... Это настолько явно, что нет смысла спрашивать. Сегодня я собака. Щенок, тот самый, которым меня всё время называет Макс. Настроение, и без того поганое, падает ещё ниже.
***</p>
К моему удивлению, мне снова дали перекусить бутерброд. В номере мы оставались часа четыре - я переваривал еду, а Макс перебирал свои приблуды. Не сомневаюсь, что мы могли бы этим заниматься и в особняке, но Макс всё время куда-то выходил и возвращался. Когда он вернулся в очередной раз, он потёр руки, довольно хмыкнул и кивнул мне с порога, подзывая.
- Всё готово. Давай поводок, - что готово, к чему, я всё ещё ничего не понимал и никто не трудился мне разъяснить. Подбираю волочащийся за мной поводок и вкладываю в протянутую ладонь, - Теперь не двигайся.
Макс достал из сумки, с которой приехал, подготовленный шприц. Я узнал его, я узнал бы его из десяти подобных - в нём покоится голубоватая мутная жидкость. Тот самый возбудитель, которым этот садист пользуется. Какое-то время он окидывает оцепеневшего от страха меня взглядом, видимо решая что-то, а потом наклоняется и вкалывает мне его в шею за ухо. Едва вздрагиваю, морщусь и мотаю головой после. Неприятное место, но, видимо, это нужно, чтобы не было нежелательных подтёков, если будут бить или связывать. Потому что если нет, я тогда совсем не понимаю его действия.
Шли мы до зала, кстати, уже не таясь. Я полз на четвереньках, щекоча себе бёдра хвостом, а Макс тащил меня за поводок. И охранники, эти двое похожи на тени, иногда я даже забывал, что они с нами. Ещё и ковры в коридоре скрадывают звук шагов - идеально, чтобы пропасть.
Всё началось, когда мы вошли в зал. Перед дверью Макс надел белую карнавальную маску с праздничными завитушками в качестве узора, а потом я увидел, что и все гости, человек двадцать - все они так же в масках. Разноцветные, пара человек даже с перьями. Мне они показались каким-то хулиганством, но отчасти даже забавным.
***</p>
Это оказалось страшным. Быть в положении зверька для игр, запертым с толпой неизвестных господ. Без права на голос. Я невольно подступаюсь ближе к единственному знакомцу - Горькому. Вжимаюсь плечом в его колено и ловлю на себе его насмешливый взгляд. Да, он доволен эффектом, этого, видимо, и добивался. Я напуган, верно, а теперь пошли по домам. Пожалуйста.
Сердце продолжает панически колотиться и тогда, когда Макс приветствует гостей, когда рассказывает о предстоящем мероприятии и когда демонстрирует им меня. Приказывает вилять ”хвостом”, гавкать и давать лапу. Унизительно, но сейчас меня это мало заботит - всё это время не свожу умоляющего взгляда с хозяина. Я даже готов называть тебя так, смотри, ну же, обрати внимание и выпусти меня отсюда.
Вместо того, чтобы внять моим безмолвным мольбам, Горький сообщает гостям, что они тоже могут поиграть с щенком. То есть, со мной. Почти сразу я оказываюсь окружён заинтересованной толпой. Кто-то брал в руки поводок и отдавал приказ. Были и банальные, в роде тех, которые отдавал ранее Макс, но были такие, как например облизать ботинок или принести выброшенную плётку. На мне был намордник, поэтому пришлось повозиться. Я буквально ощущаю, как каждое моё движение выцепляют мучители жадными взглядами. На представлении Горький назвал это ”дружеской встречей”. Значит ли это, что все присутствующие в том или ином смысле с ним близки? Семья? Друзья? Коллеги? Мне не объяснили даже того, что меня ждёт, а о подобном не заикнётся никто. Меня же волнует только, есть ли среди них Григорий.
***</p>
Было очевидным, что меня не отпустят, пока не наиграются все. Меня унижали, продолжая приказывать и заставляя отсасывать, на меня даже наступали. В какой-то момент я оказался подвешен за заломанные за голову руки. Все они трогали меня. И били. Той плёткой, которую я с горем пополам приволок, другими тоже. Макс принёс их штук пять. Они вытащили из меня хвост под одобрительный гомон остальных зрителей, а потом брали меня, не церемонясь, даже девушки - вооружившись страпонами. Мне казалось, это не закончится никогда.
Но закончилось. Много позже.
Сначала меня наполнили сзади спермой, потом вставили обратно хвост и стянули верёвкой яйца. Её перекинули через колёсико под потолком и натянули, подвешивая больше и больше грузил, наверное каждый что-то добавил. Рот мой стянут куском ткани, я мотаю головой, отчаянно скулю от боли и под конец, кажется, даже плачу. Я не знал, что толпа бывает такой жестокой. Да, каждый из них личность, но когда они вместе и возбуждены, они - чудовище. А ты в этом как щепка в шторме.
Какой-то незнакомец в это время подошёл ко мне сзади, освободил руки и рот - а потом выгнул меня назад. Это был самый неуклюжий мостик в моей жизни. И самый рискованный, потому что только чужие руки, стискивающие мои запястья у себя на уровне головы, не давали мне упасть и оторвать себе перетянутую мошонку. Я что-то бормотал - к тому времени рот уже нещадно болел - просил отпустить меня или хотябы просто опустить на пол. Вместо этого мужчина так же как ранее мошонку, стянул мои руки и передал конец верёвки подошедшему Максу. Руки были подвешены к потолку, а у моего лица был освобождён из штанов чужой член. Очередной. Мне захотелось расплакаться или исчезнуть, но я открываю рот и снова отсасываю, давясь слезами и - позже - спермой.
***</p>
Я столько раз выпадал из мира, что сбился с счёта. В конце концов я оказался лежащим на полу с раздвинутыми ногами и пушистым хвостом в заднице. Макс подозвал всех присутствующих, наступил на мои и без того пульсирующие от недавней пытки яйца и пару раз надавил. Кроме боли я ничего не почувствовал, но толпа почему-то смеялась и одобрительно кивала. Я заметил, что мне на губы что-то попало, облизал и ещё долго соображал. Похоже, каким-то образом моё тело кончило. Не знаю, сколько длился этот кошмар, по моим меркам - целую вечность.
После их игр я был полон спермы и в заднице, и в желудке, был перемазан соками женщин, избит и не ощущал ниже пояса ничего, кроме пульсирующей боли. Когда все разошлись, рядом со мной - я же, вымотанный до предела, не шелохнулся больше - присел мужчина в синей маске. На ней тоже были сверкающие блёстками завитушки, как у Макса, да и у почти всех гостей сегодня. Не думаю, что смогу воспринимать карнавалы после подобного хоть сколько-нибудь адекватно.
- Забирай, - бросает Макс ему, второй раз на моей памяти закуривая. Настолько перенервничал? Я не замечал во время сессии, но он не сводил с меня взгляда всё это время, регулировал все фиксаторы и верёвки, прерывал увлёкшихся каким-нибудь насилием гостей и переключал их внимание. Только сейчас, прокастинируя в потолок, я могу заметить все эти детали - заметить и проанализировать. А там, в гуще событий, я был щепкой. На какую-то секунду даже почувствовал себя виноватым за свою неблагодарность. А в следующую вспомнил, что это именно он меня сюда приволок и отдал им. Снова злюсь, перевожу бездумный взгляд на подбородок присевшего рядом и продолжаю в открытую подслушивать.
- Только его отмыть нужно. Но я этим не займусь, - добавляет Горький. Незнакомец надо мной кивает. Я не припоминаю его в толпе издевающихся и думаю, что он один из охранников.
А потом он снимает маску и ерошит себе волосы устало. Мне снова хочется исчезнуть. Жуков. Он видел? Всё это? Меня таким жалким никто никогда не видел. Никто, кроме буквально пары человек, которых я по большей части почти ненавижу. Но Жукова я не ненавижу. Почему-то, хотя по идее должен. Теперь он во мне разочарован, верно? Я ведь даже кончил в конце. Понимаю, что дело в препарате, но.
Закрываю лицо локтями, задрав руки к голове. Слышу над собой мягкий смех. Мой локоть едва сжимает чужая ладонь. Горячая и шершавая. Я помню её. К горлу снова подступает слезливый ком отчаяния. Пожалуйста, не трогай меня. Я грязный. Просто отвратительный.
- Я займусь им. Как с Гамлет дела? Ты уже кончал с ней? - не понимаю, о ком они. Но Макс коротко кивает.
- Иска справляется. Где ты её нашёл такую? - слышу едва различимое восхищение в его голосе. Так вот в чём дело, вот почему она особенная. Это подарок брата. Поэтому с ней с самого начала возятся. Только вот вряд ли Макс продолжил бы тратить на неё время, не приглянись ему эта девица.
Я понял. Я наконец-то понял абсолютно бесполезную для меня часть чужой жизни. В тот момент, когда моя жизнь, казалось бы, достигла дна.
***</p>