Часть 3, где добрым эсператисткам не так просто смириться с языческим в своей натуре, а вот другие уже смирились и начали действовать (1/2)
Последние годы кардинал Сильвестр, в миру Квентин Дорак, спал всё меньше. Это, конечно, намекало на приближающуюся старость и потому Сильвестру не нравилось, но имело свои преимущества: времени ему вечно не хватало. И неожиданные гости, заявляющиеся перед рассветом, не поднимали его с постели, потому что он в неё ещё не ложился вовсе.
Но когда в это ещё не утро к нему ворвался, почти мгновенно миновав секретаря в приёмной, Рокэ Алва, Сильвестр почувствовал не привычное удовлетворение от того, что его не застали врасплох, а нехорошую боль в области груди. Потому что Рокэ был бледен даже по сравнению с обычным собой, а выражение его лица не оставляло сомнений: что-то случилось.
И это что-то наверняка было связано с поспешным отъездом Рокэ с празднеств по случаю его собственной победы над Окделлом…
– Кто погиб? – каркнул, не узнавая своего голоса, Сильвестр. Первым пришёл в голову Фердинанд, но, право, не настолько Рокэ был привязан к королю. Савиньяки? Но тогда Рокэ примчался бы не сюда, а к убийцам, и Сильвестр уже услышал бы о кровавой расправе. Кто же это мог быть ещё?..
Рокэ мучительно скривился от вопроса и через силу вытолкнул, словно не хотел говорить:
– Пока никто. Но могут – многие. До Излома ещё далеко, а меня уже поймали клятвы и проклятия, и я не знаю, как отыграться у судьбы, не бросая на сукно свои титулы и звания.
Сильвестр слегка выдохнул через нос. Насколько рассудочен был Алваро Алва, настолько эмоциональным вырос его наследник, и у кардинала немного отлегло от сердца, в прямом и переносном смысле. Если ничего непоправимого ещё не случилось – значит, есть и шанс его не допустить, что бы там ни думал Рокэ.
– Рассказывайте, – велел он. – И мы что-нибудь придумаем, так что, может, и бросать на сукно ничего не придётся, а если придётся – может, получится взять назад, да ещё и с прикупом.
Рокэ, садясь напротив него, тяжело вздохнул…
Ричард Окделл, в недавнем прошлом – граф Горик, чей двенадцатый день рождения почти что совпал с получением герцогского титула, хорошо помнил оба визита кэналлийских отрядов этой весной. Первый отряд возглавлял усталый вежливый человек в очень запылённой одежде, от которого пахло гарью. Некоторые солдаты с ним были одеты в чёрное, некоторые – в чёрно-белое, и при их приближении матушка велела запереть ворота. Однако вышла к ним сама после того, как предводитель отряда обменялся несколькими словами с привратником Недом. Ричард, вместе с Айрис наблюдавший из окна, не слышал разговора, конечно, но предводитель низко склонился перед матушкой, передавая ей какой-то свёрток, и скорее понравился ему, несмотря на свою чуждость.
Конечно, это было до того, как Ричард узнал, что таил в себе свёрток, до того, как герцогская цепь оттуда обвила его собственную шею, невыносимой тяжестью надавила на плечи. До того, как приехал уже другой отряд, полностью чёрно-белый, и занял замок на правах хозяев. Их предводитель (главарь), полковник, теперь – северянин, севернее некуда, командовал вывозом книг, драгоценностей, портретов… и не слишком командовал своими людьми поначалу. Дик исходил бессильной яростью, пока захватчики наглели всё больше, но его сердитые окрики вызывали у них только смех.
А потом что-то случилось. Даже Дик в общих чертах представлял, что именно, почему Ида и Лотта плачут в комнате у Нэн, а та не гонит их обратно на кухню. И полковник повесил двоих своих, но разграбление не прекратилось. Просто теперь солдаты шипели мерзости так, чтобы не услышал предводитель, а Нэн постоянно оказывалась у них за спинами и недобро что-то шипела в ответ.
И после этого приехал третий отряд.
Почему-то у матушки он вызвал беспокойства больше, чем предыдущие два. Когда в часовню прибежал старый Нед и сбивчиво что-то зашептал герцогине Мирабелле на ухо, она побледнела, как мёртвая, и велела кузену Налю и Нэн забрать Дика с сёстрами и не показываться на дворе. Спорить с ней такой было страшно – но Дик переглянулся с Айри, и, стоило им оказаться в замке, как они в один голос стали требовать вести их обратно, не оставлять матушку наедине с новой угрозой. Наль быстро бросил попытки развести их по комнатам, но Нэн оказалась крепче. В конце концов удалось уговорить её устроиться в потайной каморке на втором этаже, откуда было видно весь двор, и они набились в неё все, даже с Дейдри и Эдит, и ещё с прибежавшей к ним Дейзи. Дик постоянно шикал на всех, чтобы слышать, что говорят внизу, но они находились слишком высоко, и чётко понятны были команды Шроссэ, выстраивающего отряд. Айри рядом тоже припала к оконцу, отталкивая Дика локтем, но въезжающих во двор первым заметил всё-таки он. Снова южане, но предводитель был другой, хотя сперва Дик обратил внимание даже не на него – на его бешеного чёрного коня, вскидывающего голову и чуть ли не роняющего клочья пены. Конь был красивым, но в то же время походил на закатную тварь из проповедей отца Маттео, как никакое другое существо.
А потом закатная тварь оказалась прямо перед матушкой, словно собираясь напасть, и Дик испугался по-настоящему, а в каморке стало тихо.
Дику иногда бывало стыдно за то, что он любит матушку меньше, чем отца. Герцог Эгмонт никогда не вёл себя так строго и не настаивал на регулярных молитвах, герцог Эгмонт обещал, что Дик вырастет настоящим рыцарем, герцог Эгмонт… был потерян навсегда, и Дик всё никак не мог смириться с тем, что он никогда больше не ступит на плиты двора, что вероломная шпага потомка Предателя навсегда это у них отобрала. Герцогиня Мирабелла же с каждым днём становилась холоднее и отстранённее, изобретала способы молиться всё чаще, и когда Дик пришёл к ней со своим горем, то услышал только: «Вы – новый герцог Окделл, Ричард. Слёзы вам не пристали».
В смутные дни, последовавшие за этим, Дик предпочитал дальше учиться фехтованию с капитаном Рутом, слушать страшные легенды Нэн, даже сидеть с Айрис, когда она вдруг начинала беспричинно задыхаться (что с ней этой весной случалось часто, а вот с ним – перестало совсем), но с матушкой видеться только за трапезами и в часовне. Стало легче, когда в Окделл вернулись дядя Эйвон с Налем, хоть никаких хороших новостей они тоже не привезли. Но, по крайней мере, у матушки появился постоянный собеседник, а у Дика – какой-никакой, а товарищ. Даже если Наль и боялся будущего надорского герцога едва не сильнее него самого и не стеснялся говорить об этом вслух.
Но сейчас, когда закатная тварь в образе коня нависла над герцогиней Мирабеллой, и неизвестный всадник угрожающе склонился к ней, Дик вдруг понял, что матушка тоже не бессмертна, даже если никогда не выходила на поле боя. И что, несмотря на меньшую любовь к ней и обиду, он не готов ещё её потерять.
– Куда!.. – только когда Наль обхватил его поперёк талии, Дик понял, что его шагнуло прямо в окно, пытаясь протиснуться сквозь него, к твари и её владельцу. В руки вцепились Дейзи, молочная сестрёнка, и Айри, сестрёнка родная, и обе смотрели на него напуганными глазами, хотя он не знал, боялись ли за него или того, что происходило внизу.
– Сядьте, тан, – глухо сказала ему Нэн. – Вы не поможете, только убьётесь. Сядьте.
– Но матушка... – попытался возразить Дик.
– Справится, – безжалостно отрезала Нэн, выглядывая в окно через его плечо.
Разговора совсем не было слышно, но они сидели в напряжении, ожидая худшего. Тихонько хныкала Эдит, но даже Дейдри молчала, держа Айри за подол платья. Наль, отпустивший Дика, неуютно ёрзал и наконец не выдержал:
– Ну что вы, в самом деле... Ничего не случится, это же не завоеватели. Солдаты пристойно себя ведут. Да, со служанками нехорошо вышло, но полковник Шроссэ ведь наказал виновных...
В тишине каморки звук пощёчины вышел оглушительным, как выстрел. Наль несколько мгновений недоумённо смотрел на Нэн, даже не прижимая к щеке ладонь, и только потом вспыхнул:
– Ах ты ведьма старая, ты вообще думаешь, на кого руку поднимаешь!..
– На вас паук опустился, господин Реджинальд, – непререкаемо ответила Нэн, глядя ему прямо в глаза. – Надо было убить, пока не укусил, а то вдруг бы ядовитым оказался.