Глава 4 (1/2)

В парке при Конторе было тепло, свежо, зелено и спокойно. Хорошо, одним словом. Почти как в лесу, что в родном Яшином мире начинался почти сразу за отцовским теремом. Разве что ягоды здесь было не собрать да и идти - далеко не уйдешь, но все равно это место мирило его с тем, с чем ему нынче довелось столкнуться. Тут можно было немного передохнуть от всего нового и незнакомого. Он уже даже начал думать, что здесь, возможно, не зря посадили березы. И может быть тот, кто сделал это, тоже тосковал по родным краям. Стоило закрыть глаза, прислушаться к шороху листьев, и начинало казаться, что ты вернулся домой...

Этим Яков и занимался, сидя на лавочке в ожидании Клима, которого Грач сегодня пригласил на индивидуальную тренировку. Он попытался было работать, но быстро осознал тщетность своей попытки. В голове роились совсем другие мысли.

Вчера Яра, как и обещала, сводила его в город. Клим с ними идти отказался, и она провела его по музеям и выставкам. И в конце дня Яков неожиданно для себя понял, что не хочет отпускать ее, потому что ему не хватает общения. Оставляя Тридевятый, покидая суетный родительский дом, в котором вечно кто-то кричал, плакал, требовал, просил с ним поиграть или починить игрушку, бегал, шумел, врывался в их с Климом комнату без спроса, в котором его то и дело просили помочь, подсобить, в котором всегда была работа, — покидая его, он думал, что наконец-то обретет долгожданные тишину и спокойствие, но на деле тишина давила, и в какой-то момент Яков осознал, что скучает по братьям и сестрам, по вечному гулу их голосов, по их просьбам, по их потребности в нем. Тишина, которую не нужно было больше добывать, мешала сосредоточиться. И будто мало было этой проблемы, обнаружилась вторая: ему не хватало физического труда. Чего-то такого, на что можно было бы отвлечься, чтобы хотя бы ненадолго впасть в то прекрасное состояние, когда вроде мыслишь, но и не мыслишь, когда удается отрешиться от мира вокруг и внутри себя. Побыть в покое. Дома он шел колоть дрова или уходил на охоту в лес. А тут куда сходишь? В магазин?

Он так долго мечтал о том, чтобы ему уже дали поработать. Но на деле вышло, что без смены деятельности и это угнетало.

Яков повел плечами, попытался сесть поудобнее: спина с каждым днем ныла все ощутимее и ощутимее. Засиделся. Нужно будет попросить Клима позволить ему ходить с ним на утренние тренировки, которые брат устраивал сам себе. Потом открыл глаза и вернулся к чертежу, изображающему его щенка. Где-то в него закралась ошибка, а ему никак не удавалось найти ее. Обычно к подобному Яков относился спокойно, полагая, что при должной внимательности так или иначе рано или поздно обнаружит недочет, и не торопился в поисках. Но в этот раз все было по-другому, ведь он обещал Злате, что обязательно покажет ей собачку, как только научит ее ходить. Может быть она уже и забыла, конечно, да только он не забыл. И хотелось сделать это поскорее.

Да что там таить. Ему хотелось снова заставить ее восхититься его творением. Ни одна девушка раньше не разговаривала с ним так просто и ни одна не уделила столько внимания его игрушкам. Конечно, те деревянные, что он мастерил для братьев и сестер, были куда проще. Но отчего-то Якову казалось теперь, что они Злате бы тоже понравились. Он мог бы рассказать ей, как они устроены.

Яков окончательно оставил свои попытки думать о чертеже, перевернул страницу блокнота и позволил пальцам рисовать то, что хочется. Иногда это работало. Ручей сам проложит себе путь, если ему не мешать. А попытаешься навязать русло, выйдет болото. Он бездумно провел несколько раз карандашом по бумаге, усмехнулся, поняв, что именно получается, и не то чтобы очень удивился. Перед внутренним взором мелькнули медные кудри. Словно солнце на закате. До чего красиво. Глупо было пытаться обмануть себя. Он влюбился. Чувство было сильным и будоражащим, оно довлело над всем остальным. Стоило ли с ним что-то делать? Определенно — нет. Якову уже доводилось один раз влюбляться, и он знал, что это проходит. Влюбленность похожа на болезнь: сначала лихорадит, потом отпускает понемногу, а там, глядишь, и уже не помнишь, как это было. Если не давать этому чувству воли, не подбрасывать дров в этот огонь, то пламя затухнет.

Клим бы, конечно, сказал, что он дурак. Что надо ловить момент и получать удовольствие. Только вот Яков не совсем понимал, что значит ловить момент ради момента. А что потом? Ведь это потом обязательно настанет. И как тогда?

Рука уверенно вывела изгиб спины, спустила на него волну волос. Яков читал о том, что бывают горы, извергающие жидкий огонь. Вулканы. Злата была вулканом. И она же была огнем.

А еще Злата была дочерью Кощея. Царевной. И он был ей не ровней, пусть она ни разу того не показала.

Но даже если не думать об этом, то все же стоило помнить, что Злата — человек. Живой, чувствующий. И Яков не понимал как можно ради удовлетворения собственной прихоти, проходящего желания, этого человека использовать. По другому назвать не получалось. Отец говорил: ты в ответе за ту, которую выбрал. Уж если и идти к девушке, то с серьезными намерениями, а у Якова их не было. Он для себя уже все решил. Семья — это жена. Семья — это дети. Их нужно содержать и кормить. Но тогда ни на учебу, ни на работу времени уже не останется. Может быть когда-нибудь потом, но точно не сейчас.

А карандаш тем временем нанес последние штрихи, пальцы провели им несколько линий пожирнее, добавляя объема. Злата на рисунке стояла к нему в пол-оборота и улыбалась загадочно и маняще.

Чего-то не хватало. Яков огляделся и сорвал травинку. Скатал в пальцах шарик, превратив его в кашицу, и этим шариком аккуратно дорисовал зелень в глазах. Вышло не так аккуратно, как хотелось бы, но зато нарисованная им девушка окончательно ожила.

Как там Клим сказал? «Прямо как в сказке: пришел в другой мир и нашел себе царевну».

— Царевна, — прошептал Яков и дотронулся пальцем до ее щеки.

В этот момент, самым безобразным образом нарушая его глупое, но очень личное занятие, рядом с ним на лавочку упал брат, и Яков максимально спокойно, чтобы не выдать себя, перевернул страницу обратно, снова открывая чертеж. Клим закинул голову назад, закрыл глаза, застонал, а потом выругался. Цветасто так. Яков недовольно поморщился. Брат, который видеть его лицо никак не мог, тем не менее безошибочно угадал, какую реакцию вызвал.

— Даже не думай читать мне нотации, — простонал он.

Яков принюхался. Потом удивленно повернулся к нему.

— Чем от тебя пахнет?

— Ну, покурил немного, парни угостили… — поморщился Клим. — Имею полное право. Кажется, Грач пытался меня убить. Не будь он мужем Яры, я бы… Не знаю, что бы я сделал, но это было бы страшно.

— Все так плохо? — удивился Яков.

— Скажем так: до этого момента я был уверен, что с физической подготовкой у меня все прекрасно…

Он попытался размять шею и зашипел.

— А-а-а... Мне бы сейчас самому не помешала мазь дядьки Тихомира. И пара девичьих рук, чтобы ее растереть…

— Прекрати… — закатил глаза Яков, но, впрочем, успокоился. Если брат заговорил о девичьих руках, значит, жить будет.

— Это ты прекрати, — недовольно поморщился Клим. — Девки — они ж не только про детей, никто тебя под венец не тащит и делать маленьких Якушат с ними не заставляет, а расслабиться да отдохнуть малость тебе точно не помешало бы, вон ты какой…

— Это…

— Что? Неправильно? А что правильно? Стать затворником, как дядька? Мне тоже нахлебники не нужны. Но это не значит, что я готов куковать один-одинешенек… Оп-ля, смотри кто идет. Да в другую сторону смотри!

Яков повернул голову в нужную сторону. По дорожке шла Злата. Она махнула им рукой и свернула на одну из троп. Что она тут делает в воскресенье?

— Вот от чьих рук я бы точно не отказался… — протянул Клим. — Эй!

Яков, который только что ткнул в него карандашом, выдохнул через нос.

— Отстань от нее.

Клим всмотрелся в его лицо, и брови его удивленно поползли вверх.

— О-о-о, — протянул он. — Да мальчик влюбился. Нет, серьезно? И как ты оцениваешь свои шансы?

— Я не собираюсь…

— Тогда какая тебе разница, кто собирается?

— Клим.

— Да успокойся ты. Не обижу я ее.

— Клим!

— В тебе говорит вожделение, говорю ж, пора отдохнуть.

Яков подлетел с лавки и навис над ним, и Клим примирительно поднял вверх руки.

— Да ладно, Яш, — усмехнулся он. — Не сходи с ума. Это бесполезно. У тебя все равно нет ни единого шанса.

— Есть! — неожиданно для самого себя выдал Яков. Не то чтобы он в это верил, но к нему Злата обращалась чаще, чем к Климу. Он заметил. Неужели это совсем ничего не значит? То есть, конечно, не значит, но...

— А давай наперегонки, — вдруг предложил Клим. — Кто быстрее ее добьется: я или ты.

От такого Яков сначала опешил, а потом, когда первый шок прошел, не сдержался и гаркнул на брата:

— Ты совсем сдурел? Ты себя слышишь? Ты вообще понимаешь, что предлагаешь? Еще одно слово…

Пару мгновений Клим смотрел на него потрясенно, впрочем, оно было понятно, Яков сам не смог бы вспомнить, когда в последний раз кричал, а потом тоже вскочил.

— Ну-ну, поспокойнее! Или испугался? Тогда так и скажи!

— Не смей ее трогать! — прошипел Яков. — Что тебе мало девок вокруг? Это не наша деревня! Выйди за забор, там их полно.

— О, да все совсем серьезно! — прищурился Клим. — И что ж ты думаешь? Что вот она вся такая из себя царевна выберет тебя — простого деревенского паренька? При том, что ты собираешься любоваться на нее исключительно издали, дабы ничто не мешало тебе рисовать свои картинки и делать игрушки…

— Замолчи и поди прочь, пока я…

— Пока ты что?

— Пока я не тебя не ударил, — тихо и очень спокойно ответил Яков.

Клим замер напротив, недобро блеснули голубые глаза.

— Сил не хватит, братишка.

— Посмотрим.

— Да тут даже смотреть не на что.

— Проверим.

Клим сжал кулаки, на щеках заходили желваки. Он глубоко вдохнул и протяжно выдохнул, успокаиваясь.

— В следующий раз.

Развернулся и пошел прочь, но не в сторону общежития, а снова к зданию Отдела безопасности.

Яков постоял немного, тяжело дыша, а потом с досадой пнул подвернувшийся под ногу камешек. Тот пролетел пару саженей и потерялся где-то в траве.

Какого лешего? А ведь с Клима станется…

И что ему теперь делать? Рассказать обо всем Злате? Рассказать о том, что его брат предложил ему совершенно гадкое соревнование? Ага, а потом еще и признаться, что влюблен в нее, чтобы это совсем уж выглядело так, будто он на это соревнование согласился… Но что-то же делать нужно.

Он зарычал в бессильной злобе, упал на лавку, ударил кулаком по доскам. Мысли хаотично крутились в голове, не желая выстраиваться в привычный им стройный ряд.

Как хорошо было в лесу у дядьки! Одни животные кругом. С ними просто. Коли ты добрый человек, то и они к тебе по-доброму. Коли злой, то уж не обессудь. А вот с людьми все гораздо сложнее. И уж тем более он никогда не бывал в подобных ситуациях и совсем не знал, как в них себя вести.

Расскажет обо всем Злате — подставит Клима. Есть ли у него такое право? И даже посоветоваться не с кем! Можно было пойти в архив и попросить о связи с Тридевятым, но разве мог он поведать отцу, что творит его старший сын? А значит, нужно самому придумать, как держать Клима подальше от нее. Для блага их обоих. Кощей не обрадуется, если узнает, что на его дочь кто-то посягает с подобными намерениями. А сама Злата? Каково будет ей?

Яков продышался. И в голову пришла уже совсем другая мысль.

Разве мог Клим говорить серьезно, когда предлагал спорить на нее? Бесспорно, многое его брат воспринимал куда проще, чем он, но не настолько же. И никогда он не рассуждал так цинично. Яков покусал губы. Вообще в последние дни Клим стал вести себя странно: стал дерганным, порывистым. Огрызался чуть что. Теперь вот начал курить… Может, случилось чего? И поговорить, наверное, для начала стоит все же именно с ним. Клим обязательно услышит его, раньше он всегда прислушивался к его советам. Правда, раньше они никогда не касались девушек. Но вдруг да и выгорит.

Только нужно придумать правильные слова. А слова — это нелегко.

Яков тяжело вздохнул, забрал с лавки блокнот и карандаш, встал и пошел в сторону общежития.

***

Сначала Клим направился к зданию Отдела безопасности, но потом передумал и свернул туда, где видел Злату.

Он был зол. Раздражен. И, возможно, напуган. Ничего не получалось. Он и до этого чувствовал, что слабее остальных, однако на общих тренировках выходило отшучиваться. Но чертово родство с дедом, которым он, вообще-то, всегда гордился, не давало окружающим покоя: кажется, все ждали от него чего-то из ряда вон выходящего. И никаких скидок на то, что два поколения подряд кровь Сокола разбавляла простая человеческая — его бабушки и матери. И отчасти Клим даже обрадовался, когда Грач предложил ему потренироваться один на один. Подумал, что он выделил его и что у него наконец-то будет возможность продемонстрировать, что он может. Но то, что сегодня творилось на полигоне, больше походило на избиение, чем на тренировку. Кажется, Грач серьезно вознамерился доказать ему, что как боевой маг он представляет из себя полный ноль. Если бы Клим не знал нрав дедушки, уже бы решил, что тот согласился взять его к себе исключительно из жалости, а теперь попросил своего зама аккуратно объяснить внуку, что ему тут не место.

Нет уж. Пусть подавятся. Домой он не вернется, он слишком много сил потратил, чтобы сбежать оттуда. И он еще покажет всем, на что способен.