III. Я не согласна на меньшее (2/2)
Прошло несколько томительных минут. Бет ни разу не посмотрела на Гарри после того, как он перестал нависать над ней, рвано и часто дыша. Сигарета тлела в ее задумчивых пальцах, она не отрывала взгляд от книги. Белтику пришла еще одна странная для такого момента мысль, что их в этой спальне было не двое, а трое. И что он из этих троих явно был здесь лишним.
Повинуясь секундному порыву, он спросил:
- Мне лучше остаться или уйти в свою комнату?
Бет ответила, не выныривая из книги. Голос ее был совершенно бесцветен.
- Как хочешь.
Гарри чувствовал себя бестолково, как вынутая из воды рыба, даже кажется открыл рот, собираясь сказать что-то еще, но потом снова наткнулся на осуждающий черно-белый взгляд, встал, рассеянно прихватив с собой одеяло, и вышел из спальни в темный коридор, даже не сразу вспомнив в какой стороне находится его комната.
***</p>
Бет сама не поняла, когда человек с обложки превратился в навязчивую идею. Казалось, Гарри уже пожалел, что намекнул ей, что она недостаточно внимательно изучала партии Боргова, потому что с тех пор как он положил перед ней книгу с его лучшими партиями, она смотрела в нее чаще чем в зеркало и уж точно куда более часто, чем на самого Гарри.
Она смотрела на ходы, которые делал Боргов и ей казалось, что она видит не игру, а самого Боргова. Бет видела его сдержанность и лаконичность, и в то же самое время и непрошибаемую уверенность, она не видела свойственной ей горячности и импульсивности, казалось, что Боргов был полным ее шахматным антиподом и при этом они должны были столкнуться снова, чтобы установить новое равновесие.
Гарри она обыгрывала почти не глядя. Она еще не встречала мужчин, быть может за исключением Таунса, чье бы самолюбие не страдало бы хоть сколько нибудь от того, как легко и непринужденно она у них выигрывала. Бет видела, что Гарри старается не придавать значения своим поражениям, но вкупе с ее, Бет, холодностью, которую она проявляла в постели с ним, все это очевидно делало Гарри похожим на старого преданного пса, с надеждой заглядывающего в глаза недоброму хозяину.
В то же время, он замечал с какой горячностью она отдается игре, анализу сложных партий, выстраиванию стратегий и планированию предстоящего реванша над Борговым и не мог не понимать, что в жизни Бет он играет роль не большую, чем жертвенная пешка в гамбите, необходимым для свержения настоящего короля.
Однажды он не выдержал.
- Может быть ненадолго отвлечемся от шахмат? - спросил он с надеждой, глядя на то, как она меняет местами фигуры перед очередной анализируемой партией.
Она подняла на нее глаза, в которых не было ни капли узнавания.
- На что например?
- Ну не знаю, - этот разговор вызывал в нем смущение почти столь же сильное, как тогда, когда он решился наконец ее поцеловать. - Можно сходить в кино, например.
- Зачем?
- Ну как, - Гарри стушевался еще больше. - Отвлечься, расслабиться. Зачем обычно люди проводят время вместе?
Бет замолчала на несколько секунд, было непонятно, задумалась ли она над вопросом или витала где-то в собственных мыслях и эти паузы совпали просто случайно. В конце-концов она снова подняла глаза на Гарри и без тени иронии спросила:
- Как это поможет мне победить Боргова?
- Тебе не кажется, что ты слишком много уделяешь ему внимания?
Гарри невольно кивнул в сторону открытой книги, лежащей тут же на столе подле Бет, будто бы она была человеком, невольно оказавшимся в комнате во время чужих разборок.
- Ты же сам говорил, что я недостаточно анализировала его партии.
- Да я не об этом! - всплеснул руками Гарри.
Бет еще ни разу не видела его в таком расположении духа и она, наконец, перестала одновременно думать о расставленной на доске партии и вести диалог и полностью переключила внимание на Гарри. Только повод для этого был совсем не тот, какой бы ему хотелось.
- Тогда я тебя не понимаю.
- Ты, кажется, свихнулась на его почве. Ты по двадцать раз анализируешь его партии, я думаю, ты даже знаешь уже их все наизусть, ты будто бы вообще забыла о том, что в мире еще существуют другие шахматисты.
- Другие? - эхом отозвалась Бет.
- Да, Бет, другие! И не только шахматисты, а вообще - другие люди! Мы даже в постели говорим только о нем. Вчера, когда я спросил хорошо ли тебе было, ты сначала не ответила и только где-то через минуту, будто бы не слыша вопроса спросила что я думаю, чтобы начать против Боргова дебют Рети. А позавчера…
- Другие - это ты? - Бет смотрела на Гарри изучающе, чуть склонив голову.
- Да нет… Хотя да, и я тоже. Я ведь пытался тебе сказать сегодня, что зубы… Это все… Ради тебя… Ты даже не дослушала, - голос его становился тише с каждым словом и даже весь он сам будто бы становился как-то меньше и тоньше.
Бет смотрела на него в упор, пытаясь облечь то, что видела в слова. Она столкнулась с чем-то совершенно новым для нее, доселе не испытываемом и немного топорно пыталась вписать это в свою картину мира. Прозрение пришло внезапно.
- Ты… что, ревнуешь?
Гарри поежился, виновато взглянув на нее исподлобья. Бет вдруг рассмеялась.
- Гарри, ну ты даешь. Он же русский, да и… - начала Бет и осеклась.
Да и… что? Он был высок, хорошо сложен, в книге, которую дал ей Гарри и в статьях во многочисленных журналах, она прочитала, что он имел спортивное прошлое. Она видела его на балконе в этой расстегнутой рубашке и мимолетно отметила, его широкие плечи и мощные грудные мышцы, в миру скрытые пиджаком. Ему было около сорока лет, выглядел он чуть старше, возможно из-за сурового выражения лица, но у него было красивое, правильной формы лицо, с небольшими поперечными морщинами на переносице из-за привычки морщить лоб когда он задумывался, это она вынесла из первой и на данный момент последней их партии. Он не улыбался и говорил с гортанным рычащим “Р”, даже когда пытался произносить английские слова. Когда он смотрел на нее над доской не мигая, она чувствовала легкое головокружение от волнения и страха. Но сейчас, когда было произнесено то самое роковое слово, вся фигура русского вдруг встала перед Бет в новом свете.
Бет вдруг вспомнила свою первую и единственную влюбленность в лице Таунса. Как она была взволнована от первой игры с ним, так, что даже не вспомнила про шахматные часы, пока он ей не напомнил. Как у нее бешено заколотилось сердце, когда он просто убрал волосы от ее лица. Возможно ли, что Бет не могла победить русского не только по причине его хорошей игры, а потому что он ей… Нравился?
Бет снова вспомнила сцену на балконе. Воспоминания все еще причиняли боль, потому что невольно возвращали ее к мыслям о названной покойной матери, про которую Бет тщетно силилась не вспоминать, поэтому она постаралась похоронить весь этот день глубоко в памяти, вместе с покойной матерью и присутствие Гарри этому несколько способствовало. Но сейчас сознание услужливо выхватило тот момент, когда Боргов смотрел на нее с неподдельной тревогой и даже мольбой в глазах. По предплечьям тут же пробежала горячая волна, прямо в кончики пальцев. Бет недоверчиво покрепче прижала их к коленям под столом. Неужели она действительно…
- Я это и сам понимаю, что это звучит глупо, - Гарри сосредоточенно изучал носки своих ботинок. - Но мне бы тоже хотелось играть в твоей жизни какую-то роль, а не остаться на всю жизнь просто каким то “парнем, которого ты в пятнадцать лет наголову разгромила в Кентукки”, - он выдавил из себя кривую улыбку.
- Гарри, я очень ценю, что ты сейчас со мной, - Бет говорила совершенно искренне, глядя прямо в глаза все еще поникшему Белтику. - Но ты совершенно правильно сказал, что я должна знать врага в лицо. Я не хочу оставить ему ни одного шанса. Я хочу победить. Это единственное в моей жизни, что имеет значение.
Гарри видел, что она говорит искренне, но видимо он ждал от нее какой-то другой формы искренности.
- Скоро чемпионат Штатов. Там будут другие шахматисты. Ты можешь выиграть там.
- Я выиграю там.
- Я не сомневаюсь, - снова кривоватая улыбка. - Но если ты не обыграешь Боргова, ты все равно останешься лучшей шахматисткой в Штатах. И одной из лучших в мире. И для меня однозначно - лучшей в мире, - он чуть покраснел на последней фразе, но нашел в себе мужество продолжать. - Ты смогла бы жить с этим?
Бет молчала. Ей казалось, что за достаточно общими фразами про шахматы, про игру, скрыт какой-то второй смысл, который нельзя потрогать и отделить от главного вопроса, но Гарри интересовал ответ именно на этот вопрос, незаданный. Бет некоторое время смотрела на Белтика, он был ей другом, ей было его даже жаль, но ответ получился именно таким, каким он ей пришел в голову как только Гарри произнес свой вопрос.
- Нет, - отсекла она, будто уронила топор на плаху.
Гарри открыл рот для следующего вопроса, но опередила его с ответом.
- Потому что он - лучший в мире. Я не согласна на меньшее.
На кухне воцарилось молчание. Гарри больше не выглядел смущенным, скорее измотанным, как мог бы выглядеть если бы пробежал марафон.
- Я, наверное, пойду спать, - устало сказал он, не глядя на Бет.
Забыв про свой сэндвич и чай, он направился к выходу из кухни, не зажигая свет и медленно, будто в забытье, побрел в сторону лестницы. На границе света и тьмы гостинной, он вдруг обернулся.
- Спасибо за откровенность, - он выдавил из себя самую сардоническую из сегодняшних усмешек и скрылся за углом.
***</p>
На утро она нашла его возле двери с чемоданами. Дальше у них состоялся прощальный разговор, в процессе которого они оба старались делать вид, что вчерашнего разговора не было. Гарри пытался улыбаться, но получилось у него из рук вон плохо. Бет правда казалось, что ей было бы легче, если бы он на нее накричал.
Гарри ушел, стараясь производить как можно меньше шума. Даже дверью не хлопнул, хотя, пожалуй, имел на это полное право. И огромный дом, почти ставший уютным, снова опустел.
Гарри забрал все свои вещи и книги, кроме одной, той, с которой она не расставалась. Она знала, что он не попросил бы ее вернуть.
Именно эта книга первая оказалась в пустом чемодане, который Бет не доставала со времени возвращения из Мехико. Боргов должен был полететь с ней на другой конец страны, как напоминание о том, какой долгий путь ей еще предстоит пройти.