Часть 10. Вот я. Я весь в ладонях Ваших... (2/2)

— От тебя так вкусно пахнет, — хрипло произносит он, пытаясь отвлечься. — Я тоже хочу попробовать тебя везде.

От слов, сказанных страстным шепотом, альфа перестаёт себя контролировать. Резко вскидывает бёдра и входит Сокджина до конца, испытывая всепоглощающее, ни с чем не сравнимое удовольствие от того, как узко и жарко у него внутри.

Омега выгибается в его руках, откидывает голову и рвано дышит. Постепенно неприятные ощущения сходят на нет и, искренне наслаждаясь чувством наполненности, он опирается на руки позади себя и начинает двигаться. Быстрее и быстрее, через тело словно поносится разряд тока. Альфа поднимает руку и прикасается большим пальцем к влажной головке. Хватает пары легких движений по аккуратному члену Сокджина, когда тот резко замирает, его всего скручивает, и он бурно кончает Намджуну на грудь.

Омега досадно хмурится, морщит хорошенький носик и, горестно вздохнув, пытается встать с Намджуна.

— Куда это ты собрался? — хрипло смеётся альфа, крепко удерживая того за бёдра.

— У меня это, — бурчит Джин, пряча глаза, и чешет ногтём висок, — молоко на плите.

— У меня такое чувство, что ты только что мной воспользовался, — пытаясь сохранить строгое выражение лица и не улыбнуться, произносит Намджун. — Как там говорится — поматросил и бросил!

— Что? Нет, я,. — сиплым голосом шепчет Сокджин, еле сдерживая слёзы. — Надо же было так облажаться! Я как подросток, который в первый раз наткнулся на порно… Бог знает, что ты обо мне сейчас думаешь!

— Я думаю о том, как я счастлив быть в тебе, ласкать тебя, пробовать на вкус! — проникновенным голосом произносит альфа, почти касаясь губ Джина своими. — Ты так невинен, так прекрасен в своём смущении! Да я страшно горд собой, что смог довести тебя до оргазма так быстро!

— Правда? — смущённо улыбается Сокджин.

— Клянусь! И, кстати, это мы уже проходили, когда я был здесь несколько дней назад. Когда ты поцеловал меня, я отклонился, чтобы пересадить тебя на свои колени, а ты решил, что неприятен мне, — строго выговаривает Намджун. — Прошу тебя, перестань делать выводы раньше времени, лучше вообще перестань их делать. Оставь это мне! И смею напомнить, — указывает он глазами туда, где соприкасаются их тела, — я всё еще в тебе, и у меня всё ещё стоит!

Омега сильно сжимает мышцы таза, так что альфа рвано выдыхает и прикрывает глаза.

— Как же в тебе хорошо! Горячо! Влажно! — стонет он, крепко сжимая ягодицы Джина, неотрывно смотрит в глаза и начинает мучительно медленно поднимать и опускать его на своём члене. Член Сокджина, опавший еще пару минут назад, снова наливается кровью. Он хватается за широкие плечи Намджуна, старается крепче прижаться к нему, неистово трётся о его живот. Возбуждение новой волной затапливает его тело. Дыхание становится частым и прерывистым. Голова кружится от их смешавшихся запахов. Джин безостановочно облизывает пересохшие искусанные губы, которые тут же попадают в плен альфы. Обоим отчаянно не хватает кислорода, чтобы вздохнуть полной грудью. Продолжают неистова целоваться, разделяя на двоих и горечь шоколада, и сладость сирени.

Джин снова отклоняется назад, упирается руками в колени альфы и быстро двигается. Старается сделать еще лучше, еще слаще. Глубже насадиться. Больше успеть.

Намджун обхватывает сильными пальцами член Сокджина, гладит влажную головку, проходится по всей длине, оглаживая чувствительные венки, двигает рукой в такт движениям омеги.

— Я устал, — жалобно хнычет Джин, упираясь лбом в плечо альфы.

Намджун, ухватившись одной рукой за талию Сокджина, и не разъединяя их тела, резко переворачивает того на спину.

— Хорошо, мой красивый, теперь моя очередь. Закинь ноги мне на спину, — руководит альфа и, после того, как омега послушно поднимает ноги и скрещивает их на пояснице Намджуна, слегка меняет положение, так, чтобы его колени упирались в пол. Снова касается члена Джина. В одном ритме со своими быстрыми толчками. Мощно вбивается между широко раскинутых ног Сокджина, снова и снова повторяя имя омеги.

— Я, кажется, сейчас снова кончу, — едва успевает произнести тот. Его тело сковывает мучительно приятный спазм, и он изливается в руку альфы.

Пара хаотичных толчков, и Намджун, выходя из тела Сокджина, кончает тому на живот.

— Я люблю тебя, люблю! — хрипит Джин, продолжая сотрясаться от мощного оргазма.

Альфа на мгновение застывает, пытаясь восстановить дыхание, после чего резко наклоняется и впивается настойчивым поцелуем в алые губы омеги.

Какое-то время они молча лежат на твёрдом полу. Сердца уже не выпрыгивают из грудных клеток, вдохи и выдохи становятся спокойнее, только эндорфины продолжают бежать по венам. И запах, в котором сплелись два разных, но идеально подходящих друг другу аромата, витает в наэлектризованном после фантастического секса воздухе.

— Слишком рано? — негромко спрашивает Сокджин, поглаживая спину Намджуна.

— Мы с тобой далеко не дети, — поднимая голову и глядя прямым настойчивым взглядом в смущенные глаза омеги, отвечает альфа. — Я тоже тебя люблю, — шепчет Намджун, еле заметно прикасаясь дрожащими пальцами к бровям, скулам, губам Джина. — Такое ощущение, что я всегда тебя любил и просто ждал, когда ты войдешь в мою жизнь и начнешь орать и материться.

Сокджин откидывает голову и начинает громко хохотать.

— Я тогда весь свой словарный запас матерных слов вспомнил! Так зол был! — отсмеявшись, говорит он.

— А я стоял и думал, что за омежье недоразумение визжит? За какие грехи молодости он мне послан?

— Я хочу тебе кое в чём признаться, — шепчет Сокджин, выводя на плече Намджуна одному ему понятный рисунок.

— После признания в любви? — нежно улыбается альфа.

— Ага, — кивает Джин, кусая губы. Потом, видимо набравшись смелости, негромко произносит. — До тебя я ни разу не испытывал оргазм.

Намджун какое-то время пристально смотрит в его глаза. Во взгляда альфы столько чувств, столько обнажённых эмоций, что Сокджину становится трудно дышать, как будто кислорода в тёмной кладовке стало меньше, и только этот красивый опытный мужчина может поделиться своим.

— Тогда можно смело считать, что я был у тебя первым, — наконец, отвечает он.

Джин поднимает руку, чтобы поправить растрёпанные волосы альфы и цепляет взглядом циферблат часов на запястье.

— Блядь! — кричит он, резко принимая сидячее положение.

— Сокджин! — рычит альфа, приподнимаясь на локте. — В твоём лексиконе есть приличные слова?

— Прости, прости, — быстро целует Намджуна в плечо и подскакивает на ноги. — Я забыл Чонгука из школы забрать.

Подлетает к полкам, шарит по ним в поисках своих брюк, достаёт из кармана телефон, чертыхается, замечая несколько пропущенных звонков, и по памяти набирает чей-то номер.

Альфа лежит, закинув руки под голову и с восхищением оглядывает того сзади. Расстегнутая короткая блузка, которую они так и не сняли, совсем не скрывает округлых аппетитных ягодиц. Алых от того, как сильно сжимал их Намджун, еще несколько минут назад.

— Добрый вечер, — быстро произносит омега в трубку, — это Ким Сокджин. Прошу прощения, я… да, да, конечно, спасибо большое. Я скоро приеду. Спасибо вам ещё раз, — заканчивает разговор и переводит взгляд на довольного альфу.

— Что ты так смотришь? — прищурившись, спрашивает он.

— Ты нереально красивый мужчина, — с хрипотцой в голосе выдыхает Намджун, поднимаясь с пола.

— Спасибо, — смущенно отвечает Джин, — ты тоже. И сейчас два нереально красивых мужчин идут в душ! Мне надо торопиться, учительница осталась в школе с Гук-и. Неудобно перед ней. Но я ни о чём не жалею, — добавляет он, нежно прикасаясь

к губам альфы своими.

— Я хочу познакомится с твоими мальчишками, — говорит Намджун, когда они обнажёнными, не считая помятой блузки Сокджина, выходят из кладовки, и омега ведёт его в раздевалку, где оборудован достаточно вместительный душ, как раз для двоих.

— Я же прошлый раз говорил тебе о рабочей поездке сына, он вернётся только на следующей неделе, — останавливаясь в центре комнаты, отвечает Джин.

— Через пару месяцев у меня деловая встреча запланирована, — произносит Намджун, помогая Сокджину снять блузку, — бери их и прилетайте ко мне, дня на три.

— В каком смысле прилетайте? — непонимающе хмурится Джин. — Где переговоры планируются? Не в Сеуле?

— Я забыл уточнить, — лукаво улыбается альфа. — Встреча произойдёт в Венеции.

— В Италии? — округляет глаза Сокджин. — Я даже не знаю… А как же кафе? Надо так много решить.

— Не забивай свою хорошенькую голову ненужными мыслями — говорит Намджун, целуя Джина в нос, и утягивает в душевую кабинку. — Я тебе уже говорил. Оставь все важные дела мне. Я всё решу.

— Мы теперь два месяца не увидимся? — расстроившись, спрашивает Джин.

— Ты же понимаешь, я живу далеко, — извиняющимся голосом отвечает альфа. — Но без тебя я больше не смогу. Я постараюсь вырваться через неделю. Не расстраивайся, мой красивый, не хмурь своё личико, — нежно шепчет он, прижимая того к груди. — Я люблю тебя, и с сегодняшнего дня у нас с тобой одна дорога.

Джин прикрывает глаза, обнимая альфу за шею и прижимаясь еще ближе. Так отчаянно хочется верить, что после стольких лет одиночества, неудачного замужества и несерьезных отношений, в его жизнь, наконец, пришёл тот самый человек. Умный, красивый, мудрый. Теперь можно успокоиться, перестать быть сильным. Отдать все проблемы и горести в его крепкие руки. Перестать беспокоиться и начать жить. И он верит. Первый раз в жизни верит мужчине. Потому что в первый раз любит.

Джидда</p>

Юнги блаженно жмуриться, просыпаясь от лёгких поцелуев Чона, скользящих по его плечам и спине. Не оборачиваясь, тянется и обнимает альфу за шею.

— Доброе утро, — хрипло шепчет он, не желая открывать глаза. — Почему ты постоянно будишь меня ночью?

— Так-так, — нахально ухмыляясь, произносит Хосок, разворачивая Мина лицом к себе, — давай-ка вспомним, кто кому не давал сегодня ночью спать

— Ты сейчас меня имеешь ввиду? — в притворном возмущении вскидывает бровь Юнги и указывает себе на грудь пальцем.

— А кого же ещё? — продолжает заразительно улыбаться Чон, но неожиданно его голос садится, и он еле слышно спрашивает: — Ты жалеешь?

— Я жалею только об одном, — честно отвечает Мин, — что не пришёл раньше.

Исчерпывающий красноречивый ответ. Единственно возможный. Тот, в котором так отчаянно нуждается Хосок. Он крепко жмурится и притягивает Юнги к груди, там где неистово грохочет его сердце. Жадно вдыхает один на двоих аромат кофе с фундуком, который тесно и намертво сплёлся с терпким запахом ночного секса в каюте.

— Ты не забыл, о чём мы договаривались вчера?

Юнги шумно сглатывает. Несколько часов назад он отбросил смущение, устав бороться как с одиночеством, так и с жёсткой эрекцией, закрыл глаза на собственные правила и запреты и пришёл к альфе сам. Сейчас же он чувствует, как начинает пылать от смущение от мысли о том, что они планировали ранее.

— Ты имеешь ввиду… Я — тебя? — отводя глаза, спрашивает он.

— Ну, формально, — задумавшись на пару мгновений, отвечает Чон, — всё-таки я — тебя!

— Сейчас? — шокировано выдыхает Мин.

— Раннее утро идеальное время для этого, — кивая, уверенно отвечает альфа. — Чем раньше начнём, тем раньше закончим.

— Ну,. эээ,. мне, наверное, в душ надо сходить, — мямлит Юнги, заливаясь предательской краской смущения. — И, если честно, перекусить бы чего нибудь. Я ужасно голоден, — пытается найти причину, чтобы отсрочить то, что они планировали вчера.

Он не отказывается от своих слов, этого мужчину он безумно жаждет. И всё равно как, снизу или сверху. Просто для него это означает так много! Словно перейти некую грань, откуда возврата уже не будет. И прежде, чем сделать это, он обязан рассказать Хосоку всё о своём прошлом. Это будет правильно и честно. Возможно, после этого Чон даже не посмотрит в его сторону, прикоснуться не захочет. И тогда Мин безвозвратно потеряет его. Навсегда. Этого он боится!

— Позавтракаем в процессе, — вырывая Юнги из тяжёлых раздумий, соглашается Хосок.

— Как это — в процессе? — хмурится Мин.

— Ну я же обещал свозить тебя на рынок «Алави», чтобы подобрать что-нибудь необычное для папы и твоего младшего брата. Там мы выпьем арабский кофе и ты попробуешь лепёшки, приготовленные на костре, или шакшуку<span class="footnote" id="fn_32718126_2"></span>, — резко замолкает, и в его глазах вспыхивают насмешливые искры. — А ты ведь не о подарках сейчас говорил, да?

— Конечно о них, — уверенно кивает Юнги и пытается вылезти из тёплых рук альфы. — Я пойду быстренько в душ схожу и поедем…

— А ну-ка постой! Ты меня не проведёшь! — цокает Чон.

— Я тоже имел ввиду поездку на рынок! — упрямо настаивает на своём Мин.

Хосок снова неодобрительно цокает.

— Правда! — кричит Юнги.

Чон снова издаёт это звук.

— Хватит цокать, — пыхтит Мин. — У меня складывается ощущение, что все цикады Саудовской Аравии слетелись сюда.

— Хочу уточнить! — игнорируя последние слова Юнги, произносит Хосок. — Ты неоднократно упрёкал меня в том, что я постоянно домогаюсь тебя без твоего явного согласия. Так?

— Есть за тобой такой грешок! — дерзко отвечает Мин.

— А о сексе регулярно думаешь ты!

— Ничего не могу с собой поделать, — сдаваясь, вздыхает Юнги. — Рядом с тобой я даже имя своё забываю.

— Ты вчера назвал меня богом секса! — хищно прищурившись напоминает ему Чон.

— Лучше тебя у меня никого не было, — хрипло шепчет Мин, слегка касаясь губ альфы своими.

— Иди, пожалуйста, в душ, mahbubi, — хрипит Хосок, прикрывая глаза. — Иначе уже не сможешь уйти никогда.

***</p>

Чимин и Тэхён, обедая в ресторане под прозрачным куполом, за которым морские обитатели продолжают внимательно наблюдать за гостями отеля, откровенно наслаждаются общением друг с другом и отсутствием бдительного вредного надзирателя в лице старшего брата Тэ.

— Это же всё меняет, — потеряно шепчет Тэхён, откладывая приборы. — Юнги-хён просто обязан рассказать об этом моему брату.

— Если их отношения продолжат развиваться в том же духе, — кивает Пак, — он обязательно расскажет. Когда придёт время. Юнги — честный, порядочный человек. А ты мне слово дал, что от тебя Чон этого никогда не узнает!

— Конечно, Чимин-и, — улыбается Тэ, нежно прикасаясь к щеке Пака. — Ты можешь мне доверять!

Тот в ответ порывисто целует ладонь Тэхёна и переводит глаза тому за спину.

— Сейчас, кажется, нам вынесут смертный приговор! — закатывая глаза, негромко произносит он.

— Скучали? — выдвигая соседний стул за небольшим круглым столиком и нагло усаживаясь на него, нарушает уединение омег Хосок.

— Очень!

— Не очень!

Одновременно произносят те.

— Это что? — недоумённо смотрит Тэ на огромное количество пакетов, которые Чон поставил на пол.

— Мы вчера вечером уехали в Джидду и сегодня утром ездили там на местный рынок за подарками для папы и Гук-и! — довольно объявляет Мин, вставая рядом с Хосоком и положив руку тому на плечо.

Если бы рты омег имели потенциал для более широкого раскрытия, они бы так и сделали. Сам факт того, что Чон с Юнги провели ночь не в отеле, вдвоём, еще и в городе соседней провинции, уже удивил их. Но еще больше шокировало их действие Юнги. Он так спокойно и открыто прикасался к Чону. Не потому, что в Саудовской Аравии тесный контакт в общественных местах запрещён, всё равно, кроме них четверых в ресторане никого нет, а потому что, судя по всему, тот принял, наконец, возможность отношений с альфой.

— Вы вместе? — с восхищением спрашивает Тэ.

— Мы вместе? — переспрашивает Хосок, глядя на Мина снизу вверх.

— Конечно, мы вместе ездили, — кусая щуку изнутри, чтобы сохранить серьёзное выражение лица, отвечает Юнги.

— Разве от вас можно получить более исчерпывающие ответы? — закатывает глаза омега.

— Кстати, Тэхён-и, планы по поводу сегодняшнего вечера неожиданно изменились. Мне придётся уехать, я вернусь поздно. Поэтому вы с Чимином везёте цыплят на экскурсию в парк «Yanbu Lakes»<span class="footnote" id="fn_32718126_3"></span>, — сообщает Чон, поднимаясь из-за стола и подхватывая пакеты с пола, и вместе с Мином выходит из ресторана.

***</p>

Юнги в своём номере бережно раскладывает подарки на постели, не переставая ими восхищаться. Благодаря советам Хосока и его завидному умением торговаться, скоро папа и Гук-и станут обладателями всех этих чудесных вещей. Сокджину они купили набор редких приправ и благовоний для кафе, изящный тонкий браслет с причудливым узором из белого золота и кашемировый палантин цвета индиго. Для Чонгука — мягкую игрушку в виде верблюда и белоснежную маленькую гондуру. А так же масла, парфюм, финики, орехи и восточные сладости: арабское печенье, пастилу и цукаты.

Мин грустно рассматривает все эти аппетитные сладкие гостинцы, а во рту у него горько. Чон уезжает. Как он выдержит без него несколько часов, если тот покидает его на пару минут, и Юнги уже дышать не может? Будто для полноценного дыхания со вчерашней ночи аромат альфы стал жизненно необходим. Переодевается в домашнюю одежду, аккуратно укладывает подарки в чемодан и ложится на постель. Обнимает подушку, на которой вчера спал Хосок, вдыхая еле заметный запах кофе.

Время пришло. Больше нет смысла отрицать — он влюбился. Столько лет его израненное сердце было свободным. Замерзшим, покрытым непробиваемым панцирем из обид и ненависти. Глаза Чона, губы, слова, поступки изменили всё. Его место рядом с этим альфой, но на следующей неделе он будет вынужден вернуться домой. Его там ждут. Без тех двоих людей он также не представляет своей жизни. Юнги придётся уехать, оставив своё сердце на этой земле, в руках Хосока. Если бы и тот испытывал к Мину хоть крупицу тех чувств, что зародились в одинокой душе в Саудовской Аравии! Но альфа просто отчаянно и страстно хочет его. И это лишь сексуальный интерес. В этом сомнений нет.

***</p>

— Mahbubi, — слышит Юнги сквозь сон ласковы родной голос, — просыпайся.

— Сок-а, ты уже вернулся? — нехотя разлепляя отяжелевшие после слёз и недолгого сна веки, спрашивает Мин.

— Я никуда не уезжал, — хмурит брови Чон.

— Но ты сказал Тэхён-и и Чимину, что у тебя неотложные дела…

— Не у меня, а у нас, — заговорщески улыбается Хосок. — Хочу тебя кое-куда свозить.

— Я думал, ты один, — порывисто обнимая альфу за шею и крепко приживаясь к его груди, шепчет Юнги.

— Ты слишком много думаешь, — целует его в макушку Чон и поднимается с постели. — Надень гондуру. Я вернусь минут через двадцать и помогу с куфией.

— Куда мы едем? — вскакивает на ноги Мин, чувствуя, как его ещё несколько часов назад мрачное настроение снова поднимается.

— Это сюрприз, — отвечает Чон. — Собирайся, — быстро целует мягкие манящие губы, отчаянно желая углубить поцелуй, и выходит из номера.

***</p>

Всю дорогу, почти три часа, Юнги неотрывно смотрит на профиль Хосока, сидящего за рулём мощного гелендвагена, не уставая восхищаться его красотой.

— Я так понимаю, экскурсия планируется ночная? — негромко спрашивает он, перебирая пальцы на руке Чона, что так естественно лежит на его бедре. — На часах уже заполночь.

— В месте, куда я везу тебя, в остальное время суток слишком многолюдно, — отвечает Хосок, бросая на Мина быстрый таинственный взгляд. — У меня к тебе просьба. Сделаешь это для меня?

— Если ты про минет в машине на полной скорости, то давай лучше остановимся у обочины, — дерзко отвечает Юнги.

Чон откидывает голову и громко смеётся:

— Ты можешь думать о чём-нибудь другом, помимо секса?

— Рядом с тобой только так получается, — пожимает плечами Мин.

— Про минет я запомню, — продолжая широко улыбаться, говорит Хосок. — Но я хотел попросить о другом. В бардачке лежит шарф. Ты можешь завязать себе глаза?

— Оу, даже так, — стараясь не рассмеяться, произносит Юнги, открывая небольшое отделение в приборной доске.

— Если тебе станет легче от этого, — хрипло шепчет Чон, переводя жадный взгляд на мужчину, что сидит на пассажирском кресле, на мужчину, что так сладко пахнет, — я тоже ни о чём другом не могу думать рядом с тобой.

— Сок-а, следи за дорогой, пожалуйста, — строго отвечает Мин, но довольная улыбка уже украшает его чувственные губы.

— Мы еще какое-то время будем ехать на машине, — уже серьезно говорит Хосок, потом нам придётся немного пройти пешком. Я буду поддерживать тебя. Единственное о чём попрошу — сохранять полное молчание.

— Хорошо, — кивает Юнги, завязывая себе глаза. — Только держи меня крепко и не отпускай.

— Не переживай, — успокаивает его Чон, а про себя думает, как отчаянно хочет никогда не отпускать того.

***</p>

В пронзительной тишине, Хосок помогает Мину выбраться из машины и куда-то ведёт, как и обещал, крепко поддерживая за талию. Гулкий звук их одиноких шагов и шуршание подолов рубах еле слышно разносятся по открытому, как понимает Юнги, ночному пространству.

— Здесь мне придётся тебя отпустить, — негромко шепчет на ухо ему альфа. — Ничего не бойся, вокруг препятствий нет. Пройди вперёд десять шагоа и можешь развязывать глаза.

Мин кивает. Боится ли он? Нет! Рядом с Чоном больше нет место страху. Юнги уверен, пока тот рядом, Мин всегда будет в безопасности.

Прилежно отсчитав десять шагов, он поднимает руки и стягивает с глаз шарф.

Первое что появляется в поле его зрения — это Кааба<span class="footnote" id="fn_32718126_4"></span>. В ярком свете фонарей Юнги шокировано цепляет взглядом семь минаретов и огромные купола Заповедной мечети, во внутреннем дворе которой он оказался. Пару дней назад Мин поделился с Хосоком тем, о чём мечтал много лет — увидеть своими глазами великую святыню. На глаза наворачиваются предательские слёзы, когда Юнги понимает, что альфа поступился своими религиозными принципами, так как Мин не был мусульманином, таким как он вход сюда закрыт, и привёз его в самое сердце ислама — Благородную Мекку. Он разворачивается к Чону, поднимает на него затуманенный из-за непролитых слёз глаза и шепчет одними губами:

— Спасибо, Сок-а.

Хосок коротко кивает, принимая благодарность, и с восхищением рассматривает мужчину в центре пустой площади.

От того, насколько это место свято, от поступка Чона, от того, что здесь, несмотря на то, что он верит в другого Бога, — от всех этих переполняющих его эмоций ноги Юнги подкашиваются и он медленно опускается на колени. И тут же слышит шорох подола гондуры Хосока, когда тот опускается на колени позади него.

— Здесь я не могу прикоснуться к тебе, — еле слышно произносит Чон. — Поэтому просто слушай мой голос. Много лет назад я встретил грубого паренька, которому никто не был нужен. Но он вдруг стал необходим мне. Я делал тебе больно, я помню, и себя никогда не прощу за это. Но ты мне так безумно нравился. Как задумчиво грыз карандаш на уроках. Как сам для себя играл на гитаре в парке за школой. Даже морщинка, что появлялась на твой переносице, когда ты смотрел на меня так, будто я полный придурок. Когда мы закончили школу, я был уверен, что наши пути больше не пересекутся. А если это и произойдёт, ты никогда не посмотришь на меня. Нашу встречу пять лет назад, я словно вымолил у Аллаха, настолько мечтал снова увидеть тебя. Но ты так быстро исчез, словно тебя и не было, — хрипло продолжает Хосок, не замечая слёз, что градом катятся по лицу Мина. — Сейчас я вдруг начал осознавать, что истинность — это не просто забытое архаичное слово. Это то, что я чувствую по отношению к тебе. На самом деле чувств во мне так много, когда ты рядом, что я боюсь того, что когда ты уедешь и оставишь меня, я не смогу больше испытать их. С тобой уйдёт всё то, что делает меня живым. Я привёз тебя сюда, что бы призвать своего Бога свидетелем моих слов. Здесь я никогда не совру, не утаю истины. А правда в том, что я уже много лет безмерно люблю тебя, mahbubi! Люблю так сильно, что дышать без тебя не могу больше. Позволь заботиться о тебе, оберегать тебя. Позволь научить быть счастливым, — голос его срывается, хрипит, но он упрямо продолжает говорить: — И я молю тебя только об одном — скажи мне «да», будь моим мужчиной, останься со мной! Иначе без тебя я просто умру…