Часть 8. Старые кошмары, новые соглашения. (2/2)
— Тэхён-и, мы с вами не едем, так что ты этим вечером за старшего, — отвечает Чон.
— Как не едите? — хмурит брови Пак.
— Мне с моим плечом водные процедуры противопоказаны, — поджимает губы Мин. — Я, конечно, хотел поехать в парк аттракционов погулять, но принимающая сторона меня не пускает, — бросая грустный взгляд на Чона, говорит он. — Я останусь на яхте.
— Жаль, — вздыхает Тэ, — так, стоп, Хоби-хён, а ты почему не едешь?
— А у меня срочные дела, — пожимает плечами Хосок.
— Ну, что ж, едем в отель готовиться, — кивает Тэхён, и они вместе с Чимином уходят собирать цыплят, которые разбрелись по набережной.
— И какие это у тебя дела? — переводит на Чона подозрительный взгляд Юнги.
— Я сопровождаю гостя Саудовской Аравии в соседнее государство, — с серьёзным выражением лица произносит Хосок, играючи прикасается пальцем к кончику носа Мина и, насвистывая, уходит за омегами. Через пару секунд оборачивается к опешившему Юнги и громко спрашивает: — Ты идешь или мне другого гостя искать?
***</p>
— Ты шутишь? — с подозрением глядя на Чона, спрашивает Мин.
— Я совершенно серьёзен, — отвечает Хосок, протягивая тому руку. — Давай, не бойся, если что я помогу.
Юнги медленно обходит Чона и встаёт за штурвал небольшого катера.
После того, как они посадили студентов во главе с Тэхёном и Чимином на автобус, Хосок предложил добираться до Бахрейна по воде, объяснив это тем, что по мосту не так интересно ехать, да и на катере быстрее.<span class="footnote" id="fn_32524556_4"></span> На самом деле он очень переживал за ягодицы Мина, который полдня провёл в автобусе.
Чон встаёт сзади и кладёт свои руки на руки Юнги, которые лежат на рулевом колесе. Старается передать тому своё тепло, снова с удовольствием думая о том, что Мин до сих пор в его кардигане.
— Я же не знаю, куда плыть, — задумчиво произносит тот, откидывая голову на крепкое плечо.
— Это как в машине, мы поплывём по навигатору, — отвечает альфа.
— Тогда, ладно, по навигатору я могу! — уже более уверенно говорит Мин.
— Ты когда-нибудь был в Бахрейне? — интересуется Хосок.
— Нет, не был. Съезжу потом, наверное.
— Как то неуверенно, — улыбается в макушку Юнги Чон.
— На самом деле, я очень устал. Слишком часто я уезжаю из дома. Оставляю папу, не замечаю, как растёт Гуки. А в Сеуле постоянно пропадаю в офисе. Хочется больше времени проводить с ними.
Какое-то время они оба молчат, глядя на воды залива, после чего Мин вдруг задаёт вопрос:
— Ты хочешь детей, Хосок?
— Я как то не думал про это, — пожимает плечами тот. — Не забывай, у меня пятнадцать братьев и сестёр и Тэхён-и, который сам ещё как дитя. Когда-нибудь, когда придёт время. — И добавляет с улыбкой: — Мы уже подъезжаем. Пришвартуешься сам?
— Ох, нет, нет. Лучше ты, — ужасается Юнги, уступая место Чону. Какое-то время задумчиво смотрит на него и спрашивает: — Есть что-то, с чем ты не знаком? Что-то чего ты не умеешь?
— Я не могу противостоять отцу.
— Это как?
— Как бы тебе объяснить? — хмурит брови Хосок. — Я хоть много лет и провёл в Корее, но я мусульманин и принадлежу этой земле. Здесь слушаться и почитать родителей — это закон. Даже если ты не согласен, если ваши взгляды на что-то расходятся, ты обязан поступить так, как велит старший.
— Так произошло у твоего отца и мамы? Он не смог противится воле своего отца? — задумчиво спрашивает Мин.
— Да, он просто не мог поступить иначе, хотя и жалел об этом всю жизнь, — отвечает Чон, спрыгнув с катера, и привязывает швартовые концы. После чего протягивает руку Юнги, помогая спуститься на причал. — Ты голоден? Мы можем заехать куда-нибудь поужинать.
— Давай сразу в парк, там перекусим.
***</p>
Парк развлечений «Адхари», фантастическое развлекательное пространство, расположился в пригороде Манамы. На его территории — огромное количество аттракционов на любой вкус. Хосок отметает картинг, боулинг, водные аттракционы, американские горки, катание на лодках. Фактически всё. Но Мин не сопротивляется, искренне наслаждаясь компанией альфы. Они неторопливо бредут по национальному парку, мимо искусственного пруда, там в полутьме, вдали от людей альфа неожиданно берёт руку Юнги в свою, трепетно целует ладонь и что-то нараспев шепчет на арабском. Мин не понимает слов, но он слышит, как дрожит его голос, как много чувств и эмоций в нём! Чон так близко! Такой горячий! Губы Юнги зудят, желая припасть к губам Хосока. Но тот ведёт его в небольшом кафе, где они пробуют местный кофе и рагу из омара. И в первый раз за последние пятнадцать лет говорят.
Юнги рассказывает о студенческой жизни, о работе, о странах, в которых побывал. Хосок больше о семье. О каждом брате и сестре, о их хобби и привычках, чем искренне удивляет Мина. Смеётся, когда вспоминает о том, сколько сказок на ночь приходится прочитать, когда живёт дома, и что ему редко когда удаётся спать одному, обязательно приходится сторожить сон кого-то из младших, которые тайком от родителей пробираются в его спальню. О том, как уживаются между собой два мужа и жена отца, с которой Юнги уже познакомился в королевской резиденции. И о том, что отец относится к супругам хоть и с почтением, но никого из них не любит.
Когда они уже решают, что пора возвращаться на яхту, Мину приходит в голову заманчивая идея — прокатится на колесе обозрения, раз уж остальные аттракционы для него под запретом. И если уж осмотреть столицу и страну времени и возможности у них нет — хотя бы полюбоваться Манамой с высоты птичьего полёта.
Застеклённая кабинка с широкими удобными сидениями, расположенными друг напротив друга, поднимается почти на самый верх, когда вращение колеса прекращается и она замирает, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.
По громкоговорителю на арабском и английском просят гостей не беспокоиться, аттракцион не сломан, просто в одной из кабинок сейчас делают предложение руки и сердца.
— Как мило, — улыбается Юнги, плотнее кутаясь в кардиган Чона.
Хосок молча кивает. Мин переводит взгляд с панорамы города на его лицо и замечает обеспокоенный взгляд.
— Да не может быть! — смеётся Юнги, вскидывая бровь — Смелый альфа боится высоты?
— Не боюсь, просто чувствую себя некомфортно, — сиплым голосом отвечает тот, расстёгивая несколько пуговиц на рубашке, словно ему тяжело дышать.
— Ну, конечно! — фыркает Мин. — Зачем согласился прокатиться тогда?
— Из-за тебя. Ты хотел, — хрипит Чон.
Юнги резко становится не до смеха. Даже в темноте кабинке он видит и бледное лицо, и испарину на лбу. Слышит рваное прерывистое дыхание. И сколько делается предложение? У Мина такого опыта не было, но если с вступительной речью, долгим признанием и притворным раздумьем — минут десять. Твою мать! Он осторожно встаёт, стараясь снова не раскачать кабинку, и подходит к Хосоку. Кладёт ладони Чону на щёки и еле слышно просит:
— Закрой глаза, представь, что мы не здесь.
Хосок еще пару мгновений скользит рассеянным взглядом по лицу Юнги и прикрывает глаза. Тот, недолго думая, усаживается на него сверху, кладёт руки на его плечи и произносит прямо в чувственные губы:
— Мы не здесь, Сок-а. Мы в твоём пентхаусе. В постели. Ты помнишь, я делал тебе минет? — Хосок резко выдыхает, давая понять Мину, что помнит всё. Прекрасно помнит. — Твой член такой большой, он даже не помещался у меня во рту, и я усердно лизал языком головку, — стонет Юнги, слегка поднимаясь и опускаясь на рельефных бёдрах. — Я тогда проглотил всё до капли, и мне было мало. Твоя сперма такая вкусная! С привкусом кофе. Ты же знаешь, как я обожаю кофе?
Дыхание Чона учащается.
— Я задал вопрос! — рычит Юнги, хватая Хосока за волосы на затылке, давит на того своей силой альфы.
Чон несколько раз кивает, безостановочно облизывая сухие губы.
— Я мечтаю попробовать тебя еще вот здесь, — хрипло продолжает Мин и проводит пальцем по брюкам Хосока между ягодицу. — Ты помнишь, как я вошёл в тебя в джакузи? Ты был таким открытым для меня! В тебе было так горячо. А я был так глубоко в тебе! Кто-нибудь тебя трахал, как я?!
— Нет, — шепчет Хосок, распахивая веки.
— Кто-нибудь вообще тебя трахал, как я?! — хватает одной рукой за подбородок и смотрит в глаза.
— Нет, только ты!
— И что бы никто никогда не смел прикасался к это заднице, потому что она моя! Ты меня понял? — низким голосом спрашивает Юнги и, не дождавшись ответа, припадает к желанным губам.
Чон словно отмирает, не разрывая поцелуй, хватает Мина за ягодицы и, перевернув, укладывает спиной на сидение. Тот мгновенно закидывает ноги Хосоку на поясницу и скрещивает их. Начинает тереться своим телом о его, врывается в рот альфы языком, проходит им по зубам, деснам и встречается с языком Чона. Оба низко стонут, не размыкая губ. В какой-то момент Юнги распахивает глаза и замечает кроны деревьев, скользящие за окном кабинки.
— Чёрт, Хосок! Мы почти спустились, — уворачиваясь от жадного рта, вскрикивает Мин.
Чона будто ветром сдувает на противоположное сидение. Он тяжело дышит, наблюдая, как Юнги приводит себя в порядок — приглаживает волосы, одергивает футболку и кардиган, поправляет член в джинсах.
— Гримёрка, колесо обозрения! — еле сдерживая смех, говорит Мин. — Давай сразу хоум видео снимем и выложим в интернет.
— Это правда? То, что ты говорил? — хрипло спрашивает Хосок, когда они, выбравшись из кабинки, идут к стоянке такси.
— Что именно? — хмурит брови Юнги. — Про то, что не был в Бахрейне?
— Ты знаешь! — рычит Чон, затаскивая его за широкое дерево, прижимает свои телом к стволу и смотрит пронизывающим голодным взглядом.
— Дай-ка подумать, — кривит губы тот, — конечно, правда, я очень мало времени провожу с семьёй.
— Ты издеваешься?! — шипит альфа. — Там, в кабинке, когда у меня началась паническая атака из-за страха высоты…
— Аааа, — ухмыляется Мин, — то есть ты признаешь, что у тебя акрофобия?
— О, Аллах, — стонет Хосок, — ты меня с ума сведешь!
— Не переживай, — подмигивает Юнги, ужом выскальзывая из крепкой хватки, — я никому не скажу! — и спиной идёт к стоянке.
— Мелкая зараза! За какие грехи молодости ты мне послан? — догоняет его Чон. — Будешь так себя вести, я тебя выпорю! — на последнем слове осекается и резко останавливается, замечая, как глаза Мина заполняет обида и отчаянье. — Mahbubi, — шепчет он, дотрагиваясь до щеки замершего Юнги, — Прости, я не думаю, что говорю.
— Я именно об этом пытался сказать тебе утром, — уклоняется от прикосновений Мин и отходит от альфы. — Как я могу довериться тебе, если для тебя порка — обычное дело, судя по всему? Ты заставляешь меня постоянно быть настороже, каждую минуту опасаться того, что ты сделаешь мне больно.
— Прости, — еле слышно шепчет Чон, сталкивая их лбами, — прости меня.
— Нам пора возвращаться, — снова делает шаг назад Юнги. Шаг по направлению к стоянке. Шаг от Хосока.
***</p>
— Это что-то новенькое, — негромко произносит Тэхён, присаживаясь на соседний с братом шезлонг и указывая взглядом на айкос, который Чон крутит в руке.
— Яхту качает, я не могу стоять на голове, — отвечает Хосок, решив всё-таки не курить рядом с Тэ. — Почему не спишь?
— У вас опять что то случилось? — игнорируя вопрос, спрашивает омега. — Что на этот раз?
— Мы провели такой замечательный вечер, — обречённо выдыхает Чон, — надо же было мне всё испортить!
— М-да, — с умным лицом произносит Тэхён, — исчерпывающая информация. — А зачем ты так срочно понадобился отцу? — меняет тему, догадавшись, что Юнги с ним брат обсуждать не будет.
— Время пришло, — отвечает Хосок, задумчиво глядя на звездное небо.
— И сколько их? — поджимает губы Тэ.
— Пятеро. Трое парней и две девушки.
— Бред какой-то! — прикрывает глаза омега. — Зачем он это делает?
— Ты знаешь причину не хуже меня, Тэхён-и.
— Но как же Юнги-хён? — негромко восклицает тот. — Ты не обязан выбирать! Ты не должен женится, если не хочешь! Почему отец поступает с тобой так же, как дед поступил с ним?
Чон молчит. А так хочется кричать, разрывая голосовые связки, в кровь разодрать грудь, где так сильно болит. Сжечь этот проклятый мир дотла, потому что он не стоит ни глаз, одного цвета с ночным небом, ни лукавой улыбки, что так редко гостит на чувственных губах, ни взгляда, ни смеха мужчины, которого так отчаянно, так безмерно любит Хосок. Он сколько угодно может ставить на чашу весов свою любовь к нему и свой долг перед отцом. И каждый раз они будут склоняться в сторону его корней, его религии, законов этой страны. Он должен успеть понять, как сделать так, чтобы Юнги навсегда остался в его жизни, при этом поступить так, как велит ему отец. Иначе он просто не сможет. Через десять дней он станет либо самым счастливым человеком на планете, либо просто умрёт, потому что дышать без Мина он больше не сможет.
Чон медленно поднимается с шезлонга, размахивается и швыряет айкос за борт. Наклоняется, целует младшего брата в лоб и уже поворачивается, чтобы уйти в свою каюту, когда Тэ резко подскакивает с места и со слезами на глазах спрашивает:
— Хоби-хён, можно я тебя обниму?
Хосок пару мгновений отрешённо смотрит на него, после чего подходит и крепко прижимает к груди.
— Никогда больше не спрашивай о таком, — шепчет он, жадно вдыхая карамельный запах Тэхёна. — Ты мой единственный кровный брат. Если хочешь обнять, не надо просить разрешения, просто делай это!
— Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя? — еле внятно бубнит Тэ, уткнувшись лицом в широкую горячую грудь.
— Знаю, родной. Я тоже тебя люблю!
— Когда ты скажешь Юнги-хёну о своих чувствах? — поднимает голову Тэхён.
— Я боюсь, он просто не воспримет меня в серьёз, — уклончиво отвечает Чон.
— Вчера мы с ним говорили, сразу после заселения в отель, и он сказал мне слушать своё сердце. Думаю этот совет и тебе не помешает, — выпутывается из объятий омега и пристально смотрит в глаза старшего брата.
— Вот в кого ты у меня такой умный, а? — смеётся Хосок.
— В тебя, конечно! — подмигивает ему Тэ и уходит в сторону своей каюты.
***</p>
Мин вздрагивает от сильной боли в спине и кричит. Жалящие удары ремня продолжают обрушиваться на спину, плечи, бёдра. Всё тело горит, как в огне, горло дерёт. Он подминает руки и закрывает голову. Пытается отползти, но его хватают за ноги и тащат обратно. Юнги чувствует, что там, где широкий ремень соприкоснулся с кожей, начинают набухать волдыри. По спине течёт кровь. В голове звенит, будто он вот-вот лишится чувств. Балансируя где-то на грани ускользающего сознания, он набирает полную грудь воздуха и из последних сил кричит:
— Хосок!
Чьи то руки вырывают его из лап чудовищного кошмара и крепко прижимают к груди.
— Тише, тише, mahbubi, — ласково шепчет Чон, поглаживая мокрую от пота спину. — Это просто сон, всё хорошо. Я рядом.
— Сон, просто сон, — стараясь успокоиться, бормочет Мин. Потом поднимает голову и смотрит в обеспокоенные глаза альфы. — Я кричал?
— Ты кричал моё имя, — отвечает Хосок. Тяжело вздыхает и тихо спрашивает: — Я делал больно?
— Нет-нет, — качает головой Юнги, утыкаясь лицом в тёплую шею, — я звал тебя. Чтобы ты спас меня, — на последних словах его голос срывается и он сильно жмуриться, стараясь подавить рыдания. — Полежи, пожалуйста со мной, — еле слышно просит он. — Мне страшно одному.
Чон молча скидывает обувь и укладывается на постель.
— Иди ко мне, — зовёт он. И как только Мин кладёт голову на его плечо, нежно обнимает и накрывает их обоих одеялом. — Ты расскажешь, что тебе снилось?
— Опять снилось, как отчим лупил меня, — обречённо выдыхает тот.
— Опять?
— Я периодически вижу один и тот же кошмар. Он бьёт, а я никуда не могу спрятаться.
Хосок устало прикрывает глаза. Если бы после похода в ночной клуб он не схватился за ремень, Юнги не пришлось бы переживать всё это заново. Это его вина. Опять он совершает поступки, которые причиняют ему боль!
— Неужели, я так громко кричал, что ты услышал из соседнего номера? — сонно бормочет Мин. — Надеюсь, я никого больше не побеспокоил.
— Я… ну,. — откашлявшись начинает Чон, — был здесь. Пришёл разбудить тебя.
— На улице ночь! — начинает возмущаться Юнги, пытаясь выскользнуть из объятий. Неожиданно замирает и вскидывает на альфу настороженный взгляд: — Что то с цыплятами?
— Нет, — качает головой Хосок, — спят как убитые после аквапарка.
— Дома что то случилось?
— Почему обязательно что-то должно случиться, я просто… соскучился.
— Соскучился он, — недовольно бурчит Мин, утыкаясь носом в тёплую грудь. Но улыбка уже украшает его губы, хорошо, что Чон не видит.
— Вообще-то у меня для тебя сюрприз! — выдаёт Хосок довольным голосом.
— Ты собираешь вещи и уезжаешь в закат? Отличный сюрприз. Я счастлив! — восторженно хихикает Юнги.
— Не дождешься! — с ноткой обиды отвечает Чон. — Нам надо кое-куда с тобой съездить.
— Ночью? — поднимает голову Мин и смотрит на альфу подозрительные взглядом. — Сразу предупреждаю, ни в каких незаконных мероприятиях я участвовать не буду! Кто знает, что ты там запланировал. Склад какой-нибудь вскрыть или труп закопать.
— Вот у тебя фантазия! Между прочим, на часах начало седьмого утра, — смеётся Хосок, поднимаясь с постели. — Давай собирайся. Оденься тепло. Через десять минут, я тебя заберу.
***</p>
— Ты не скажешь, куда мы едем? — ворчит Юнги, недовольно наблюдая за просыпающимся городом из окна автомобиля.
— Какой же ты нетерпеливый, — усмехается Чон, — потерпи, мы почти приехали.
Когда минут через десять Хосок паркуется недалеко от моста Фахда, который ведёт в Бахрейн, Мин совсем теряется, где они и для чего сюда приехали. Хосок достаёт из багажника небольшую корзину и плед.
— А, ну, понятно, мы приехали на пикник, — бурчит Юнги, выбираясь из машины. — Могли бы еще поваляться в тёплой постельке!
— Ну что ты ворчишь, как старый дед, — закатывает глаза Чон, — успеем еще поваляться в кровати, — подмигивает он и протягивает руку. — Пойдём у нас мало времени.
— Да куда мы идём? — взрывается Мин.
— Туда, — указывает подбородком Хосок на небольшой сигнальный маяк на каменном волнорезе.
Они молча поднимаются на самый верх, входят в небольшое круглое помещение. На смотровой площадке стёкол нет и свежий ночной ветерок тут же заставляет Юнги поёжиться. Чон ставит корзину на пол, набрасывает себе на плечи плед, подходит сзади к Мину, крепко прижимает того спиной к груди, как крыльями накрывая его тёплым одеялом.
— Я хотел показать тебя это! — негромко шепчет он, задевая носом ухо Юнги, так что по его шее и спине тут же разбегаются предательские мурашки.
— Что я должен увидеть? — непонимающе хмурится Мин, окидывая взглядом тёмный залив.
— Смотри, — так же тихо говорит Хосок.
Юнги уже хочет возмутиться и потребовать, чтобы Чон отвёз его обратно на яхту, когда замечает впереди еле заметное алое свечение. Сначала он думает, что где-то далеко бушует пожар. Но когда этот отблеск становится ярче, Мин понимает, что это солнце. Хосок привёз его на маяк, чтобы встретить рассвет.
— Здесь каждое утро молятся лицом на восток, — низким голосом произносит альфа. — Благодарят Аллаха за прожитый день и просят у него помощи и защиты в грядущем. Мне ничего этого не надо. Ни солнца, ни тепла, ни кислорода. Без тебя мне эта жизнь не нужна. — Мин стоит, затаив дыхание, и смотрит на самую яркую звезду в галактике, приветствующую новый день. — Ты слишком долго шёл ко мне. А я слишком долго жду, mahbubi! Я знаю, что постоянно делаю тебе больно. Мне так жаль. Я каждое утро буду просить у тебя прощения. Потому что больше не смогу без тебя.
Юнги поворачивается в крепких руках и смотрит прямым пронизывающим взглядом в глаза альфы.
— Ты мой свет, моё солнце, мой сладкий мальчик, — ласково шепчет он, оглаживая дрожащими пальцами чувственные скулы. — Я хочу залечить все твои раны. Хочу научить снова быть счастливым. Только позволь мне, — хрипло добавляет он.
Мин на мгновение прикрывает глаза. Он должен рассказать Чону! Больше нельзя молчать, и вряд-ли после этого тот захочет остаться рядом. Но сейчас на рассвете, в старом маяке, Юнги хочется остановить мгновение, чтобы Хосок продолжал так же смотреть в глаза, что бы его руки так же крепко обнимали, чтобы чарующий голос просил верить.
Юнги распахивает веки, облизывает пересохшие губы и тихо произносит:
— Я должен кое что сказать тебе. Я больше не ненавижу тебя. — Какое-то время молчит, будто собираясь с мыслями и хрипло выдыхает: — Сок-а, поцелуй меня, пожалуйста…