Часть 7. Скажи мне, кто я? (2/2)

— Послушай, я не держу зла на вас с Чимином. Мне было больно, я не отрицаю. Мы с Паком вместе три года, и он стал родным человеком для меня, — успокаивающе произносит он, подводит Тэхёна к удобному диванчику у стены, усаживает на него и, стараясь игнорировать ноющую боль в ягодицах, опускается рядом. — Но я всегда считал и продолжаю считать, что среди криков толпы, голоса разума и бесчисленных советов людей, которых наша жизнь не касается, мы должны суметь сохранить возможность слышать голос сердца. Найти своего человека очень сложно. Некоторые люди умирают, так и не познав любви. И это намного хуже, чем отказаться от своей судьбы, даже если этот человек состоит в отношениях. На то она и судьба, — улыбается он, крепко удерживая руки младшего в своих. — Я отпускаю Пака с легкой душой, и если вы — две половинки одного целого, я буду только рад за вас.

— Юнги-хён — ты необыкновенный! В моём детстве был такой человек, он жил через два дома от нас. Ты не знаешь, но моя мама умерла, рожая меня, и я втайне считал его своим папой, — грустно улыбается омега, пытаясь сдержать слёзы, — я не помню его лица, он от него так вкусно пахло сиренью и он пёк самое восхитительное печенье, которое я когда либо пробовал, так нежно обнимал всегда и говорил…

— …что всё будет хорошо, — заканчивает за него Мин, с удовольствием замечая, как вытягивается лицо младшего. — Это мой папа, Тэхён-и. В том доме жили мы.

Тэ вдруг громко всхлипывает и прижимается к Мину, крепко обнимая за плечи.

— Ну что ты, мой хороший, — улыбается сквозь слёзы Юнги, нежно поглаживая омегу по спине.

— Хочу поменять Хобби-хёна на тебя! — смеётся омега, смущенно выпутываясь из объятий. — Я пойду, — поднимается он, — увидимся на обеде.

— Тэхён-и, — останавливает его Юнги, — я не очень хорошо себя чувствую после переезда, и аппетита нет. Думаю, я пропущу обед.

— Хорошо, Юнги-хён, отдыхай, — кивает Тэ, открывая входную дверь. На пару мгновений замирает, как будто вспомнил что-то, и негромко произносит: — Этот отель — мой любимый. Его название с арабского переводится как «надежда», — с последними словами на его лицо, наконец, возвращается яркая улыбка, и он уходит.

Распаковывав чемодан, Мин сбрасывает осточертевшую одежду и голым укладываются на живот. Тело гудит, ягодицы болезненно пульсируют. Он потерянно разглядывает отражение воды на стене, снова и снова возвращаясь мыслями ко вчерашней ночи.

Проникновенные слова Хосока на-арабском, когда он повязывал ему куфию перед выходом из отеля. Его игривое настроение в коридорах дворца. Задорный смех в детской, нежность к младшим братьям. Его горячее тело и обжигающие поцелуи в гримёрке. Его трогательное прощание возле двери номера Юнги…

Как то, что началось с дегустации кофе и продолжилось в гримёрке, могло закончится самой настоящей поркой?! Как ласковые руки Чона могли сделать такое? Сейчас душа Юнги мечется в израненном теле, не в состоянии найти покой. Не в состоянии понять. Не в состоянии простить.

Юнги сердито стирает тыльной стороной ладони слёзы. Опять он плачет из-за Хосока! Опять ему больно из-за этого альфы. Когда Мин его ненавидел, Чон априори не мог причинить боль. Но что-то изменилось в Юнги, что-то сломалось. Зарывшись лицом в подушку, чтобы подавить горькие рыдания, он вдруг отчётливо понимает, — есть злость, есть обида, есть разочарование. Но ненависти, слепой и всепоглощающей, ненависти, которая годами кислотой разъедала его сердце, больше нет.

***</p>

— Внимание, группа, — громким голосом обращается к участникам РИТа Чон, когда экскурсионный автобус останавливается на стоянке в пустыне. — Мы продолжаем знакомство с Малым Нефудом. Сегодня не будет скучных сведений. Сегодня мы будем развлекаться!

По салону разносятся аплодисменты и радостные возгласы. Только Юнги устало смотрит в окно. Ему надо было сослаться на срочную работу в Корее, на низкое давление, на неожиданную встречу с представителями соседней галактики. На что угодно! Но остаться в номере. Еще при заселении он планировал выпить обезболивающее, чтобы хоть как-то снять боль. Но разговор с Тэхёном, уже привычные слёзы и недолгий беспокойный сон отвлекли его, и он элементарно забыл о таблетках.

— Мы предлагаем вам прокатится по дюнам на сноубордах! Заняться сэндбордингом!<span class="footnote" id="fn_32475314_1"></span> — продолжает Тэ, оглядывая возбуждённых студентов. — У кого-нибудь опыт есть?

В воздух взмывают руки.

— Мы постоянно на каникулах ездим в горы! — отвечает за всех Ёнсу.

— Обожаю этот вид спорта! — одновременно с ним говорит Кибом.

— Круто! — вторят им остальные цыплята.

Да, визит инопланетян был бы лучшим вариантом!

— Кому-нибудь требуется дополнительный инструктаж? — между тем интересуется Чон.

Группа отрицательно машет головами.

— Отлично! Тогда выходим, я раздам вам доски, и начнём подниматься на дюну.

— Юнги-хён, тебе лучше? — обеспокоенно спрашивает его Тэхён, — если ты всё ещё плохо себя чувствуешь, я останусь с тобой.

— Всё в порядке, Тэ, — с энтузиазмом отвечает Мин, краем глаза заметив прислушивающегося к их разговору Хосока. — С удовольствием прокачусь!

Юнги задыхается, пот течёт по его лицу и телу под лёгким лонгсливом и спортивным эластичным трико, разъедая раны на ягодицах. Ещё десять метров, ещё пять. Он постоянно ловит себя на мысли, что было время, когда ему сутками приходилось терпеть боль. Тщательно скрывать. Натянуто улыбаться. Убедительно лгать, что всё хорошо. Отгоняя горькие воспоминания, он заставляет себя думать о папе и Гуки, которые с нетерпением ждут его возвращения дома, объятия которых залечат любые раны. Только кто залечить его сердце, которое снова и снова болит из-за Чона? Болит так сильно, что хочется разорвать грудную клетку и вынуть его. Чтобы оно прекратило так нещадно ныть, так нестерпимо щемить.

На вершине дюны он переводит дыхание. По сравнению с тем, что ему предстоит впереди, поднятие на самый верх сейчас кажется детской забавой. На доске надо будет сохранять равновесие, ехать на согнутых ногах, работать корпусом, маневрировать, а он хочет просто лечь на живот и снова расплакаться. Надо собраться! Цыплята смотрят на него, ровняются на него. Он не может выглядеть таким расклеенным и убитым.

— Тебе не стоит спускаться, — слышит он сзади низкий, равнодушный голос, — ты плохо выглядишь!

— Странно, ещё вчера я был для Вас, Господин Чон, самым привлекательным и сексуальным омегой! — не поднимая головы, с ехидной улыбкой отвечает Мин, вставляя ноги в кроссовках в крепления на доске. — А сегодня плохо выгляжу!

— Тебя не было на обеде, Тэхён-и сказал, что ты не очень хорошо себя чувствовал.

— Он неправильно меня понял, я немного устал после переезда, — пожимает плечами Юнги, натягивая на глаза мотоциклетные очки и разворачивая сэндборд носом к краю дюны. — И когда уже ты запомнишь, Хосок, что моя жизнь тебя не касается?! — с этими словами, сцепив зубы, он переносит вес тела на правую ногу, наклоняется вперёд и, слегка оттолкнувшись, срывается вниз.

Ноги напрягаются, и поясницу Мина тут же простреливает острая боль. Но скорее Малый Нефуд покроется толстым слоем льда, чем он покажет начавшему скольжение прямо вслед за ним Чону, что вчерашний вечер оставил на нём какой-то след. Что он вообще имеет какое-то значение! Юнги раскидывает руки как крылья, на крутых виражах касается пальцами теплого песка. Если бы не изнурённое тело, он бы обязательно нашёл в себе силы по достоинству оценить красоту древней пустыни! Даже здесь пытается присматривать за цыплятами, которые отлично справляются с предложенным развлечением. Тэхён и Чимин спускаются друг за другом ещё и умудряются перекидываться шутливыми замечаниями. Мин уже видит впереди широкую пологую площадку, которой заканчивается дюна, на мгновение прикрывает глаза, чтобы собраться и закончить спуск, а когда распахивает их, неожиданно замечает в песке то, чего здесь быть не должно — обломок сухого дерева. И он на большой скорости мчится прямо на него! Юнги надо лишь слегка наклониться вправо и перенести вес тела на другую ногу, чтобы объехать препятствие, но сил больше нет. Последние остались где-то на вершине дюны или на балконе каюты на яхте, или вчера поздно вечером в сьюте, когда Хосок ушёл, развязав узел на куфии. На простой маневр их не хватает. И последнее, что он слышит перед тем, как его доска врезается в корягу и он кубарем летит в песок — своё имя, которое громко кричит Хосок.

Чон резко тормозит, поспешно отстёгивает крепления на сэндборде и, безостановочно проклиная себя за то, что допустил падение любимого человека, за то, что в который раз не уберег от опасности, бежит в сторону неподвижного тела. До него всего пять метров и за пару мгновений, которые ему понадобились, чтобы по мягкому песку добраться до Юнги, он успел вспомнить все молитвы, которые знал, чтобы тот остался целым и невредимым.

— Юнги, — негромко зовёт он, падая на колени, стягивая с него очки и освобождая ноги, — посмотри на меня, пожалуйста.

Его голос от подступившей паники дрожит, но сердце затапливает неимоверное облегчение, когда Мин, наконец, распахивает покрасневшие глаза. Его лицо тут же искажается от боли.

— Юнги-хён! — кричит запыхавшийся Пак, подбегая к ним.

— Друзья, отойдите немного, ему нужен воздух! — пытается растолкать цыплят Тэхён. — Хоби-хён, он в порядке?

— Тэхён-и, собирай группу в автобусе, — бросает Хосок младшему брату и снова возвращает своё внимание на Мина. — Посмотри на меня и скажи, где болит?

Везде!

Омега уводит студентов и встревоженного Чимина вниз за дюну, где на стоянке их ожидает экскурсионный автобус.

— Что-то с правым плечом, — хрипит Юнги. — Как будто защемило. Пошевелить не могу.

— Так, хорошо, — пытаясь собраться, произносит Чон, — давай попробуем сесть.

Он аккуратно, словно Мин хрустальный, приподнимает его и усаживает на песок. По лицу Юнги тут же проходит болезненная судорога. Ему кажется, что с ягодиц наживую содрали кожу. Он крепко прикусывает нижнюю губу, чтобы подавить болезненный стон, когда Хосок начинает прощупывать его плечо.

— Не трогай меня, пожалуйста, — хнычет Мин, пытаясь отстранится от Хосока. — Твою мать, Чон! — громко орёт он, когда тот двумя руками надавливает на плечо и как будто тянет в разные стороны.

Раздаётся хруст, похожий на щелчок. На лбу у Юнги выступает пот, и из глаз брызжут слёзы.

— Всё… всё, теперь будет легче, mahbubi.. Всё, тише, — Хосок потирает плечо, мягко массируя его.

— Ты сломал мне руку! — воет Мин.

— Я вправил вывих, — цокает Чон. — Ещё где-то болит?

— Нет, — слишком резко отвечает Юнги.

— Не ври мне! — строго выговаривает альфа. — Я же вижу, тебя ещё что то мучает.

Мин, игнорируя слова Хосока, пытается встать, и тот, стараясь поддержать, случайно задевает рукой его ягодицы. Юнги шипит и снова падает на колени.

— Чёрт! — выдыхает Чон через стиснутые зубы.

Он бегло оглядывается по сторонам и удостоверившись, что вокруг никого нет, осторожно укладывает пытающегося сопротивляться Мина животом на свои колени, кладёт одну руку на область лопаток, прижимая к себе, другой оттягивает эластичную ткань трико вместе с боксерами.

— Чёрт! — уже тише повторяет он, замечая алые воспалённые следы от своего ремня.

— Отпусти, — хрипло шепчет Юнги, пытаясь выскользнуть из крепкой хватки, — не унижай меня еще больше!

Хосок аккуратно натягивает спортивные штаны обратно. Перевернув Мина, усаживает его на свои ноги так, чтобы ягодицы не касались песка, и нежно обнимает. В данный момент ему очень хочется встать в свою любимую позу в йоге. Он должен извиниться, должен объяснить свой поступок, но ком в горле мешает ему говорить. Он ласково гладит спину Юнги, стараясь не задеть вывихнутое плечо и потеряно смотрит на скрывающееся в песках солнце. Как он мог? Как?! Его мальчик такой маленький, такой хрупкий. Его кожа достойна только лёгких поцелуев, но никак не порки! Он мог решить всё по-другому, рассказать, как глупая ревность терзала его, когда он понял, что Мин не знал, что танцует с ним! Как ему было больно понимать, что Юнги был таким красивым, таким раскованным не для него. Как злил тот факт, что он готов найти себе любого другого альфу на этой планете, но Чона к себе не подпустит. Но вместо диалога, нужного им обоими, он схватился за ремень!

В заднем кармане шорт Хосока звонит телефон. Он осторожно тянется, чтобы не потревожить задремавшего Юнги и отвечает на звонок.

— Да, Тэхён-и, всё хорошо, вы можете ехать, — какое-то время слушает собеседника, потом добавляет, — пришли за нами машину, пусть подъедет прямо сюда, к подножью дюны.

— Ты сделал мне вчера больно, — еле слышно говорит Мин, продолжая неподвижно лежать в тёплых и таких нужных сейчас объятиях альфы.

Чон молчит и еще крепче прижимает к себе.

— Я, конечно, тоже хорош, — продолжает Юнги, — не знаю о чём я думал. Еще, когда мы собирались, я мечтал посмотреть на твоё лицо, когда ты меня увидишь таким, заметишь с другим мужчиной.

— Прости меня, mahbubi!— всё же произносит Чон. — Прости…

— И ты прости, — шепчет Мин, уже не сдерживая слёз, которые бесконтрольно текут по лицу и впитываются в футболку альфы.

— Не плачь, мой сладкий, не плачь, не надо, — хрипит Хосок, поднимая Юнги за подбородок, и, наклонившись, собирает поцелуем солёные капли с его щёк.

Мин облизывает пересохшие губы, рвано вдыхает и приникает губами к губам альфы. Нежное прикосновение. Словно пробует Чона на вкус. Поцелуй-согласие. Поцелуй-прощение. Юнги кладёт ладонь на затылок Хосока, чтобы притянуть ближе и углубить поцелуй, но внезапно тишину сонной пустыни нарушает шум двигателя. За ними приехали. Чон резко отстраняется от Мина и помогает встать. Тот вытирает рукавом лонгслива лицо и тянется, чтобы подобрать доску.

— Аллаха ради! Да оставь ты её! Тебя самого нести надо! — возмущается Чон и протягивает руку.

— Нет, нет, ты что! — отказывается Юнги. — Я сам!

— Сам! Сам! Отступись уже! Сдайся! — зло выговаривает ему альфа. — Позволь позаботится о тебе!

Мин хочет возразить, даже грубо ответить, но от машины к ним быстрым шагом направляются двое мужчин в национальной одежде.

— Сайид, — обращается один из них на английском к Хосоку, — нужна медицинская помощь?

— Да, Абдул, вызови на борт врача, — отвечает Чон.

— О, прекрасно! — стонет Мин, переходя на корейский. — Давай ещё министра здравоохранения позови. Пусть он займется моей задницей!

— Твоей задницей я займусь сам. Позже, — с серьёзным выражением лица говорит Хосок, открывая перед ним заднюю дверь внедорожника.

« — Одни обещания! — вздыхает, закатывая глаза омега.»

***</p>

— Блять! — стонет Юнги, накрывая лицо подушкой, — я чувствую себя умирающим дядюшкой, а вы будто мои родственники, которые сидят и ждут, когда я отмучаюсь и отброшу копыта! Успокойтесь уже! — устало ухмыляется он, оглядывая Чимина с Тэхёном, устроившихся рядом с ним на кровати, и Чона, неподвижной статуей замершего спиной к ним у распахнутой балконной двери. — В своём завещании я вас не упоминал!

— Ты напугал нас! — выговаривает ему Пак, пытаясь сдержать слёзы.

— Со мной всё хорошо, — успокаивает его Мин, — чувствую себя отлично и собираюсь ехать на экскурсию на нефтяную вышку.

— Ты никуда не едешь! — рычит Хосок, не оборачиваясь, и уплотняет своё биополе.

— Блин, вот это сила! — шепчет Чимин, чуть наклоняясь к Тэ, — я, кажется, слегка расхотел ехать!

— Ага, — хихикает Тэхён, — даже я иногда боюсь его.

— Идите, собирайтесь, — обращается к омегам Чон, подходя к постели, — встречаемся через пятнадцать минут на главной палубе.

Пак и Тэ нехотя прощаются с Юнги и выходят за дверь каюты. Выражение лица послелнего сразу же меняется. Он болезненно морщится и переворачивается на живот.

Когда они с Хосоком вернулись на яхту, там уже ждал врач, он осмотрел плечо Мина, похвалили Чона за профессионально вправленный вывих, оставил мазь, порекомендовал не перенапрягаться и, слава богам, не узнав о многострадальной заднице Юнги, ушёл.

Хосок присаживается рядом с ним на постель и тянет руки к резинке штанов.

— Я обработаю, хорошо? — негромко спрашивает он, переживая, что Мин опять начнёт сопротивляться.

Юнги пожимает плечами, выбор у него небольшой. С травмированным плечом он всё равно не сможет дотянуться до ягодиц сам. Пальцы Чона дрожат, когда он прикасается к алым половинкам.

— Холодно, — шипит Мин.

— Это специальный заживляющий крем, — голос тоже дрожит, выдавая сожаление хозяина. — Он охладит кожу и успокоит боль.

« — А есть крем, который успокоит ноющее сердце? — поджимает губы альфа.»

— Готово, — сообщает Хосок, устраивая тюбик на прикроватной тумбочке и поднимаясь, — полежи так, пусть мазь впитается. А когда мы вернемся с экскурсии, я приду и сделаю тебе массаж. Отдыхай, — еле слышно заканчивает он, проводит кончиками пальцев по волосам Юнги и выходит за дверь.

Мин какое-то время неподвижно лежит, после чего натягивает бельё и штаны и поднимается с постели. На нефтяную вышку его не взяли, но никто не запретит ему прогуляться по яхте.

На город, как теплый палантин цвета индиго, опустилась ночь. С верхней палубы оригинального отеля Эд-Даммам казался сверкающим драгоценным камнем. Он, однозначно, уступал Эр-Рияду в яркости и богатству. Но Юнги любил Саудовскую Аравию всю целиком, без остатка. И столицу, и небольшие городки…

« — И то, как наш альфа касается попки, — стонет омега.

— Но пособие по BDSM для чайников, ему, явно, не помешает, — фыркает альфа, складывая на груди руки.»

Мин, игнорируя внутренний диалог медленно идёт по палубе и выходит к небольшому бассейну. По запаху он их что ли находит? Осматривает зону отдыха с шезлонгами и сложенными зонтами от солнца. Неожиданно замечает небольшой огороженный уголок, чем-то напоминающий патио. Какое-то время разглядывает кадки с неизвестными ему цветущими растения и цепляет взглядом самый настоящий гамак. Яркий, широкий гамак. Он резко разворачивается и быстрым шагом идёт обратно в каюту, хватает с постели одеяло и возвращается обратно. Кряхтит, укладываясь поудобнее и накрывается одеялом. Блаженно выдыхает. Спать сегодня он будет здесь! И пусть кое-кто побегает, поищет его по яхте!

Небольшое волнение воды в заливе мерно раскачивает гамак, и Юнги не замечает, как засыпает.

« — Название отеля с арабского переводится как «надежда», — слышит он в полудрёме голос Тэхёна.

***</p>

Сильные руки поднимают его вместе с одеялом и куда-то несут. Глаза отказываются открываться, но яркий бодрящий запах кофе ненавязчиво проникает в лёгкие и кружит не отошедшую ото сна голову.

— Долго искал меня? — сонно спрашивает Мин, утыкаясь носом в горячую шею альфы.

— Ты не воспримешь всерьёз, если я скажу, что всю жизнь, — слышит он улыбку в голосе Чона. — Так что пусть будет три минуты.

— В следующий раз я получше спрячусь, — улыбается в ответ Юнги.

— Ты можешь сколько угодно прятаться, уходить, убегать, — еле слышно отвечает Хосок и, поставив Мина на ноги возле каюты, смотрит прямо в глаза, — а я всегда буду идти за тобой, потому что все мои дороги ведут к тебе.

Юнги цокает и закатывает глаза. Какое-то время ищет по карманам ключ-карту, отпирает замок и распахивает дверь.

— Если я не приглашу, ты всё равно войдешь, да? — с ехидной улыбкой спрашивает он.

— Вот скажи мне, кто в тебя постоянно вселяется? Мне иногда хочется экзорциста позвать! — качает головой Чон, приваливаясь к дверному косяку. — Ты то милый, весёлый, оказывается, умеешь флиртовать, и вдруг за пару минут превращаешься в настоящую мегеру!

— Давай уже обещанный массаж и можешь быть свободным! — оставляя вопрос без ответа, говорит Мин, проходя в номер и укладывается на кровать.

— Вот же зараза! — хмыкает альфа. — Рубашку надо снять.

— Так делай! — вскидывается Юнги. — А то у меня возникает ощущение, что ты не плечо размять пришёл, а полапать меня!

— Мелкий сучёныш, — улыбаясь, бубнит себе под нос Хосок, усаживаясь рядом с Мином на постель.

Ему хочется прикоснуться сразу везде, гладить и ласкать любимое тело, слышать прерывистое дыхание Юнги, наслаждаться ярким ароматом ореха. Но тот не позволит, Чон уверен в этом. Он всей своей сущностью альфы чувствует, что-то изменилось в Мине. Но изменилось настолько незначительно, что вряд-ли тот сам уловил эти перемены. Поэтому сейчас Хосок легко прикасается к плечам и еле ощутимо поглаживает их. Проходит сильными пальцами по лопаткам, по позвоночнику, снова возвращается к плечам и начинает их разминать, давит сильнее. Ткань сорочки мнется под широкими ладонями. Дыхание Юнги учащается, он утыкается носом в подушку, чтобы подавить стон.

— Потерпи, пожалуйста, — успокаивающе произносит Чон. — Завтра будет легче.

Лучше бы Хосок молчал. Его проникновенный голос, его мягкие поглаживание, его бедро рядом с рукой Мина…

Чон продолжает тереть и давить на кожу под хлопковой сорочкой, не догадываясь, с какими усилиями Юнги сдерживает стоны. Его член, зажатый между животом и спальным матрасом медленно и верно наливается кровью. Хосок еще сильнее давит и скользит ладонями по спине, заставляя чувствительную головку тереться о хлопковую ткань боксеров. Дыхание становится рваным и поверхностным. На лбу выступают капельки пота. Мин прикусывает щёку изнутри, что бы не позволить звукам наслаждения вырваться из пересохшего рта.

В какой-то момент он ощущает, что вот-вот кончит и хрипло кричит:

— Хватит, достаточно!

Чон резко убирает руки.

— Хорошо, я должен еще помазать кремом, который оставил врач…

— Не надо, я сам, — еле внятно произносит Юнги, уткнувшись в подушку, — уйди, пожалуйста!

— Ты плохо себя чувствуешь? У тебя испарина, — обеспокоенно спрашивает Хосок.

— Чон, ради всех святых, просто уйди! — орёт Мин.

— Ну и характер! — громко восклицает Чон, но покорно поднимается и направляется к двери.

Выходит из каюты и уже хочет захлопнуть дверь, когда слышит, как что-то мелкое падает на кафель в ванной комнате. Он снова залетает в каюту, распахивает дверь в ванную комнату и испуганно скользит по рассыпанной аптечке на полу, по напряжённо спине Юнги, сгорбленной возле раковины.

— Я просил тебя уйти! — задыхаясь, произносит Мин.

— Что с тобой? — кричит Хосок, пытаясь развернуть его лицом к себе.

— Тебя моя жизнь касается! — чётко выговаривает Юнги, сбрасывая руки того и продолжая стоять спиной. — Запомни уже это!

— Допустим, — начинает злится Чон, — но меня как принимающую сторону касается самочувствие участников РИТа. Всех без исключения! — рычит он, стараясь не задеть травмированное плечо Мина, резко разворачивает его на себя и смотрит в глаза. — Говори! Или я вызову скорую!

Лицо Юнги вспыхивает, как новогодняя алая гирлянда, он крепко зажмуривается и с его губ слетает обречённый вздох.

Хосок слегка отклоняется и бегло осматривает его тело на предмет повреждений и ран. Глаза, в которых плещется паника, быстро находят причину недомогания Мина.

— Mahbubi, — с надрывом выдыхает он.

— Не трогай, не смотри на меня, — хрипит Мин.

— Сладкий мой, — нежно шепчет Чон, подхватывая Юнги на руки, заносит в спальню и опускает на кровать, — позволь, я помогу.

— Пожалуйста, уйди, — хнычет Мин, отворачиваясь.

— Нет, — решительно поизносит Хосок и укладывается рядом. — Не в этот раз!

Он разворачивает Юнги спиной к себе и укладывает его голову на свою руку. Томительно медленно скользит другой по груди вверх и, расстегнув одну за другой пуговицы на сорочке, распахивает её. Касается пальцами напряжённых сосков, сдавливает их поочередно, срывая с губ Мина полу-стоны, полу-всхлипы. Чону неудержимо хочется прикоснуться к ним языком, всосать в рот, но он боиться спугнуть своего робкого зверька, справедливо считая, что в таком положении, как сейчас, он сдастся быстрее.

Хосок оглаживает твердый пресс, заставляя дыхание Мина сбиться. Опускает резинку штанов, высвобождая колом стоящий член. Но вместо того, чтобы прикоснуться к нему, он скользит рукой с живота на поясницу и, оттянув сзади резинку спортивных штанов, касается кончиками пальцев тугого влажного колечка.

— Сок-а, пожалуйста, — стонет Юнги, цепляясь обеими ладонями в предплечье руки Чона, что обнимает его за шею. — Я больше не могу терпеть!

Но Хосоку так хочется продлить эту сладкую пытку и для Мина, и для него самого. Он касается губами уха Юнги и всасывает мочку в рот. Надавливает кончиком пальца на анальную дырочку, кружит вокруг входа, размазывая природную смазку, царапает ногтями. И когда Мину кажется, что он вот-вот потеряет сознание, проскальзывает внутрь. Горячие влажные стеночки тут же смыкаются вокруг его пальца. Юнги хнычет, пытаясь насадиться полностью. Глубже. Мощнее. И тянется ладонью к зудящему, изнывающему по прикосновениям члену.

— Я не разрешал, — рычит Чон, посылая по телу Мина вибрации наслаждения.

Тот, подчиняясь, сразу же убирает руку, и Хосок, как поощрение, добавляет второй палец. Он мучительно медленно двигается внутри Юнги, разводит пальцы ножницами, прокручивает руку. Одновременно с этим наклоняется и приникает к шее Мина жадным поцелуем, скользит языком по вздувшейся венке, прикусывает пылающую кожу. Никогда не устанет наслаждаться его запахом и вкусом!

Чон ритмично трахая пальцами дырочку Мина, сам уже задыхается от жгучего всепоглощающего желания. Прекрасно осознавая, что останется этой ночью без «сладкого», он жаждет просто доставить удовольствие. Хосок раз за разом, проезжаясь по простате Юнги, беспомощно тонет в низких стонах, надрывных хрипах, в этом «Сок-а», что бесконечное множество раз слетает с искусанных губ. Он еще быстрее входит в него, задевая чувствительный комочек. Сорочка сползает с плеча Мина, Чон касается горячим ртом покрытую мурашками кожу и страстно шепчет:

— Сейчас, mahbubi!

Тело Юнги, словно дождавшись разрешения, скручивается в сладостной судороге, и через него проходит мощный оргазм. Опухшие губы распахиваются, и с них срывается громкий крик, который тут же заглушают губы альфы. Время останавливается.

Хосок осторожно вынимает пальцы из пульсирующего колечка и под затуманенным взглядом Мина облизывает их.

Юнги садится спиной к Чону. Прячет одно плечо, второе. Снова прячется от Хосока.

— Уходи, — еле слышно шепчет он.

— Твою мать! — взрывается альфа. — Объясни мне, что с тобой?! Ты целуешь меня, улыбаешься, будто новый шанс даришь, а потом захлопываешь перед моим носом дверь. Скажи, что я делаю не так? Скажи, как надо! — уже тише говорит он. — Я устал, mahbubi! Чертовски устал!

— Ты не поймешь! — слышит он усталый голос.

— Позволь мне самому решать — пойму я или нет! — настаивает Хосок. — Но я, как минимум, заслуживаю хоть каких то объяснений!

Мин медленно поднимается и босиком выходит на балкон, жадно вздыхает влажный освежающий воздух залива. Чон подходит сзади и кладёт подбородок на макушку Юнги. Руки Хосока обвиваются вокруг того, он прижимается к его спине грудью, чтобы не дать замерзнуть, в глубине души отчаянно желая продлить, не позволить разрушиться той близости, что начала зарождаться между ними на этой земле.

— Я считаю... считал себя альфой, — сдаваясь, негромко начинает Мин. — И вдали от тебя мой альфа, вкупе с подавителями, как то справлялся с омегой. Но два дня назад, в аэропорту, когда я увидел тебя, когда она тебя почувствовала, омега как с цепи сорвалась! И сейчас у меня, как будто, раздвоение личности. На физическом уровне. Две мои сущности постоянно спорят между собой. Альфа не принимает тебя. А омега…омега скучает, рвётся к тебе…

— Хоть кто-то за меня, — улыбается в волосы Юнги Чон.

— Но против тебя двое — я и альфа! — резко произносит Мин, выпутываясь из объятий Хосока.

— Что-то я не заметил вчера в гримёрке во дворце, что ты был против! — вскидывает бровь Чон.

— Это она хочет тебя, она — не я! — повышает голос Юнги.

— Она — это ты, mahbubi! — пытается переубедить его Хосок, крепко удерживая за плечи.

— Нет! Нет! — остервенело кричит Мин, сбрасывая с себя горячие руки. — Она дефектный ген! Раковая опухоль в моём организме! Но это не я, не я! — на последних словах его голос срывается и из груди вырывается отчаянное рыдание.

— Сладкий мой, я же не мальчик! Я чувствую твоё возбуждение, ощущаю твой запах, когда ты хочешь меня. И не всегда это аромат омеги, — шепчет ласково Чон, стирая большими пальцами слезы с щёк Юнги.

— Да потому что, ты как зверь нападаешь! Берёшь нахрапом! Я же не железный! — хнычет Мин. — Я не могу тебе сопротивляться! Но для меня это не лучше насилия…

Хосок резко притягивает Юнги к груди и крепко обнимает. Тот уже не сдерживает слёз, позволяя им градом катиться по лицу. Цепляется за сорочку Чона, словно боиться потерять почву под ногами и упасть. Хосок что-то ласково шепчет на арабском, укачивая Мина в своих объятиях, не зная, как помочь, как снова научить доверять. Как научить любить.

— Я должен ещё кое-что сказать тебе, — негромко поизносит Мин, успокоившись, но продолжает стоять в крепких объятиях альфы, — ты будешь злиться…

В кармане брюк Хосока звонит телефон. Юнги резко замолкает.

— Говори, — игнорирует сотовый Чон.

— Ответь, — качает головой Мин, — потом вернемся к этому разговору.

— Слушаю, отец, — нехотя принимает вызов Хосок, продолжая обнимать Юнги. — Прямо сейчас? Мы вышли из порта. — Какое-то время слушает собеседника, потом добавляет: — Хорошо, высылай.

Убирает телефон в карман и негромко спрашивает:

— Что ты хотел сказать?

— Я,.. — мнётся Мин. Момент упущен. — Можно мне сегодня ночевать в том гамаке?

Чон пару мгновений смотрит в глаза одного цвета с ночным небом. Как он может отказать им? Он готов на всё ради этих глаз, лишь бы они всегда смотрели на него так.

— Переоденься во что-нибудь тёплое и возьми оба одеяла, — соглашается альфа. — Но если замерзнешь, обещай, что вернешься в каюту.

— Клянусь, — расплывается в чарующей улыбке Юнги. — Это твой отец звонил? — не может скрыть любопытство он.

— Да, ему срочно нужно переговорить со мной, он выслал вертолёт на яхту, — поджимает губы Хосок. Ему так не хочется сейчас уезжать! — Я вернусь ещё до полуночи и проверю, как тепло ты одет!

« — Проверь уже, как я раздет! — облизывает губы омега.»

Мин провожает Чона до двери, возле который тот внезапно останавливается и негромко спрашивает:

— Хочешь, знать, кого из них желаю я?

Юнги коротко кивает, в тайне опасаясь, что ответ ему не понравится.

— Я всегда хотел и хочу Мин Юнги, — еле слышно шепчет он на ухо мужчины напротив.

После чего коротко целует в приоткрытые сладкие губы и выходит из номера.