Часть 5. Память - самый коварный предатель. (2/2)
Мин обречённо кивает, на мгновение опуская глаза, но потом сразу же поднимает их, окидывая Чона задумчивым взглядом.
— Ты прав, то, что мы натворили, — продолжает он, на последнем слове замечая, как губы альфы поджимаются. — То, что произошло, — поправляется он, — уже не исправить. Я буду стараться, обещаю. Перемирие, так перемирие. Но я всё равно тебя ненавижу! — дерзко заканчивает он и отпускает руку Хосока.
— Тебе кажется, что эта ненависть делает тебя сильнее, — отвечает Чон, плотно обхватывая тканью лоб Юнги и фиксируя её над ушами, перекидывает один конец за плечо Мина, вторым закрывает нос и рот и завязывает сзади концы узлом, — и защитит от меня. Но я тебе не враг, — уже тише добавляет он, надевая на голову того очки, — и никогда не хотел им стать.
Юнги какое-то время пристально смотрит в глаза альфы, потом коротко кивает и, повернув на себя зеркало заднего вида, начинает придирчиво себя осматривать.
— Если я случайно по дороге вывалюсь из джипа, ты меня в таком виде ни за что не найдешь, — глухо произносит он.
— Я всегда найду тебя. По запаху, — отвечает Чон, повязывая себе точно такую же арафатку, и надевает мотоциклетные очки. — А теперь хвастайся, какая у тебя машина.
— Mercedes AMG GT, — с вызовом отвечает Юнги.
— Автомат?
— Не-а, механика!
Хосок коротко свистит:
— Молодец, я сам не уважаю автомат!
— А у тебя какая? — ну ничего не может поделать с собой Мин. Страшно интересно.
— У меня их много, — уклончиво отвечает Хосок, — давай вернемся к этой, — стучит он пальцем по приборной доске. — Принцип вождения по песку существенно не отличается от того, к которому ты привык. Ехать лучше на пониженной передаче, старайся обходить колею и все маневры совершай плавно.
Откуда-то спереди доносится три коротких автомобильных гудка.
— Тэ готов, — сообщает Хосок.
И они сразу же слышат, как Тэхёну по очереди отвечают машины, выстроенные в колонну.
Когда очередность доходит до них, Чон останавливает руку Юнги, потянувшуюся к клаксону, и укоризненно произносит:
— Ты забыл пристегнуться.
И не давая Мину возможности среагировать, близко прижимается к тому и тянет за фиксатор.
Юнги уже не жалеет, что позволил надеть на себя арафатку. Она мастерски скрыла от альфы его пунцовые щеки и прерывистое дыхание.
***</p>
Последние метры до место назначения кортеж из восьми мощны джипов преодолевает мимо отвесного скалистого обрыва. Хосок неотрывно смотрит на лицо Мина, надёжно спрятанное от песчаной пыли под платком. Юнги довольно улыбается. Его лихорадочное возбуждение, вызванное быстрой и экстремальной ездой отражается в усилении природного запаха. И его маслянистый яркий аромат лесного ореха кружит альфе голову и забивает его лёгкие.
Братья привозят группу на край света, «Edge of The World»<span class="footnote" id="fn_32318182_9"></span> — скалистый утес, одно из самых популярных туристических направлений Эр-Рияда. Когда компания пешком доходит до вершины, ей открывается потрясающий вид на бесплодную долину, которая простирается от края пропасти до самого горизонта, скрытого дымкой легкой песчаной бури.
— Высота скал в этом месте 300 метров, пожалуйста, не подходите близко к краю, это опасно, — громко предупреждает Тэхён студентов, приготовивших телефоны, чтобы запечатлеть эту неземную первозданную красоту.
Мин стоит в полуметре от обрыва, не в силах отвести восторженного взгляда от величественной панорамы. Он стягивает мотоциклетную маску, и ему чудится в пыльной занавеси караван верблюдов, неспешно шествующих по древнему торговому пути, в завывании ветра — негромкая песнь бедуинов.
Его будущее тоже там — за непроницаемой пеленой. Он не преувеличил, когда сказал Чону пол часа назад, что всё в его жизни перестало быть ясным и прозрачным. Но здесь, на краю пропасти, он вдруг отчетливо понимает, что больше не боится столкнутся с тем, что приготовила ему судьба. Одиннадцать дней он будет наслаждаться знакомством со страной, которую много лет видел во сне, и позволит Хосоку стать его проводником. Позволит ему быть рядом. Через одиннадцать дней он вернется в Корею, к папе и Гуки, и со спокойной душой начнет новую жизнь.
— Друзья, — слышит он низкий голос Чона, — сейчас так же, на внедорожниках, мы отправимся на настоящий верблюжий конкурс красоты.
Цыплята тут же взрываются дружным хохотом.
— Мы поедем через пустыню, — подхватывает Тэхён, — имейте ввиду, в этой местности очень много диких верблюдов, они свободно передвигаются по дороге, наравне с автомобилями, иногда даже превышая допустимую скорость.
— Если на остановках они начнут заглядывать к вам в машину, не пугайтесь, — с улыбкой продолжает Хосок, — они считают себя местной дорожной инспекцией и с удовольствием досматривают все транспортные средства, заезжающие на их территорию. Мы поедем в сторону Эр-Рияда, в небольшой городок Эль-Хардж. Тэ, — негромко обращается он к младшему брату, — проследи за тем, как студенты будут рассаживаться по внедорожникам, я сейчас подойду.
Юнги боковым зрением видит направляющегося к нему альфу, но продолжает смотреть вперед, пытаясь в памяти навсегда запечатлеть это грандиозное место.
— Хочешь, я сфотографирую тебя? — обращается к нему Чон.
— Не стоит, — морщит нос Мин, — я нелюбитель фотографироваться.
— Тогда пойдем, — зовет его Хосок, — я обещал тебе занять первое место в конкурсе!
***</p>
Через ворота на территории комплекса, размерами со средний стадион, загоняют около пятидесяти животных, светлого, почти белого окраса, красно-коричневых и чёрных, в ярких нарядных помпонах. Компания рассаживается на трибуне и с нескрываемым удовольствием рассматривает конкурсантов. Зрителей не много, в основном это владельцы верблюдов и потенциальные покупатели, которые прибыли сюда, чтобы приобрести будущих призёров.
— В арабском языке существует более тысячи слов, с помощью которых можно описать внешний вид и характер верблюдов, — говорит Хосок, повернувшись к цыплятам. — У нас верблюд — это не просто горбатое парнокопытное, которое рычит и плюётся, а грациозные животные, к тому же, в арабских странах их разведение по-прежнему считается прибыльным занятием.
— Я даже представить не могу, — смеётся омега с розовыми волосами Сохи, — какими внешними данными должны обладать эти красавцы, чтобы занять первое место.
— Самыми привлекательными считаются верблюды с крупной головой, большими губами и широким носом, длинной шеей и крупным телом, — объясняет ей Чон, пока жюри осматривает конкурсантов. — Большое значение имеет форма копыт.
На «сцене» начинается суета. Председатель жюри что-то громко кричит владельцу одного из верблюдов на арабском, размахивая в воздухе кулаком.
Тэхён и Хосок быстро переглядываются и начинают хохотать.
— Что? Что там? — подскакивает с места любвеобильный омега Ёнсу.
— Пять участников дисквалифицируют! — быстро объясняет Тэ.
— Почему? — поворачивает к нему голову Пак. — Они такие милые!
— Заводчик этих верблюдов нарушил условия конкурса, его подопечных природа, видимо, обделила красотой, — отвечает Чон, — и владелец прибегнул к небольшой хитрости, — он пару мгновений оглядывает внимательно слушающих его цыплят, после чего сбрасывает на них бомбу, — накачал их губы и нос силиконом.
— Всё как у людей! — хохочет Богом.
— Это еще не всё, — поддерживает его Тэхён, — теперь этим верблюдам три года запрещено участвовать в конкурсе!
На телефон Юнги приходит уведомление о новом сообщении.
Чон МАТЬ ЕГО Хосок: «Как по твоему, у меня есть шанс? 🤔»
Мин поворачивает голову и смотрит на альфу, но тот занят разговором с цыплятами и ведет себя так, будто, не имеет отношение к вопросу.
Юнги быстро набирает ответ:
«Сомневаюсь!»
И смотрит на Хосока. Тот продолжает общаться со студентами, но его голова слегка наклоняется и он пишет.
Чон МАТЬ ЕГО Хосок: «Почему? 🙄 Ты в меня не веришь?»
Юнги: «Смотри: шея у тебя коротковата, нос небольшой, губы — ну, так себе, горба на спине нет. Единственное, что у тебя в порядке — это копыта и хвост! С такими внешними данными тебя скорее всего вообще не допустят к конкурсу!»
Чон откидывает голову и, прикрыв глаза, негромко смеётся.
Чон МАТЬ ЕГО Хосок: «Ты принижаешь мои достоинства альфы!»
Юнги: «???»
Чон МАТЬ ЕГО Хосок: «Ты только что оскорбил мой Аравийский меч, назвав его хвостом!»
Юнги: «Идиот! 🤦♂️»
Чон МАТЬ ЕГО Хосок: «Давай так, если я выиграю — ты меня поцелуешь! 😘😘😘»
— Ооо, дааа! — визжит омега и вытягивает губы уточкой. — Приступаем!
— Рот закрой, сука тупая! Ты когда его открываешь — ничего путного не происходит! Только хрень всякая из него вылетает!
— Смею напомнить, бестолочь, — это и твой рот тоже, — пыхтит омега. — И когда ты его открываешь, Хосок получает минет!
— Ой, да заткнись уже! — рычит альфа. — Я только Паку делал!
— Ну-ну…»
Хосок поворачивает голову и кидает на Мина быстрый взгляд.
— Идиот, — повторяет Юнги одними губами.
Он изо всех сил пытается сдержать улыбку, но Чон видит и приподнятые уголки губ, и слегка прищуренные глаза. Альфа еще пару мгновений пристально смотрит на Мина, потом вдруг подмигивает и снова возвращает своё внимание на студентов.
Юнги: «Ты, видимо, нехило ударился головой утром! Ты же понимаешь, что не выиграешь?!»
Чон МАТЬ ЕГО Хосок: «Я ведь тебе обещал!»
Юнги: «Ты сумасшедший! Договорились! ЕСЛИ ТЫ ВЫИГРАЕШЬ КОНКУРС — Я ТЕБЯ ПОЦЕЛУЮ! 👌»
Мин прячет телефон в карман куртки. Он что флиртует с Чон Хосоком? Но ведь и ежу понятно, что никакой поцелуй тому не светит, даже воздушный!
Конкурс подходит к концу, и председатель жюри объявляет победителя — красно-коричневого верблюда в ярко зеленой помпоне. Имя владельца, знакомое имя, произнесённое в микрофон, заставляет Юнги на мгновение ошарашено замереть:
— Сайид Хосок Хоуп ибн Ким аль Сеэдат!
«Альфа и омега синхронно теряют сознание.»
Тушите свет! Как ни крути, Чон, мать его, Хосок только что выиграл конкурс красоты среди верблюдов!
Сеул</p>
Намджун бесшумно входит в пустое в этот поздний час вечера небольшое семейное кафе. В зале со столиками темно, но света из открытой зоны кухни достаточно, чтобы рассмотреть уютный домашний интерьер. Он с интересом разглядывает фотографии на стенах. И к большому удовольствию находит совсем еще молодого Сокджина с симпатичным мальчишкой на руках. Возраст, как годы дорогому вину, только прибавили тому шарма и манящего очарования.
— Это мой сын, — слышит он негромкий мелодичный голос за спиной. Джин какое-то время с ностальгией в глазах скользит по старому снимку, потом переводит взгляд на альфу, который, продолжает рассматривать фото: — Я уже думал, ты не придёшь, прошло почти пять часов, — ещё тише произносит он.
Сокджин не скрывает облегчения в голосе. Но пусть мужчина перед ним считает, что это из-за аварии, на самом же деле, омега безмерно рад, что тот вернулся.
— Прошу прощения, меня задержали на ужине, — отвечает Намджун, оборачиваясь, и в этот момент в его желудке глухо урчит.
— Ты точно был в ресторане? — вскидывает бровь Джин.
— Я не очень люблю морепродукты, — смущенно отвечает альфа, — а весь ужин, как на зло, состоял исключительно из этих морских гадов.
— Ну тогда ты удачно зашёл, — ухмыляется Сокджин, — сейчас что-нибудь соображу.
— Я бы не хотел причинять неудобства…
— Я тебя умоляю! — отмахивается омега. — Ты разбил мою новую машину, считай, программу максимум по неудобствам выполнил. Не лишай меня возможности подсыпать тебе слабительное! — шутит он, но, заметив вытянувшееся лицо мужчины, добавляет: — присаживайся, я не серьезно, мне дорог престиж моей посредственной столовой!
После чего включает свет в кафе, огибает кухонный островок и, надев фартук, вытаскивает из шкафчика деревянную разделочную доску и большой нож.
— Помочь? — спрашивает Намджун, подходя к столу со стороны зала.
— О, нет! Это моё государство, и я тут единственный полноправный монарх! — с улыбкой отвечает Джин, доставая продукты из холодильника.
— Ты сам готовишь в кафе?
— Нечасто, времени не хватает. Я так давно мечтал о чём-то таком. Не хотел висеть на шее у взрослого сына.
— Сколько ему? — спрашивает альфа, желая побольше узнать о своем новом неожиданном знакомом.
— Тридцать. Сейчас он в рабочей поездке за границей, — отвечает омега и Намджун отчетливо слышит в его голосе нотки гордости.
Альфе хочется спросить о возможном супруге, но он одергивает себя, пусть всё останется так, как есть. Через несколько часов он улетит домой и вряд-ли когда-нибудь еще вернется в Сеул.
Он снова возвращается к фото на стене и замечает в углу старенькую, выкрашенную в кислотный зеленый цвет гитару.
— Она принадлежит моему сыну, его первый музыкальный инструмент, — с улыбкой произносит Сокджин, включая электрическую плиту.
— Первый?
— Ему было пятнадцать лет, когда он увлёкся музыкой. Помимо гитары, он играл на фортепьяно и на ударных.
— Можно? — спрашивает Намджун, поднимая инструмент с деревянной подставки.
— Пожалуйста, но, думаю, она слегка расстроена.
Альфа с инструментом в руках подходит к круглому столику, выдвинув стул, садится, закидывает ногу на ногу и ставит гитару на колено. Касается длинными пальцами струн, извлекая не совсем чистые звуки, какое-то время подкручивает колки <span class="footnote" id="fn_32318182_10"></span> и начинает играть.
Деревянная лопатка в руках Джина замирает над сковородой, когда по безмолвному помещению кафе разливается чарующая лирическая мелодия. Он медленно поворачивает голову в сторону мужчины, и на его губах замирает восхищенный вздох.
— Снятся мне твои нежные руки.
Я, любимый, устал в пути.
Через грозы, дожди и вьюги
Мне дорогу домой не найти.
Длинные чувственные пальцы легко скользят по струнам. И Сокджину вдруг ловит себя на мысли, что ему отчаянно хочется стать гитарой в руках альфы, чтобы тот так же трепетно прикасался к его телу.
Намджун поёт, прикрыв глаза и слегка запрокинув голову наверх. Тёмные тяжелые пряди волос ярко блестят под лампами. Белоснежная сорочка с расстёгнутыми верхними пуговицами и подвёрнутыми рукавами обтягивает широкие плечи. Между бровей залегли еле заметные морщинки, словно, он часто хмурится. На гладковыбритом загорелом мужественном лице — печать легкой грусти.
— Снится мне озорная улыбка.
Ты ушёл и забрал покой.
Сердце стонет усталой скрипкой.
Я забыл дорогу домой.
Снится взгляд твой, укора полный.
Мою тихую просьбу: «Прости»
Заглушают громы и молнии.
Я, любимый, устал в пути.
Альфа открывает глаза и встречается с блестящими от подступивших слёз глазами Сокджина. Тот резко отворачивается, пряча взгляд, и, откашлявшись, неестественно весело произносит:
— Всё готово!
Намджун относит гитару на место, искренне сожалея, что своей песней растрогал впечатлительного омегу. Но тот уже деловито суетится возле столика, за которым сидел альфа, раскладывая приборы. Ставит в центр стола изящный графин с водой и хрустальный бокал. Снова уходит на кухню и возвращается с подносом, на котором несёт фарфоровую тарелку с ужином. Альфа, вернувшись за стол, с интересом наблюдает за ним. Когда тот не злится и не грубит, и, вообще, молчит — то очень даже милый. И нереально красивый. Его аромат цветущей сирени заставляет сердце Намджуна сжаться от внезапно нахлынувшей ностальгии. Он сразу же вспоминает огромный сиреневый сад в резиденции своей покойной матери, где любил проводить свободное время в детстве.
Джин ставит перед ним незнакомое для него блюдо и присаживается рядом.
— Прости, что орал и матерился, — смущенно шепчет он. — Когда ты въехал в мою машину, не знаю, что со мной произошло. Хочется верить, что я не такой!
Намджун коротко кивает, принимая извинения, и переводит взгляд на тарелку перед собой.
— Знаешь, — мягко произносит он, — это всё так аппетитно выглядит. И я очень благодарен тебе, за то, что ты, после того, что я натворил, вызвался меня накормить, но, к сожалению,.. я не ем свинину.
— А нет, я все-таки такой! — возмущенно пыхтит Сокджин, резко вскакивая из-за стола, и забирает тарелку. — Ты, блять, издеваешься?! — срывается он на крик. — Ты мог предупредить меня!
— Прости, — поднимается за ним альфа и слегка касается рукой его сжатой в кулак ладони, — я только и делаю, что расстраиваю тебя. Ты прав, я должен был сказать.
Его нежное прикосновение и ласковые тихие слова, словно, тушат пожар в душе у Джина.
— Ладно, не извиняйся, — отмахивается он, — у всех есть недостатки. Я сейчас вернусь.
Намджун негромко смеется ему в след. Омега назвал его религиозные принципы — недостатком?!
На кухне Сокджин теряется, лихорадочно соображая, чем бы накормить привередливого гурмана. И вдруг с неким злорадством вспоминает о пасте с сыром и сосисках, которые готовил на обед для Чонгука.
Не нравится высокая кухня?! Будет есть макароны!
Через пару минут возвращается к альфе и ставит перед ним поднос.
— План Б, — играя бровями, сообщает он, — спагетти из твёрдых сортов пшеницы, посыпанные пармезаном, долгого созревания, и сосиски из нежной телятины и куриной грудки.
Намджун какое-то время изучающе рассматривает предложенное ему блюдо, потом с помощью ложки и вилки пробует и блаженно прикрывает глаза.
— Я не ел ничего вкуснее, — восхищенно выдыхает он.
Щёки Сокджина тут же покрываются предательской краской.
— Правда, — проникновенно повторяет альфа, замечая его смущение, — и тебе очень идет румянец.
Он начисто забывает, что еще несколько часов назад торопился домой, что у дверей стоят две разбитые машины. И чувствуя, как неистово трепещет в груди замёрзшее когда то сердце, он понимает, что больше не ненавидит этот огромный душный город, который в эту самую минуту весь, без остатка, сосредоточен в маленьком уютном кафе, в бездонных глазах напротив.
— Покажешь мне завтра Сеул, после того, как купим тебе новую машину? — нарушая затянувшееся, но такое комфортное молчание, вдруг спрашивает альфа.
— Нет,.. то есть да! Чёрт! — запутавшись, прикрывает глаза Сокджин и смущенно улыбается. — Покажу, конечно, но автомобиль новый не надо. Достаточно будет оплатить ремонт.
— Я могу бросить к твоим ногам весь мир, только продолжай улыбаться. И поменьше болтай. Не идет этому сладкому ротику мат, — хрипло шепчет Намджун, нежно касаясь тыльной стороной ладони щеки Джина. — Мне уже больше пятидесяти лет, но за свою относительно долгую жизнь, я никогда не встречал такого, как ты! Ты заставляешь меня забыть даже собственное имя, настолько мне с тобой хорошо.
Джин пристально смотрит в темные как ночь глаза напротив. Никто и никогда не говорил ему таких слов. Рядом с этим мужчиной, о существовании которого ещё шесть часов назад он не подозревал и на которого орал возле входа в кафе, сейчас он чувствует себя самым интересным, самым красивым, самым желанным. Намджун смотрит в самую душу, будто Сокджин его свет, смысл его жизни. Омега дышит рвано, жадно глотая природный запах альфы. Аромат горького шоколада медленно оседает в воздухе. Страстно желая узнать, станет ли он сладким на языке, Джин порывисто наклоняется к лицу Намджуна и мягко приникает к губам.
Альфа резко отстраняется. Лицо Сокджина заливает краска замешательства и стыда. Видимо, он что то не так понял. Джин пытается встать из-за стола, но Намджун хватает того за руку, слегка разворачивается на стуле и перетягивает омегу на свои колени.
— Ты делаешь поспешные выводы, — ласково произносит он, крепко удерживая того за талию. — Я не отталкиваю тебя, просто хотел показать, что твоё место здесь — в моих объятиях.
— Я думал…
— Ты слишком много думаешь, красивый мой, — успевает прошептать Намджун, перед тем как их губы встречаются.