Часть 5 (1/2)

— Не ходи на проповедь.

С этими словами Дин кладёт на плечо Макс ладонь, большую и тёплую, однако этот жест вызывает в девушке желание расквасить ему нос, а не послушаться.

Должно быть, она смотрит на него слишком уж убийственным взглядом, поскольку руку он тут же убирает. И предусмотрительно отступает на шаг назад.

— Почему это? — требует Макс. — Почему я должна жертвовать шансом своего отца ради тебя? Мы знакомы всего несколько часов, из которых ты практически всё время ведёшь себя как задница.

Дин отвечает что-то высокомерно-язвительное, но из всего Макс понимает лишь несколько слов, которые не может облечь даже в общий смысл. Ей приходится медленно выдохнуть, чтобы сбавить обороты, и произнести фразу, уже набившую оскомину:

— Можешь, пожалуйста, говорить попроще? И медленнее, — она неловко прячет руки в карманы и сжимает в кулаке трофейный нож, точно это игрушка-антистресс, а не оружие (возвращать которое обратно девушка не планирует во имя собственной безопасности). — У меня паршивый английский.

Весь эффект от сопротивления пропадает, и Макс выглядит перед этим несносным парнем школьницей-троечницей, да и он смотрит на неё так же. Девушке не нравится ни этот взгляд, ни вся эта ситуация, однако отвязаться от Дина можно только если расставить все точки над «Ё», а не снова сбежать от разговора.

— Ты знаешь, чем на самом деле занимается преподобный Рой? — спрашивает Дин. Говорит он медленнее, но тон у него нетерпеливый, будто ему тяжело разжевывать прописные истины, особенно когда сам уже во всём разобрался, а ещё он неприятно повышает голос, будто не с иностранкой разговаривает, а с глухой. Макс не жалуется — выбирать не приходится.

— Спасает людям жизни, — легко отзывается девушка. Странный вопрос, хотя Дин с ног до головы странный. По крайней мере, ведёт себя как социально опасный чудик.

— Играет в бога, не имея на то лицензии, — не соглашается Дин. — Распоряжается людскими жизнями на своё усмотрение.

— Грех жаловаться, когда твоей жизнью распорядились очень даже удачно, — язвит Макс, уперев руки в боки. — Не так ли?

— Поверь, если бы я знал о цене до того, как Рой вытащил меня на сцену, я предпочёл бы умереть, — он говорит это так серьёзно и пронзительно, что на мгновение Макс верит в его сожаление и желание оградить, в благие намерения; на мгновение ей хочется довериться ему, ведь он знает лучше, он же успел покопаться в грязном белье и найти что-то тёмное, как тот гримуар, а может и что похуже... но следующая его фраза, очередное: — Не ходи на проповедь, — и взгляд на отца, принимающего недалеко от них очередную порцию таблеток, после которой ему хоть и станет лучше, но всего лишь относительно стабильной боли и слабости от болезни — отрезвляет.

Макс плевать, какую цену следует уплатить за жизнь папы. Она готова.

— Чёрта с два, — отзывается она и уходит к шатру.

— Рой шарлатан, — отчаянно кричит Дин ей в спину. — Я ничем не болел, это всё шоу для доверчивых, и я всего лишь подыграл ему.

— Я бы поверила, если бы ты начал с этого, а не магической чуши, — бросает Макс через плечо и ныряет под полог шатра.

Несмотря на то, что однообразное убранство «церкви» Роя она наблюдает уже много часов, сейчас, с наступающими сумерками, внутри становится красиво. Вместо обычных ламп под потолком подвешено несколько ёлочных гирлянд с белым светом, а на балках приглушённо светятся дешёвые светильники-бра, что не заменяет дневной свет и не даёт достаточно освещения, чтобы, например, читать и писать, но делает обстановку более уютной. Будто здесь собрались близкие на семейные посиделки, хотя спустя столько времени бок о бок и с бедами, которые привели их сюда, сейчас они друг другу ближе некуда.

Макс удаётся занять место в первом ряду, хотя папа нацелился на лавочку в середине, на которой они сидели в прошлый раз. Однако девушка настаивает, что сейчас нужно расположиться как можно ближе к сцене, особенно пока есть шанс — у неё хорошее предчувствие. Как говорится, третий раз — алмаз, и уж теперь удача точно должна улыбнуться им, а Господь благословить за веру и терпение.

Рой поднимается на сцену под возбуждённый гул паствы — следующая такая встреча состоится только через неделю, и все надеются, что к концу вечера повода вернуться сюда уже не будет. Кто-то благодарит Бога за шанс быть здесь, кто-то благословляет доброту Роя и Сью Энн. Сама миссис Ле Гранж окидывает присутствующих внимательным взглядом, точно ищет кого-то, но, не найдя, уходит запускать пианолу.

Ни Дина, ни Сэма здесь нет, как и в прошлый раз. Неудивительно, в общем-то — пару часов назад у Дина состоялся неприятный разговор со Сью Энн в присутствии полиции. Макс не слышала, о чём шла речь, но догадывается, что это из-за её жалобы.

И ей абсолютно не совестно за это. Если подумать, она сделала благое дело, посему терзать себя мыслями о принятом решении и недавнем разговоре совершенно не стоит.

Макс внимает каждому слову Роя о нравственном падении молодёжи, о ложном пути, по которому их направляет Диавол, о необходимости простой и честной жизни. И с воодушевлением читает молитву вместе со всеми. Осталось совсем чуть-чуть...

— Мистер Максименко! — слова преподобного гремят громом посреди ожидающей тишины присутствующих, и Макс вздрагивает: она была готова и не готова к этим двум заветным словам.

Папа смотрит на неё растерянно, точно не может поверить, что это его фамилия прозвучала, что его зовут, что их молитвы наконец-то услышаны и скоро всё закончится, скоро жизнь наладится.

Присутствующие поддерживают очередного счастливчика аплодисментами, но они звучат как будто вдали, словно через слой ваты.

— Иди, — едва придя в себя, выдавливает Макс и мягко подталкивает отца к сцене.

Он неловко поднимается по деревянным ступенькам и смотрит на дочь, словно спрашивает, реально ли это. Макс ободряюще улыбается ему и едва сдерживается, чтобы не завопить от восторга.

— Мистер Максименко прибыл к нам с другого края Земли, — с гордостью сообщает Рой, будто этот визит — целиком и полностью его заслуга, хотя Макс с отцом живут здесь дольше, чем Рой занимается целительством, пусть даже ненамного. — Вера помогла ему преодолеть тысячи километров, и Господь хочет возблагодарить его за это, дабы он нёс весть о чуде по миру.

Толпа одобряюще гудит, внимая этим словам, а папа кажется смущенным от такого количества внимания. Для Макс же весь мир замедляется и сжимается вокруг испещренной морщинами руки преподобного, которая слепо тянется к голове её отца.

Ещё чуть-чуть!