Пронизывающий холод (1/1)
Санс кутается в широкий затертый и уже давно дырявый свитер, который Папайрус мечтает выкинуть на свалку Водопадов, но как бы он ни пытался, свитер уже несколько лет остается вросшим не просто в кожу — в саму душу, — в саму сущность Санса, и без этого бомжевидного свитера Санса воспринимать сложно. Папайрус даже задумывался, что проще оставить брата на свалке, чем стянуть с него тряпье, и эта мысль кажется ему заманчивее и соблазнительнее с каждым днем — с каждым разом, когда взгляд цепляется за новую (новую ли?) дырку в ткани.
Руки скрещиваются на груди — ведь иначе Санс не поймет, что брат смотрит на него и недоволен именно им, — щурит глаза и молчит выжидающе.
Санс все понимает — ведь недоволен брат всегда. Но недовольство Сансом отличается от постоянного и обычного недовольства.
Санс вскидывает брови, смотрит чуть исподлобья и опускает подбородок вниз. Уж от леденящего взгляда его дырявый свитер точно не спасет, но Санс делает вид, что ему не холодно, а мурашки россыпью льдистых бусин не катятся по напряженным плечам. Он дергает губы в скромной полуулыбке, а в глазах пляшут бесы. Горячие, пламенные — именно такие, какие Папсу нужны, чтобы не заморозить себя же самому. Санс ему жизненно необходим, и со своим уродским свитером, и со своим уродским стилем жизни. От этого становится паршиво, но Папайрус привык. Его пронизывающий ледяной взгляд, холоднее снегов Сноудина, замораживающий изнутри и исходя оттуда же, не пробирает разве что его брата. У Санса горячие ладони и жгучий острый язык, теплое дыхание и реклама греющих улыбок между нескончаемыми язвительными оскалами. Санс — горящий мусорный бак, о который Папс греет ледяные пальцы, и черт знает, жизнь у Санса горит или душа.
— Холодно? — острая твердая рука оказывается в приятном омуте теплых пальцев, но не тает. Голос Санса такой же низкий и хрипловатый, как потрескивание костра, слишком подходящий его образу и этому дурацкому свитеру. Санс поднимает на него темные-томные глаза и улыбается, собирая лукавые морщинки. «Свитер не сниму», — говорит его взгляд, а Папайрус лишь беззлобно фыркает — он привык, — и лишь опускает глаза с наглого лица брата на их руки. Они лежат, ладонь к ладони, и Санс проникает пальцами под пальцы Папса, которому хочется ткнуться носом в плечо над ухом. Папс рефлекторно сжимает ладонь крепче и терпит ткань растянутого рукава, касающегося его руки. Может, свитер не такой уж и противный, но по Сансу видно, как тот боится прожечь дыру в своей груди, а Папайрус — заледенеть до смерти. Сцепленные ладони кажутся вынужденной мерой и очередным способом выжить, и никто из них не желает что-либо менять.