Не слушайте родителей (1/2)
Петя всегда догадывался, что по нему можно написать какую-нибудь психологическую книжку листов на десять сотен, чтобы все проблемы из его головы вместились на бумаге. Львиную долю исследования займет, конечно, влияние Юрия Хазина на своего отпрыска. Тот никогда не выбирал слова, высказывая недовольство, плодя и усугубляя комплексы и травмы. Слишком маленький, слишком хрупкий, слишком нежный, слишком подвижный, слишком любопытный, слишком говорливый, слишком язвительный. Петя был для родного отца слишком не таким. И поэтому Хазину ничего не оставалось, как обрасти колючей броней, чтобы никто больше эту самую ”слишкость” не видел.
Предварительно Хазин, конечно, обломал все зубы о стальную защиту личности своего бати. Но в итоге стал слишком похож на него. И это ”слишком” Юрию тоже не нравилось.
Заключенный в своем коконе Петя разрывался между желанием угодить отцу и сделать что-то такое, что навсегда отвернет от него родителя. Чтобы уже попробовать вздохнуть самостоятельно.
Однако хотеть и делать, как все знают, действия все же разные.
Именно поэтому, когда, открыв глаза в больничной палате с кислородной маской на носу и жутким писком приборов в ушах, Петя увидел перекошенное злостью лицо отца, выплюнувшего: ”Лучше б ты сдох. Забудь мое имя”, в сознании парня проникла паника. Он привык жить под контролем. Он привык высказывать свое ”фи” родительской петле на шее. Он привык следовать указаниям и кивать головой, мол, да, сделаю, да, сын твой сам ничего не может. А теперь указывающая путь, пусть и не любимая, рука с загривка грозилась исчезнуть.
- П...а, - Хазин попытался окликнуть отца, но из-под пластикового черепка раздалось лишь свистящие хрипение, едва дернувшаяся рука так и не поднялась над кроватью.
Юрий обернулся лишь у двери:
- Мать отвезла твои вещи к тебе. Даже не смей мне на глаза попасться, тварь, - он смерил бледного, едва дышащего сына презрительным взглядом и вышел из палаты, хлопнув дверью.
Петя остался один на один с пустотой в комнате и писком компьютера. Еще бы понять, за что с ним так.
В клинике Хазин провалялся почти месяц в абсолютном одиночестве и без единого гостя. Он мог бы поехать кукушечкой от скуки, если бы эта сама кукушка уже не улетела от ломок - легкие обезболивающие не могли заменить действие белого, - от попыток вспомнить, что с ним случилось, а главное, от неспособности принять слова отца. Он же его неправильный сын. Он же то самое ярмо, которое постоянно матерят, но всю жизнь тянут.
Однако дни шли, голова заживала, и местный персонал в двух словах поведал, как приняли его грязного, с пробитой черепушкой и почти без дыхания, выловленного из какого-то люка на Трехгорке. Вспоминал потихоньку и сам Петя свою встречу с Горюновым: их стычку и неожиданную боль в затылке. Даже ломка, казалось, становилась потише. А отец так и не пришел.
Стоя у дверей больницы без сумки и в пахнущих хлоркой вещах, Хазин завистливо провожал взглядом пациентов, выгуливающихся по местному парку под ручку с родственниками, и думал, как добраться домой без телефона и денег. Кошелька и старенького айфона ожидаемо в пакете, выданном санитаркой, не оказалось.
Выматерившись, Петя полез в карман за пачкой сигарет - их-то ему Горюнов великодушно оставил - и обнаружил внутри скрученный косарь, на котором, если приглядеться кое-где оставался белесый налет. Что ж, оставалось надеяться, что бомбилам этого хватит.
Дома первым, что сделал Хазин после душа, усиленно игнорируя сумки с вещами из родительского дома, была попытка связаться с начальником. Антон Николаевич почти сразу же ответил майору, поздравляя с выпиской и сообщая, что тот больше не числится в московском подразделении ГУНКа. Ну хоть звания не лишили.
Истерический смех Пети прервало второе письмо от полковника, которое он прислал с личной почты.
”Петь, ты же понимаешь, что идти против решений твоего отца нереально. В Москве тебе все дорожки заказаны вплоть до охраны задрипанных баров. Мой тебе совет: беги отсюда. Позвони по этому номеру: 8**** - в Питере еще один следак нужен. Давай”.
А, нет, истерический смех продолжился.
Конечно, вместо того, чтобы сразу кинуться звонить, Петя поперся к родителям. Конечно, затыкал какой-то противный голосок гордости. Конечно, скуля, потом утирал кровавые сопли у ног отца, пока тот вырывался из рук жены, грозя убить собственного ребенка.
- Щенок неблагодарный! Я тебе сказал даже не появляться на моих глазах! Забудь мое имя! - вытащив из стола айфон, полностью покрытый трещинами, старший Хазин кинул его в сына. Петя тут же узнал свой смартфон, и по его спине пробежал холодок. А отец все продолжал орать.
- Ты чертова ошибка!
Да, в его телефоне были приложения для знакомств. Да, в мессенджерах куча переписок. Да, фото из клубов и со свиданий. Да, пара видео. Да, с парнями. Но в голове Пети и мысли не возникало, что кто-то это когда-то увидит.
Размазывая кровь по губам, майор кое-как поднялся с пола и, не прощаясь, направился к выходу. И только в машине, закрыв нос, найденными в бардачке салфетками, Хазин позволил себе усмехнуться: мать так и не сказала ни слова.
Но это все было вчера. Сегодня Петя уже подъезжал к северной столице, стеклянным взглядом следя за дорогой. В голове было пусто. Ни одной мысли, ни одного желания, ни одного плана. Он позвонил-то по присланному начальником телефону только потому, что это было хоть какое-то действие, которое ему сказали совершить, хоть что-то привычное и понятное. А в детстве столько планов, столько гонора было...
У управления, куда его привел навигатор, вся парковка была забита машинами. Кое-как притулившись в углу, Петя собрал документы, глубоко вздохнул и направился внутрь.
Как же дохуя людей. Открытое пространство кишело сотрудниками в синей форме, посетителями, гомонящими в разных тональностях. То и дело кто-то проносился с кипой бумаг или чашками кофе. Желудок Пети как-то подозрительно стянуло, а сердце глухо загрохотало в горле и ушах. Парню даже показалось, что грудная клетка дернулась под натиском этого органа. Шумно, очень шумно.
Не узнавая свой хриплый голос, Хазин поинтересовался у дежурного, где кабинет подполковника, и пока ноги несли майора в указанном направлении, его мозг пытался понять что не так с трепыхающимся сердцем и уплывающим сознанием? Неужели отголоски ломки? Он же в суматохе так ничем и не вмазался после больницы.
В тишине кабинета стало полегче. Добродушный упитанный дядька, коим оказался подполковник Прокопенко, с улыбкой рассказывал ему о вверенном ему ведомстве и сотрудниках, интересовался заслугами самого Хазина.
Когда с формальностями было покончено, Федор Иванович вручил ему ключи от временной квартиры и отправил обживаться до следующего рабочего дня.
За время разговора Петя уже и забыл о том состоянии, которое навалилось на него в опенспейсе, но стоило ему шагнуть туда опять, как резкий толчок сердца отдался в голове. Майор резко хрустнул шеей и помчался к выходу, не замечая, как чуть не снес с ног высоченного мужика в кожанке. ”Дверьдверьдверь”, - в сознании пульсировало одно слово в такт ударам пульса. Дрожь влажных ладоней едва не завалила задачу толкнуть тяжеленную створку, соскользнув. На улице легкие упрямо отказывались делать глубокий вздох, а челюсть неожиданно свело от напряжения.
”Что за хуйня?!”
Отпустило Петю, только когда он кулем свалился на водительское место своей тачки и захлопнул дверь.
- Сссука..., - руки понемногу переставали дрожать, кое-как хватаясь за руль. Хазин сглотнул и потряс головой, - просто надо выспаться.
В казенном жилище Петя оценил живописно ободранные обои, покореженный диван и дребезжащий холодильник с пустыми полками. Желудок уркнул, намекая, что раз в сутки можно было бы и похавать, и Петя уже было собрался сгонять в магазин, который заприметил в соседнем дворе. Но стоило ему выйти из подъезда, как дыхание вновь сперло, а кровь побежала быстрее. Петя вернулся в квартиру, стремясь вздохнуть, как можно скорее. Это уже пугало. Сделав заказ в первой попавшейся доставке, Хазин полез читать в интернете, что может значить такое поведение всего тела.
Ну, все же знают, что лучше не гуглить свои симптомы? Ничего хорошего обыватель про них не прочитает. Вот и Петя успел отметить, что у него могут быть проблемы с сердцем, пищеварением, мозгом и психикой, пока ждал свою курицу - простите, куру, он же больше не в Москве, - с рисом и пару булочек на завтрак. Из всех диагнозов ему больше всего понравился тот, где говорили, что коленца выкидывает желудок. А значит, решил майор, после еды все исправится.
”Хуйня идея”, - сказало ему подсознание утром. Кое-как добравшись до отделения, Петя уже смирился, что то, что с ним происходит, больше всего походит на легкую паническую атаку. К этому термину вообще можно применять определение ”легкая”? Плакать ему пока что не хотелось, но вот тахикардия и дрожь конечностей присутствовали и сваливать никуда не собирались.
Как назло, Прокопенко потащил нового сотрудника знакомиться со всем отделом, на что капризное сознание топнуло ногой и отказалось запоминать лица, имена и звания. Петя машинально пожимал руки, слыша лишь свое сердцебиение и молясь о передышке, чтобы он мог спокойно вздохнуть. Он сам не замечал, как машинально вытирал ладонь о пальто прежде, чем пожать кому-то руку, и дергал уголком губ.
”Одна закладка, две закладки, три закладки”, - счет успокоиться не помогал, но хотя бы напоминал сделать вдох, на каждом новом числе.
Скорее всего, тут все решили, что Петя - псих. И Хазин бы рассмеялся от этой мысли, если бы не искал судорожно, отвязавшись от подполковника, какой-то закрытый уголок.
”Одна закладка, две закладки, три закладки...”
Перед его глазами оказалась неприметная дверь с табличкой ”Архив”, и майор сразу же ввалился туда. Тишина.
- Ты кто? - низкий бас прорезал пространство пыльного помещения, и Петя вздрогнул. За столом, скрытым стеллажами, сидел хмурый мужик и буравил его взглядом.
- Майор Хазин, - с голосом почти удалось совладать, и Петя поставил себе мысленно плюсик в карму.
- А-а-а, ты тот новенький, что меня вчера чуть не сбил с ног, - незнакомец расслабленно откинулся на спинку скрипнувшего стула и ухмыльнулся, а Петя начал думать, куда отступать. Он шагнул обратно к двери и дернул головой:
- Сорян, дядь, не заметил.
- Слона-то мы и не приметили... Майор Гром, - с тихим смехом собеседник встал, протягивая руку. Пете ничего не оставалось делать, как вытереть опять взмокшую ладошку и ответить на рукопожатие, - будем работать в одном отделе на радость Прокопенко.
Хазин не очень понял, почему подполковник должен радоваться, что они с Громом будут работать вместе, но и зацикливаться на этом он не стал. Мысль, что ему как-то надо выживать в открытом пространстве среди кучи незнакомых людей да еще и без крыши отца, когда его не отпускает состояние паники, прибила к полу. Задергался глаз, и воздух прошел сквозь сжатые зубы со свистом.
- Волнуешься? - Гром внимательно рассматривал напряженное лицо Хазина, и тот поспешил отвернуться.
- Нет. Привыкну.
Вряд ли этим он отвечал на вопрос местного майора, скорее на свой мысленный: ”А что делать-то?” Гром, надо отдать ему должное, понятливо кивнул и, собрав бумажки, покинул архив.
Петя тут же сполз по стене, повторяя как мантру: ”Не плачь, не плачь, не плачь...”
Просуществовать в управлении неделю Пете помогло чудо, не иначе. Он каждое утро заставлял себя выходить из машины и шествовать на свое место напротив Грома, кивал коллеге и тут же утыкался в компьютер. Когда ощущения становились невыносимыми или голова уже начинала гудеть от резких однообразных подергиваний, Петя вскакивал и уносился в курилку восстанавливать дыхание и пялить в стену, считая трещинки. К концу недели ему уже казалось, что плодотворнее будет перетащить его рабочее место сюда, да только кто ему разрешит.
По вечерам Петя по десять раз проверял, закрыта ли дверь и плотно ли задернуты шторы. Он понимал, что скоро нужно будет освободить государственную квартиру, но заставить себя поискать что-то не мог. Он не мог даже набрать номер своего привычного барыги, чтобы купить хотя бы немного дури. Про всякие знакомства и встречи ради секса он даже не думал.