7. Идёшь по стопам матери? (1/2)
Виолетта с большим любопытством разглядывает кухню Рони. Сама Рони, мельтешит возле плиты, то и дело неловко переминаясь с ноги на ногу.
На стене висит фотография Вербицкой на каком-то танцевальном конкурсе. Ви улыбается краем губ и шмыгает носом.
— Выступаешь значит? — интересуется она, на миг отвлекая старшую от готовки.
— Ага, — быстро отзывается та и снова всецело отдаётся прежнему занятию.
— Вау, — протягивает она. — Я тоже танцевать любила в детстве, — вздохнула Виола, поняв, что дальнейший диалог вряд ли состоится.
На подоконнике лежат черные балетки, которые судя по всему повидали уже многое. Рядом стоят множество разных кубков. Всё таки Рони огромная молодчина.
На другом конце подоконника стоит какой-то фиолетовый цветок.
Цветок.
Виолетту тут же осеняет и она протягивает долгое, истошное «блять».
— Ты чего? — Рони вопросительно смотрит на девочку.
— Да… да так, ничего, — несвязно бурчит Ветта, скатываясь по стулу прямиком под стол.
Как же она могла забыть про свой цветочек… точно такой же, как и у Рони. Нежно-фиолетовый.
Она ведь так и не пересадила его. Наверняка он давным-давно завял.
Рони ставит перед Виолеттой тарелку с омлетом и какими-то овощами, заставляя ту вынырнуть из пучины своих мыслей и отчаяния — то есть, из под стола.
— Точно всё нормально? — Вероника косится на младшую, недоверчиво поведя плечами.
— Нет. Но я тебе не объясню, потому что — это глупо, — Виолетта утыкается в свою тарелку, делая вид, что жареная морковка очень её интересует.
— Ладно, — соглашается Рони, решая не наседать на девочку.
Через какое-то время, Малышенко умчалась, оставляя тарелку почти не тронутой. Она сказала Рони, что вдруг появились какие-то неотложные дела, но на самом же деле, пошла она в свою квартиру. Забытый всеми цветочек упорно не хотел покидать её мысли.
Шатенка прошла в глубь квартиры, отчего-то разглядывая каждый её сантиметр. Два дня отсутствия смущали её, заставляя чувствовать некую вину. Она определённо любила свой дом, не смотря на то, что всё травмирующее произошло именно здесь. А теперь… теперь она всё бросила. Ей казалось это, от части, неправильным.
На кухне, цветок, как и ожидалось стоял завядшим. Листья опустились, а лепестки опали. Виолетта печально шмыгнула носом, беря в руки белый горшочек.
— Прости, — виновато прошептала она. — Так много навалилось… я совсем забыла про тебя. Я не хотела, правда…
Девушка больно закусила губу, чувствуя, как к горлу подкатывают слёзы. А вместе с комом слёз, подкатывали и все воспоминания. Они приходило снова и снова. Обидно было за всё на свете. За беззащитное растение, некогда до безумия любимое Виолеттой; за мать, за то, что кого-то она свернула не туда; за то, что теперь отдуваться за всё приходится Виолетте в одиночку. Она чувствовала себя как никогда одиноко. Так, словно в этом мире она совсем одна.
Хотелось просто быть любимой и знать, что хоть кому-то она нужна.
Зеленоглазая поставила истощённое растение на прежнее место и последовала к комнате матери. Что-то манило её туда. Желание вспомнить нечто хорошее, может? Она сама, в прочем, не знала.
В комнате царил точно такой же бардак, как и вчера по всей квартире. Только там девочка убралась, а сюда из принципа заходить тогда не стала.
На заваленном мусором комоде, стояла пара рамочек с фотографиями. В первой была фотография маленькой Виолетты: может, на тот момент ей было лет пять или шесть. Девушка позволила себе улыбнуться уголком губ, проводят ладонью по краю рамки.
А во второй рамочке , была фотография, ранящая Виолетту в самое сердце. Изображения её полной семьи. Этой фотографии больше десяти лет, но Ви точно помнит, что тогда всё было хорошо. Мама, папа и она. И преград, в виде дурно пахнущих жидкостей между ними не было. Самая обычная семья… такая, о которой сейчас шатенка может только мечтать.
Глаза окончательно намокли. Ресницы слиплись, не позволяя чётко видеть предметы перед собой.
Девушка вдруг дёрнулась, резко смахивая солёную жидкость с глаз. Осознание, что плачет она в последнее время слишком уж много будто бы ударило её под дых. Это заставило её собраться с мыслями и словно ошпаренной, вылететь из треклятой квартиры.
С Рони контактировать не хотелось. В школе уроков сегодня не было из-за то ли санобработок, то ли каких-то собраний. Выходило, что единственным местом, где зеленоглазая будет чувствовать себя более менее спокойно — была улица.
Во дворе, на печальной площадке сидела компания знакомых ребят. Виолетта сразу же обратила на них внимание. Они, в принципе, тоже в стороне не остались. И, так получилось, что через пару минут Виолетта сидела в их кругу. В руке была бутылка невнушительного пива, а в голове пустота. Пустота, которая побуждала на глупые, неразумные действия.
***
К вечеру, а точнее, часам к одиннадцати ночи, Рони почти сошла с ума. На телефоне Виолетты было миллион пропущенных, а баночка валерьянки из аптечки, опустошилась почти до самого дна.
Лишь ближе к двенадцати в подъезде послышались еле уловимые, шаткие шорохи. Означали они либо то, что в подъезд пришёл заблудший, большой кот, либо то, что вернулась точно такая же — заблудшая Виола.
Правдой оказался, к счастью (или к сожалению) второй вариант.
— Ты… нахеракалась, чтоли? — первое, что вылетело из уст Рони при виде шатающейся Виолы.
— Я? Не-е-ет.