3. (1/1)

Чонгук весь вечер лежал смотря в потолок. Он думал, много думал, постоянно переключая плейлисты один за другим. Тяжёлый вздох—мысли не дают покоя, не дают возможности сконцентрироваться даже на любимом способе избегания чего-либо—прослушивании музыки.

Послышался тихий стук в дверь.

—Блять, что это,— единственное, что смог вымолвить Чон. Он, совершенно не думая просто открыл дверь, тут же видя перед собой те самые, глубокие глаза, смотревшие уже, как-то иначе.

Высокая фигура без единого слова просто вошла внутрь темной комнаты. Тэхен сел на кровать с ногами, весьма расслабленно и непринужденно.

—Бля, ты похож на кролика, когда вот так смотришь.—Старший приподнял уголки губ в насмешливой улыбке доставая из кармана пачку сигарет и зажигалку.

Бля? Кролика? Это существо он назвал музой? Это тот парень, который постоянно спорит с наставниками насчёт библейских учений? И он сейчас пришел ночью весь спокойный курит в его комнате?

—Зайчиш, зажигалка будет? Бля.—Тэхен в попытках поймать искру совершенно не замечает, как Чонгук садиться рядом и смотрит с огромной настойчивостью.—Боже, Чонгук, у тебя такая белая кожа, что хочется вдохнуть, как дорожку мефа.

—Блять, ты адекватный?—Чонгук растерян. Да, это как минимум странно и даже нелепо. Всё. Абсолютно все происходящее кажется каким-то глупейшим сновидением.

—Вот Чонгук! Ты мне сразу показался не таким как они. Хотя, по тому, как ты смотрел на меня, занятие за занятием, было не сложно понять. Неужели даже в этом гнилом месте есть хоть кто-то понимающий абсурдность происходящего.—Тэхен прижался к стене, выпуская облако дыма и поглядывая на Чона. Мысли вслух, это были именно они. Сразу же после, казалось бы, таких пустых слов, все стало понятно. Стало понятно и то, что у этого странного паренька не было никакого злого умысла. Тэхен продолжал говорить, а Чонгук, периодически, задавать вопросы. Ненароком голос старшего вгонял в сон и заставлял чувствовать полное успокоение, некую душевную свободу, лёгкость.

Чонгук положил свою голову на грудь Тэхена, не с каким-то грязным или извращённым желанием, и старший понимал это. Они просто говорили. Говорили всю ночь. Это было настолько легко и по-настоящему, что они улыбались каким-то глупым шуткам, хотя знали друг друга считанные часы.

Утро. Они проспали всего 3 часа и их ни капли не смущала вся предыдущая ночь. День был выходной, поэтому они решили провести его в компании друг друга, как старые знакомые, или как братья, не видевшиеся целую вечность. Даже такого человека, как Чон—ни разу не смущала их ”дружба”, ведь пока с человеком хорошо, то и волноваться не стоит, тем более спустя долгого времени нахождения и учебы здесь у него ни разу не было дружеских связей, или каких-либо близких контактов. Так уж тут заведено—тесная дружба не принята, а тут ещё и человек со схожими взглядами.

Они пошли в еловый дворик, находившийся за общежитием. В глубине его стояли старые качели, подвешенные на цепи и, судя по их виду, давным давно заброшенные. Младший сел на них, устремив свой взгляд на землю, а Тэхен, единственно, огляделся и снова достал свою пачку сигарет.

—Здесь учатся одни моралисты, такие нравственные, не ищущие чего-то иного, не ищущие подлинности.—Старший начал говорить. Чона просто поражало умение Тэхена сочетать свою истинную ”Тэхеновскую” натуру и ту, которую он как-то прозвал музой.

Старший долго рассуждал, казалось бы, не о чем, однако, если начать обдумывать каждую его мысль, то начинаешь понимать, что говорит он не просто так.

Он появился в жизни младшего столь внезапно и так должно. Он такой простой, но в то же время такой сложный, настолько далёкий, но в то же время те самые отголоски дали притягивают и будто, утаивают истинную волю его. Они знакомы сутки, но кажется—вечность.

Чонгук никогда не верил в любовь, совсем не зная человека. Никогда. Но этот человек словно заставляет чувствовать что-то необычайное и завораживающее. Чон непоколебим. Чувства—лишь импульс, лишь мимолётная страсть, в которой нет и не было живого места. Чувства—мечта ребенка, глупого и пустого, чья боль останется навсегда в трепетной и ранимой душе.

Он взглянул на Тэхена. Ах, как же он красив, что бы он не делал, да, как бы он себя не вел, он—муза, вдохновение, мечта любого творца. Его улыбка, взгляд, жесты—сводит с ума и очаровывает, убивает и возрождает заново.