Часть 11. Только тебя одного… (2/2)

— Из-за Эллы? Да нет…

— Да, вынимает она тебе мозг, такие умеют, — с досадой сказала Арефьева. Ей было жалко терять будущего врача своей подстанции, в лице Кулыгина.

— Да дело не в этом…- вздохнул Костя.

— В ребёнке? Кулыгин, а ты уверен, что это твой ребёнок? Знаешь как оно бывает, кто больше нравиться, тот и отец.

— Не знаю, и знать не хочу, — оборвал начальницу Костя.

— Так сделай тест, чтобы быть уверенным.

— Нет, я уверен, что Никита мой сын.

— Не будь дураком, Кулыгин, — в такие моменты Олю особенно раздражала правильность Кости.

— Я принял решение, — ответил мужчина, сквозь крики соседей по даче, которые отмечали свадьбу.

— Хорошее дело браком не назовут, — со вздохом сказала Арефьева. Когда-то эту фразу она услышала от Рыкова. Тогда она возмутилась в душе, однако сейчас поняла, что имел ввиду Паша.

Несмотря на категоричную позицию Кулыгина по поводу отцовства, Арефьева всё-таки сделала тест ДНК и после разговора с ним положила конверт с результатом в карман Кулыгина. Ей было по-человечески жаль его, и решив, что он может под влиянием Эллы действительно уйти с подстанции, Арефьева решилась подложить конверт.

* * * * *

Рыков сидел на лавке за забором и пил коньяк. Его руки заледенели от холода, однако внутри у мужчины всё горело, и это было отнюдь не от алкоголя.

— Ты чего? — спросил Кулыгин у Паши, возвращаясь на территорию, после разговора с Ольгой Кирилловной.

— Ни чё, — бросил Паша.

— Сигарета есть? — спросил Костя.

— Я не курю, попросил бы у Арефьевой, — со злостью кинул ему Рыков.

— А, вот вы где? — сказала Оля, подходя к мужчинам, — Кулыгин, надень куртку.

— Спасибо, — стушевался Кулыгин, осознав, в чём причина, мягко говоря, невесёлости Рыкова, — а в чём подвох?

— Не май месяц.

У Паши свело зубы и его желваки заходили, от вновь нахлынувшей злости.

— Что смотрим? — бросила Оля Рыкову, — холодно, укройся тоже и с коньяком притормози.

Паша встал и протянул полупустую бутылку Косте, как только Оля ушла:

— Держи, родной, — процедил Рыков и ушёл во двор, хлопнув калиткой.

* * * * *

Свадебный салют освещал ночное небо, рассыпая дробью искры света. В маленькой беседке от салюта иногда вспыхивало тёмное пространство и снова всё погружалось в темноту.

— Рыков, ты с ума сошёл, — твердила Арефьева сквозь сбившееся дыхание, — я тебе не разрешаю.

Паша одним рывком стянул с Оли куртку, залезая холодными руками под свитер, так, что Арефьева не могла понять отчего у неё мурашки, от холода или возбуждения.

— Хочу тебя, прямо сейчас, прямо здесь, слышишь? — говорил Паша, покрывая беспорядочными поцелуями шею и ключицы женщины.

Рыков прижал Арефьеву к стене, так что она могла почувствовать его эрегированный член. Он сминал её попу и бёдра, поднимаясь вверх по талии и лаская руками грудь, которую он давно освободил от бюстгальтера, не снимая свитера.

— Ты с цепи сорвался чтоли?! — пыталась остановить его Арефьева, при этом меньше всего она хотела, чтобы он прекратил целовать её. Он грубо хватал её за талию и она теряла воздух от возбуждения. И именно поэтому им надо было остановиться, пока у неё хватало сил отказать ему, — сейчас войдут и увидят, — беспокойно сказала Оля сквозь еле сдерживаемый стон, посмотрев в окно, к которому её яростно прижимал врач.

Неожиданно Рыков убрал руки с её талии и, зарывшись в её волосы, направил голову Арефьевой на себя.

— Ты кого там всё время высматриваешь-то? — сквозь сбившееся горячее дыхание спросил Рыков.

— Никого я не высматриваю.

— Ты куда его водила? — стиснув зубы, процедил Паша, — не моё дело?

— Не твоё дело, — грубо ответила Арефьева, пытаясь привести Рыкова в чувства, боясь, что их заметят.

— Не моё дело?! — прорычал Паша.

Он резко схватил Олю за талию и развернул лицом к стеклу. Рыков с силой прижал её к себе, так, что Арефьева вскрикнула от неожиданности, — я зачем в этого козла пол коньяка влил, а?!

— Ты напился, — сквозь очевидные и бесстыдные стоны ответила Арефьева.

— Чтобы он от Райки освободился, чтобы Кулыгин переключился на неё! Чтобы ты не водила его на эти свои грёбанные променады! — твердил Рыков, расстёгивая брюки Арефьевой.

Наконец он справился с молнией на её джинсах и его, уже горячая рука, скользнула по внутренней части её бёдра, направляясь под мягкую ткань нижнего белья.

Арефьева застонала, и рефлекторно вжалась попой в стоячий член врача, который ужасно болел от тесноты брюк. Она чувствовала запах алкоголя в горячем дыхании мужчины, и это ещё больше возбуждало её.

— Не моё дело?! Ну скажи мне, что я не прав. Ну давай, скажи мне! — сорвался на крик Рыков, от непреодолимого желания быть в ней прямо сейчас, одновременно с этим, лаская клитор Оли, отчего та, громко стонала, прижимаясь к запотевшему стеклу.

В следующую секунду в беседке зажегся тусклый свет.

— Я вам не помешаю, — растянуто обьявил Сан Саныч, усевшись на маленький диван в углу комнаты, — продолжайте пожалуйста.

Рыков раздраженно накинул куртку на Олю, пытаясь подавить бешеную пульсацию в паховой области. Уже помешал.

* * * * *

— Помогите! — послышался чей-то крик со двора, — тут врач живёт?

Рыков с Олей вышли на крыльцо, где собралось уже куча народу.

— Да мы тут все врачи, — усмехнулся Ушаков.

— Помогите, — взмолился мужчина в костюме, увидев Витю с Ломагиным- видите салют? Там у жениха пальца нет из-за салюта!

— Вы чё орёте-то? — подойдя к толпе, спросил Рыков.

— Да там жениху руку оторвало, — еле шевеля языком, ответил Ломагин.

— Что случилось? — подбежал Кулыгин.

— Там от жениха одна рука осталась, говорят, — ответил Ушаков.

Костя тут же бросился за мужчиной в костюме, дабы оказать первую помощь.

— А что произошло? — спросила Арефьева, подойдя к толпе вслед за Пашей.

— Та жениха вроде как убило, — заплетаясь, ответил Ломагин.

— Нормально люди отдыхают, — усмехнулся Рыков.

* * * * *

Уже через двадцать минут Кулыгин вернулся во двор. Палец был найден и жених вместе с ним был отправлен в больницу. Казалось, можно было выдохнуть.

— С днём рождения, тебя, — пели гости, пока жена Ломагина выносила торт со свечами на стол. Однако в следующую секунду с соседней дачи вновь послышался грохот.

— О, снова салют пускают, — обрадовался Силантьич, — в честь тебя наверное.

— А мы вроде как не заказывали, — пробормотал Ломагин.

— Чё-то не похоже это на салют, — с подозрением заметил Паша, — сидите здесь, сейчас узнаю.

— Паша! — Арефьева вцепилась в руку мужчины, однако тот, успокоив Олю, пошёл к соседям вместе с Кулыгиным.

* * * * *

— А я ведь тебя любил, Ксюш, — говорил один из гостей свадебного торжества, размахивая пистолетом перед гостями.

— Ты пьяный, Лёш, — пыталась успокоить своего бывшего парня невеста своего нынешнего мужа без пальца.

— Я год не пил, а сегодня из-за тебя развязался.

— Лёш, не надо, — твердила девушка, пытаясь задержать на себе внимание дебошира, заметив взади двух мужчин.

Это сработало. Кулыгин схватил мужчину за левую руку, а Рыков, выбив пистолет, скрутил правую. Однако прежде чем, мужчину схватили раздался выстрел. Сан Саныч сполз по дереву, хватаясь за живот. Рыков поднял пистолет с земли, достав обойму, и пошел за Кулыгиным, который уже осматривал завхоза в окружении Арефьевой и Раи.

— Что-то я крови не вижу, — смутился Костя.

— Он резинкой стрелял, — пояснил Паша, подойдя к толпе.

— А, ну тогда понятно, переломы конечно есть, но не страшно. Вообщем это не опасно, но нужно в больницу.

* * * * *

Паша обнимал Арефьеву за талию, положив голову ей на грудь, медленно засыпая, пока они ехали в лифте. Оля вдруг расхохоталась и прошептала что-то Рыкову на ухо. Тот засмеялся, подняв голову и они вместе наконец попали в квартиру. Оля снимала сапоги, опираясь о косяк двери. Однако выпитое дало о себе знать и Оля чуть не упала. Однако Паша её подхватил и она снова от чего захохотала, уткнувшись носом ему в шею.

Однако в следующую секунду Рыков почувствовал как рука Оли сжимает его член.

— Рыков, — вдруг посмотрела на врача Оля ещё более затуманенным взглядом, чем от алкоголя, — Рыков, возьми меня, — прошептала она в темной прихожей.

Дважды просить не пришлось. Этой ночью он был таким же грубым, как и в беседке. Только вот теперь Арефьева разрешила себе стонать так громко, как ей этого хотелось тогда, когда он прижимал её к холодному стеклу.

— Я обожаю тебя, Рыков. Только тебя одного, — шептала Арефьева ему этой ночью.