Глава 15. Энха. Праздник Жертвы Инпу (1/2)

Начало снежника выдалось промозглым, сырым и дождливым. По ночам дождь переходил в снег, земля затвердевала, а лужи покрывались тонким ледком, который к вечеру стаивал. В библиотеке с помощью артефактов поддерживались тепло и сухость, но в коллегии было сыро и прохладно, в коридорах гуляли сквозняки. Некоторые студенты, особенно первокурсники, приходили в читальный зал иной раз для того, чтобы погреться.

– Польза от холодов есть, – хихикнула как-то пани Збигнева. – Пока будут греться, почитают что-нибудь. Авось от этого ума прибавится.

После того, как получилось нечаянно подделать эльфийскую древность, Энха решила убедиться, что это не случайность. Она выточила из куска сосны небольшую чашу, вырезала на ней руны Хнума и напитала её магией, подавая её свёрнутой в спираль и пульсируя в такт каждому четвёртому биению сердца. Плюнула на приказ Вито заниматься магией не больше часа в день, и в итоге чаша из деревянной превратилась в каменную за три дня. Эльфийский артефакт стоимостью порядка семи-десяти золотых денариев был готов. Только вот напитать его магией не получалось никак. Энха пробовала по всякому: подавать магию и простым потоком, и всеми его вариантами, и спиралью, и на разные такты сердца, и импульсами – никак. Она сходила к пани Збигневе и уточнила, как маги напитывают большие связки рун. Пани Збигнева ответила, что они давно этим не занимаются, потому что проще впечатать руны магически. Но принцип тот же, что и с одной руной: начальная берётся в качестве открывающей, конечная – закрывающей. И накачиваются магией. Энха перебрала все комбинации, пытаясь вычислить начальную и конечную руны. Не преуспела. Пришла к пани Збигневе и попросила её наполнить чашу магией обычным импульсным способом. Пани Збигнева исполнила её просьбу. Чаша на вторую накачку треснула, но магию в себе не задержала.

Что ж, теперь она знает, что этот способ не годится.

По мере приближения праздника Жертвы Инпу в библиотеке усиливался ажиотаж, многие студенты вспомнили, что у них скоро экзамены, и рвались учиться. Некоторых из них после рюенской выдачи учебников Энха увидела всего второй раз. В процессе сдачи экзаменов и зачётных дебатов студентов в библиотеке становилось всё меньше, пока наконец в один день не пришло никого. По этому признаку Энха поняла, что сессия закончилась, и ближайший месяц можно на работе заниматься своими делами.

У четырёх студентов уровень захвата магии не достиг того, с которым переводят на следующий семестр; третьекурсник и три четверокурсника с траурными лицами пришли сдавать все учебники. Впереди их ждало тридцать пять лет работы провинциальными магами.

Энха приняла у них учебники и принялась сличать номера.

Третьекурсник поедет уездным магом, четверокурсники – краевыми или пограничными. Поедет ли кто-нибудь из них в Околье?

Вряд ли…

Вид у четверокурсников был убитый, трое их товарищей смотрели на них со смесью сочувствия, превосходства и страха: они на полгода ещё точно оставались в университете, а там, если не хватит уровня захвата магии, чтобы перевестись на пятый курс, их тоже ждали тридцать пять лет на границе или в провинции.

Только если у кого-то из них найдётся достаточно денег или связей, чтобы остаться в столице.

Урбек – тот самый третьекурсник, который не перевёлся на следующий семестр – поставил перед ней стопку книг.

– Обидно, да, – признался он, – что не дотянул даже до конца курса. И ещё обиднее, что мог, но ленился раскачивать захват. Но кто знает, может, оно и лучше. С нашими-то магистрами…

– Это ты делаешь хорошую мину при плохой игре, – презрительно заметила Татуня, тоже зашедшая сдать пару книг вместе с Мнишеком и Горимиром. – И сваливаешь на магистров то, что недоработал сам. У тебя ничего не получилось – и проще всего сделать вид, что так и хотелось, чем пытаться что-то исправить.

– Уже ничего не исправишь, – спокойно возразил Горимир. – Захват магии не пересдают. Это поступающим могут дать несколько попыток, а при переводе с семестра в семестр попытка только одна.

– И он её провалил, – отозвалась Татуня, – значит, сам неудачник. И теперь просто делает вид, что и мечтал о том, чтобы ехать в какое-нибудь Околье, где девушек приносят в жертву болотникам!

– Ты едешь в Околье? – тихо спросила Энха.

Урбек в ужасе замотал головой:

– Боги, храните! Нет-нет-нет, свободных уездов в Мораве хватает и без Околья.

Энха не ответила, молча достала его формуляр и принялась сличать номера книг. На сердце стало горько, пусть даже она лучше чем кто знала, как маги не хотят ехать в Околье.

– Энех, – негромко подал голос Мнишек. – Насколько это правда, что в Околье болотникам приносят в жертву девушек? Нам пан Гжежны, – объяснил он, – рассказал, что девушку приводят на берег реки или озера, где завёлся болотник, привязывают к дереву и оставляют.

Энха вычеркнула из Урбекова формуляра книги, убедилась, что задолженностей у него нет, отложила его в сторону и подняла на Мнишека глаза.

– Зачем селянам приносить в жертву болотнику девушку? – ответила она вопросом на вопрос.

– Чтобы задобрить его, конечно, – уверенно ответила Татуня.

– Болотника нельзя задобрить, – покачала головой Энха. – Никакую нежить нельзя задобрить. Наоборот, если где-то будет лёгкая добыча, нежить будет чаще возвращаться в то место.

– Может, – предположил Горимир, – болотника так можно отвадить от селения? А девушку отводят куда-нибудь подальше?

Энха посмотрела на него:

– Девушку привязывают к дереву. Но у болотника нет пальцев, у него перепонки, он не сможет развязать узлы. Перегрызть – слабые зубы, раскрошатся, если он начнёт грызть верёвки. А взять нож, даже если он будет лежать рядом, он не догадается.

Студенты переглянулись, мысленно признавая довод резонным.

– Цель болотника, – продолжила она, – оборотить жертву. Чтобы она утонула, а её душу заменить демоном. Но он не сможет увести её под воду, если она привязана. Поэтому и оборотить не сможет. Поэтому – зачем она ему?

– Это ты знаешь о болотниках, – возразила Татуня, – потому что пожила здесь и просветилась. А селяне Околья тёмные – они этого не знают.

Энха посмотрела на неё. Так и хотелось сказать, что тёмные селяне Околья слишком много лет живут бок о бок с порождениями демонического мира, чтобы не знать их повадок, но промолчала. Вместо этого она предложила:

– Хотите, приезжайте на каникулы в Околье. Вам найдут болотника и при вас принесут ему в жертву девушку. И вы сами посмотрите, зачем это надо.

– Ехать в глухомань? – поморщилась Татуня. – Я не для того приложила все усилия, чтобы вырваться оттуда, чтобы опять возвращаться туда.

Энха пожала плечами. Дело хозяйское. Только неприятно резанул презрительный тон её приятельницы, когда она заговорила про глухомань.

– А я приму твоё приглашение, – с потусторонним видом согласился Мнишек.

– Зачем тебе? – попыталась отговорить его Татуня. – Сидеть в самой отсталой провинции Моравы вместо того, чтобы наслаждаться благами цивилизации здесь?

Мнишек неопределённо качнул головой:

– Никогда не знаешь, где найдёшь новые знания…

В сочельник перед праздником Жертвы Инпу в университете началось бурное празднование. Магистры сидели в своей коллегии и предавались возлияниям, студенты сначала в студенческой коллегии тоже предавались возлияниям, а когда спиртное ударило в голову, энергия начала выплёскиваться за пределы коллегии. С наступлением темноты перед парадным крыльцом несколько раз что-то взорвалось, в коридорах ходили пьяные студенты, орали песни и приставали к студенткам. Энха сидела в библиотеке, листала Ярилко Мочика и слушала отдалённые вопли и взрывы. Ярилко, пробираясь в деревню к очередной красотке, столкнулся с армией нежити и, как герой, взялся спасти всех от этой нежити. Для этого он нашёл в буковом лесу эльфийский камень, сделал его тёплым, по теплу вырезал на нём руны Изис – махъя, дороэль и тау – напитал их магией и установил в центре деревни. И от света этих рун нежить в ужасе повернула вспять.

«Нашёл в буковом лесу эльфийский камень», видимо, означает, что превратил в камень буковую деревяшку, как Энха превращала в камень деревянный амулет Анахиты. А вот что значит «сделал тёплым»?..

Вопли раздались уже ближе, Энха разобрала фразу: «А пойдёмте в библиотеку».

Это встревожило, потому как то, что кому-то в вечер сочельника захотелось почитать, она сильно сомневалась. И по всему выходило, что стоит драпать, потому что выпьют студенты ещё – и кто знает, не взбредёт ли им в голову начать крушить библиотеку. А пани Збигневы, которая могла одним взмахом руки остановить толпу сбрендивших пьянчуг, не было – сегодня днём её внук прислал за бабулей роскошную карету, чтобы отвезти почтенную родительницу встречать праздник в родном имении. И начни студенты ломиться сюда… Подручных средств, чем можно тюкнуть по голове, здесь хватало, Энха не умела красиво говорить, но крепко бить её жизнь научила. Однако если сюда завалится не пара-тройка подвыпивших студентов, а толпа, и при этом со старших курсов…

Лучше делать ноги, только куда? Злобка, с которой можно было бы погулять, сегодня уже уехала домой. У Дече в его сторожке тоже небезопасно, а больше идти не к кому. Не к пани же Збигневе тащиться через половину столичного уезда. И не к Иржи в Сыскной приказ.

При мысли об Иржи кольнуло тоской и глухим отчаянием. Он приставать не будет. Но такого наговорит…

Энха переоделась из шаровар и длинной женской котты в штаны и короткую тёмную мужскую котту, подпоясалась тонким пояском, чтобы кушак не обрисовывал талию, косу закрутила в низкий узел и спрятала под тёмный клафт. Вместо плаща натянула стёганое коричневое сюрко, утащенное когда-то у Вито, а когда переоделась, пришла к решению, что сначала следует наведаться к Дече, а там смотреть, может, какие идеи придут в голову.