Глава 11. Энха. Руны (2/2)

– Пан Никиф? – усмехнулся Мнишек. – Он на лекциях заигрывает с девушками и рассказывает о том, как жил во дворце. И очень редко вспоминает о теме лекций. Правда, на экзамене и спрашивает так же: сам спросит, сам расскажет о своём похождении по фрейлинам и похвалит, что всё хорошо. Только у нас практика, а не теория, а на практике мы… не фрейлин соблазнять идём.

– Почему тогда не купят или не допечатают нужные учебники?

Мнишек улыбнулся своей немного потусторонней улыбкой:

– Есть вещи более важные, чем допечатка учебников или ремонт университета. Например, купить в кабинет ректора позолоченный канделябр гномьей работы.

Энха промолчала. Только впервые где-то внутри зашевелился червячок сомнения.

Когда Энха уже накрыла столик в верхней гостиной, пришёл четверокурсник и, едва цедя сквозь зубы слова, потребовал – не попросил, а потребовал – книгу, которая на руки не выдавалась. Энха ответила, что эта книга в единственном экземпляре и на руки не выдаётся. Четверокурсник опёрся руками о стойку и посмотрел на неё:

– Давай книгу, – с расстановкой процедил он, – мне надо. А своё «не выдаётся» засунь себе… туда, куда и суют.

– Книга на руки не выдаётся, – повторила Энха.

Студент сделал резкое движение рукой. Энха не поняла, хотел ли он схватить её или это было заклинание, но рефлексы сработали быстрее – она резко увернулась и нырнула за стеллаж. В воздухе мелькнула зелёная вспышка, а на том месте, где она только что стояла, разлилась вонючая лужа чего-то синего, брызнув ей на котту и прожёгши в ней дырочки. Студент расхохотался, бросил: «Получи, сучка», развернулся и, хлопнув дверью, ушёл.

– Сволочь! – со злостью бросила Злобка, видевшая всю сцену.

Пани Збигнева, которую девушки позвали, чтобы спросить, что делать с кислотной лужей, покачала головой, попросила принести какой-нибудь пустой глиняный горшок, каким-то воздушным мешком собрала жижу и слила в него. Энха тщательно укупорила, посмотрела на совершенно не повреждённый почему-то пол и спросила, что это за субстанция.

– В просторечии называется уксусом, – пояснила старушка. – Хотя это ни с какой стороны не уксус. Высокоуровневое заклинание, применяется для потравы плесени. Так что молодой человек в некотором роде… почистил нам пол.

– И какие у него свойства? – поинтересовалась Энха. Мозг методически перебирал варианты мести.

– В концентрированном виде – а это вид очень даже концентрированный, – она кивнула на горшок, – прожигает тонкие предметы, поэтому применять заклинание можно только на предметах, которые толще вершка. Есть у него ещё вспенивающее свойство, поэтому в разбавленном виде в небольших количествах его иногда добавляют в выпечку вместо дрожжей. Только он вкус даёт… на любителя.

Энха забрала горшок с «уксусом», и они со Злобкой предприняли третью попытку выпить чаю. Вскоре к ним подтянулся Дече, унюхав то ли чай, то ли неприятность. Энха принесла ему третью чашку и баночку с мёдом – она знала, что он не любит сахар. Дече выставил на стол корзиночку кислой ещё осенней клюквы и коротко спросил:

– Кто?

– Рудинек с четвёртого курса, – ответила Энха.

Он доставлял неприятности и в прошлом году. И как и в прошлом году на это надо было бы чем-то ответить.

Они со Злобкой засыпали клюкву сахаром, ну и попутно попробовали её. Ягода была кислая и от сахара слаще не стала.

– А если у него все конспекты выкрасть? – тихо предложила Злобка, запивая кислую клюкву сладким чаем. – Я знаю, где его комната.

Энха и Дече неопределённо скривились. Выкрасть конспекты – это, конечно, суровая месть, но душа требовала чего-то более… заковыристого.

– У нас есть «уксус», – напомнила Энха.

– Вылить в нужник, – предложил Дече.

– Э-э-э… – Злобка захихикала и молитвенно сложила руки на груди. – Энха, можно я сегодня… у тебя переночую?

– Вылить его на конспекты? – засмеявшись, предложила свой вариант Энха.

На короткое время все замолчали. Всем троим в голову пришла одинаковая мысль.

– С кем в комнате он живёт? – уточнила Энха.

– Тоже козёл тот ещё, – поморщилась Злобка. – Сын местного аристократа, так нос дерёт… Но тому хоть кое-какие манеры привили.

– Значит, будем прививать и Рудинеку, – кивнула она.

Возможность отомстить представилась через три дня. Злобка с утра забежала в библиотеку и сообщила, что второй и третий курсы отбыли на практику и вернутся только вечером, первый на занятиях, а четвёртый сдаёт зачёт. Правда, где пятый, неизвестно, но в коллегии их нет.

Энха переоделась из шаровар и длинной женской котты в штаны и короткую мужскую котту, косу убрала под тёмный клафт, краем которого прикрыла лицо, и забрала горшок с «уксусом». Дече добыл из одного из нужников немного… содержимого, и они через хозяйственный двор пробрались к студенческой коллегии. Там было тихо. Заговорщики, здорово волнуясь, бесшумно прокрались по коридору, остановились около одной двери, и Дече отомкнул её заранее припасённым ключом.

Комнатка была небольшая и загаженная: одежда валялась везде, на полу были рассыпаны крошки и разлито что-то липкое, стоял запах кислого вина; на столе были разбросаны книги и конспекты, поверх них лежал откушенный рохлик. Когда Энха и Дече вошли в комнату, от этого рохлика метнулась мышь. На одном из сундуков стоял укупоренный кувшин.

Дече откупорил его, понюхал и вылил половину под одну из кроватей. Затем загрузил в него содержимое из нужника, Энха вылила туда же «уксус», быстро укупорила кувшин назад, постаравшись вогнать пробку поплотнее, и они быстро покинули комнату, не забыв замкнуть за собой дверь.

Вечером Энха и Дече, сидя на крылечке сторожки и потягивая вино, наслаждались весельем, царившим в студенческой коллегии. Кувшин не выдержал бурления и разлетелся на куски, когда четверокурсники ещё сдавали зачёт. Содержимое тоже разлетелось, заляпав собой всё в комнате, так что когда Рудинек с соседом вернулись к себе в комнату, их поджидало густое амбре, которое к вечеру заполнило всю коллегию. Ругань и проклятия студентов, у которых провоняло всё, доносились даже до хозяйственного двора. Прибежавшая Злобка сообщила, что винят пятикурсников.

Пусть винят. Пятикурсники далеко не невинные овечки.

Энха налила и ей вина, и они втроём продолжили внимать воплям и проклятиям студентов. Кое-кто из них потянулся ночевать в университет, захватив с собой одеяла, уже порядком благоухающие.

– Энха, – Злобка заглянула ей в глаза, – ты ведь пустишь к себе переночевать?

Энха засмеялась и кивнула.

А следующим вечером прилетел ворон от Вито. В короткой записке он написал, что в Околье приехал отряд королевских магов и закрыл прореху на Маяке.

Энха почувствовала, как по телу прошла волна жара. Как… Как и кто их уговорил или заставил? Вито и другие окольские бароны много лет посылали письма в Магический приказ и королю с просьбой позакрывать прорехи на болотах и Невежьей пустоши, и раз за разом получали равнодушный отказ.

«Пять человек было, – писал Вито. – Дворцовые. Я провёл их на Маяк, там мы ночевали две ночи. Назад вернулось трое, но один проживёт недолго. Я мог предотвратить эти смерти, но не стал. После первой смерти они вспомнили, что они не во дворце. После второй начали слушаться меня. Прореху закрыли, но это временно, потому что там пространство истончено на большой площади, и завеса может разойтись в другом месте».

Энха перечитала письмо второй и третий разы. Закрыли прореху на Маяке… Она разойдётся, но, может, зимой это будет не так катастрофично, потому что часть нечисти перемёрзнет. До весны Околье доживёт, а там…

Но всё же – кто или что заставило королевских магов поехать в Околье? Не у короля же сознательность проснулась?

С напитыванием руны магией дело не двигалось. Никак. Энха попыталась вернуться и к импульсной подаче магии – ничего. Пробовала потоком – он в руну вроде и шёл, а не задерживался. Пробовала по-всякому менять положение пальцев и рук, перечитала все книги по созданию артефактов и базовые по магии – ничего. Вроде бы в отдельные моменты казалось, что руна начинает подсвечивать, но сунуть её в тёмный сундук – и сразу становилось видно, что ничего.

Также ничего не двигалось и со считыванием рун с артефактов. Энха пробовала разные руны на разном магическом фоне – ничего. Ни на светлом фоне, ни на тёмном она не воспринимала ничего.

Бездарь. Она всё-таки бездарь. И, наверно, прав Иржи, когда постоянно тыкает ей, что она не маг. Если за месяц ничего не сдвинулось с мёртвой точки, значит, она в самом деле бездарь. Как бы ни было больно и горько это признавать…

В очередной раз он зашёл к ним на чай, когда погода установилась стабильно холодная и мокрая, дождь постоянно переходил в мокрый снег, а потом снова в дождь. Энха привычно заварила чай и накрыла на стол, чувствуя внутри себя какую-то разливающуюся обречённую пустоту. И даже рассказ Иржи о том, как он вычислил убийцу девочек из приюта, не произвёл никакого впечатления. Словно бы остался за гранью восприятия. Она сидела в своём кресле, держала в руках чашку с чаем и слушала. Слушала о том, что ей не дано и никогда не будет дано, и чувствовала, как в душе нарастают безнадёжность и пустота. Она знает значение всех рун и очень многих рунных связок, она может идеально вырезать любую. Но толку от этого, если в её руках они остаются просто бороздками на камне?

Выходит, даже руны ей не по силам. И толку тогда с того, что она умеет их идеально писать и знает их значения?..

– Ханичка, – обеспокоено спросила пани Збигнева, пододвигая к ней блюдечко с пастилой, которая сейчас не вызывала никакого аппетита, – ты хорошо себя чувствуешь?

Энха подняла на неё глаза. Будь они одни, может, она и позволила бы себе разреветься и рассказать, что она в магии полный бездарь. Но рядом сидел Иржи. И вроде бы не острил сегодня – или это она уже не воспринимала его остроты? И вроде бы выглядел серьёзным и словно бы чем-то обеспокоенным – но всё равно реветь при нём и говорить, что она бездарь Энха не могла. И вообще рассказывать ему, что она пытается заниматься магией – страшно было представить, что она услышит от него…

– Да, – она постаралась сказать это максимально естественно. – Я просто задумалась…