Глава 9. Энха. На Маяке (1/2)

Выезжали из Крутицы с рассветом, лишь только солнце осветило вершины гор, и можно было не опасаться, что из-за очередного дерева их оглушит ментальным ударом давешний яхайка или нашлёт волну концентрированного ужаса самавка. Утро было прохладным, по блеклому ещё небу бежали редкие облака, свежие голштины бежали резвой рысью мимо убранных полей. Дорога была широкой, утоптанной, однако ближе к перевалу деревни закончились, поля сменились кустарниками и лесами, окрашенными в жёлтый и алый цвета, перемежающиеся тёмными вкраплениями ельников, и дорога постепенно стала сужаться и после перевала превратилась в не особо широкую тропу. Какое-то время лошади ещё могли идти рысью, а затем земля стала каменистой и неровной, и их пришлось перевести на шаг.

Когда солнце стало ощутимо клониться к западу, а западный ветер сменился холодным северным, они добрались до первого притока Огже. Там завели коней на луг, расседлали и оставить пастись. Сёдла и сбрую сложили под одной из ёлок, прикрыли плащом и еловым лапником, и Энха повела Иржи вдоль русла узенького ручья вверх по склону горы. Кустарник постепенно сменился лугом, поросшим подсохшей травой, из которой там и сям выступали каменные плиты и осколки колонн, покрытые рунной резьбой.

Постепенно руин становилось всё больше, а когда они вскарабкались на невысокий увал, цепляясь за выступавшие из земли обломки блоков, их глазам предстало то, что когда-то было городом эльфов. Весь склон горы был покрыт террасами, на которых стояли полуразрушенные остатки домов, каких-то общественных зданий, храмов, стен. Все блоки были неправильной многогранной формы, ни одна форма не повторялась дважды, каждый блок идеально вставал точно на своё место и не мог быть переставлен на другое. Кое-где сохранились остатки цветной мозаики и барельефы. И всё это было залито алыми лучами заходящего солнца.

– Здесь ходят, – заметил Иржи, когда они сползли с увала и пошли по одной из террас.

– Да, – подтвердила Энха, глядя на примятую местами траву. – Если из Вселово или Сопвишек идут на Крутицу этой дорогой и не успевают до темноты, то на ночёвку становятся здесь.

Чем при эльфах было то строение, которое уже многие годы служило местным «постоялым двором», сказать было невозможно. Круглая башня саженей семи в поперечнике, сложенная из неправильной формы блоков, была наклонена к верхней террасе и опиралась о неё. При этом видно было, что она не покосилась от времени, а так и была задумана, потому что внутри шла лестница вверх, и кладка стен была не потревожена. Вершина этой башни была разрушена, и осыпь блоков блокировала выход из неё через верх. Внизу изначально входа не было, его проделали уже люди, вынув несколько блоков так, чтобы сквозь пролом можно было проползти, а потом забаррикадироваться изнутри. Внутри было натаскано несколько охапок сена и соломы для постелей, ряд маленьких окошек в стене был плотно замазан строительным раствором, а в одно была вбита деревянная чурка.

– Костра не будет, – сделал вывод Иржи, зажёгши магический светлячок и осмотревшись в его свете.

– Времени уже нет разводить, – согласилась Энха, укладывая свой заплечный мешок и совню у стены. – Пока за дровами сходим, уже стемнеет.

Иржи тоже кинул рядом свой мешок и спросил:

– Походить по развалинам время ещё есть? Или уже нечисть сейчас полезет?

– Немного ещё есть.

Энха забрала совню, и они по-пластунски выползли из башни. Весь склон горы был залит красным. Стояла безмятежная вечерняя тишина.

Иржи пошёл вперёд наугад, мимо остатков стен, обломков стел и колонн, осколков статуй, всем своим существом ощущая, что это место отличается от остальных. Магически оно было неуловимо, но другим. Он попробовал определить фон, но тот был обыкновенным, светлым без примеси тёмного. Артефакты-регистраторы тоже ничего не показывали. И тем не менее магия здесь словно бы не стояла на месте, а незаметно, неуловимо струилась.

– Что здесь с магией? – он развернулся к следующей за ним в нескольких шагах позади Энхе.

Она почувствовала, как душу кольнули обида и горечь – вопрос Иржи прозвучал как напоминание, что ей не стать магом. Энха хотела было огрызнуться, мол, откуда ей знать, но сдержалась: Иржи со вчерашнего дня почти не говорил колкостей, она даже немного смогла расслабиться с ним, а огрызнись она – он ответит так, как ей совсем не хотелось.

– Не знаю, – с деланным равнодушием пожала она плечами. Хотела добавить, что она не чувствует магии, но снова заставила себя промолчать.

Тем более что впервые осознала, что чувствует. Не тёмную – головной болью, а светлую – какой-то неявной наполненностью. Смутно, на грани ощущений, словно она здесь стала чуть более живее… сочнее, что ли…

И везде руны, руны, руны. Связками, кругами, спиралями, волнами, завитушками, восьмёрками… Даже в соединениях блоков просматривались очертания рун…

Засияла вдали, как звезда в небесах, вся вершина Крапивной горы.

Осветила она, как маяк на морях, темноту полуночной поры.

Задышали леса, закачалась трава, жизнь наполнила силу кругом,

И пошёл на тот свет Элевель-Аннивá, путеводною нитью ведом…

Руна элевель – свет, тахмие – огонь, суо-ло – тоже свет, но холодный голубой. Зенай – сила… Здесь они – на каждом шагу. И в часто повторяющихся связках.

Напитать это всё магией, чтобы засветился весь город, сейчас не сможет даже самый сильный маг. Но эльфы были сильнее людей, и им, наверно, ничего не стоило сделать так, чтобы весь город залило светом, чтобы Элевель-Аннива издалека увидел его сияние.

Свет, вспыхнувший рядом, заставил её стремительно отскочить, чуть не споткнувшись о каменный обломок, и схватить совню наизготовку. Иржи, перед которым завис в воздухе магический светлячок, смотрел на неё удивлённо.

– Убери, идиот! – прошипела она. – Ты хочешь, чтобы сейчас сюда парочка сугутов подтянулась?

Иржи сугутов боялся гораздо меньше, чем вероятности споткнуться в темноте и навернуться с террасы, однако восхитился тоном и послушно погасил светлячок. И только когда он это сделал, Энха осознала, что уже почти ночь, и лишь на западе немного светлеет край неба.

Подкатившую панику она задавила усилием воли. Это же надо было настолько зазеваться и замечтаться, что не заметила, как оказалась ночью под открытым небом! Да, это эльфийские развилины, нечисть их не любит, но уловит человеческий ментал и подтянется, как пить дать! И где теперь в темноте искать «постоялый двор»?!

Впрочем, паника паникой, а жизнь в Околье научила соображать быстро, а реагировать ещё быстрее. Энха помнила, что они поднимались по террасам вверх, значит, спускаться нужно вниз, а вот насколько вниз…

Она перехватила совню в правую руку, схватила Иржи левой и бегом поволокла его за собой вниз. Дул северный пронизывающий ветер, шуршала сухая трава, только сквозь это шуршание опытное ухо улавливало и посторонние шорохи. Какие-то из них принадлежали зайцам и другой мелкой живности, а некоторые явно нечисти. Хотя голосов она пока не подавала.

На третьей по счёту террасе знакомые очертания накренившихся в разные стороны колонн и обвалившегося портика подсказали ей, что здесь. Она повернула налево, перескочила через колонны, не обращая внимания на проклятия Иржи, спотыкавшегося в темноте на каждом шагу, и поволокла его дальше вдоль знакомых остатков стен. Далеко внизу кто-то шуршал травой, а обострившиеся от паники чувства словно бы улавливали крупное существо в той стороне. Она на бегу несколько раз пыталась оборачиваться и вглядеться в ту сторону, чтобы хотя бы знать, кого ждать, но когда она споткнулась и упала, едва успев отпустить Иржи и сжать покрепче совню, чтобы не потерять в темноте, то поняла, что лучше смотреть под ноги. Иржи, ухватив её за подмышки, резко поднял, и они побежали дальше.

Перед тем, как пролезть в пролом, она позволила себе напоследок посмотреть в ту сторону, откуда уже явственно доносились чужеродные шорохи. Однако в темноте никого разглядеть оказалось невозможно. Энха вслед за Иржи по-пластунски проползла в пролом, тщательно забаррикадировала его и только тогда перевела дух.

– Здесь-то можно зажечь светлячок? – спросил невидимый в темноте Иржи, ещё тяжело дыша после неровного бега с препятствиями.

– Можно.

Светлячок, хоть и неяркий сам по себе, заставил зажмуриться. Она сняла с пояса флягу, вытащила пробку и отпила несколько глотков холодной воды, набранной из речки перед подъёмом сюда. Иржи тоже глотнул из своей фляги.

Снаружи пока никого слышно не было.

Они достали захваченный утром хлеб с кусками вареного мяса и, не торопясь, молча поужинали. Запили парой глотков воды, слегка ополоснули пальцы, и Энха принялась сгребать солому себе для постели, указав Иржи в сторону противоположной стены.

– Боишься, – озабоченно спросил Иржи, – что я ночью начну покушаться на твою честь? Признаться, – согласился он, – с кем-кем – а с тобой точно не выдержу.

– Это если, – тяжело посмотрела на него Энха, – придёт самавка. Она может эмпатически воздействовать сразу на нескольких человек. Но если люди далеко друг от друга, она не сможет захватить сразу двоих. Нападёт на одного. Второй или сможет выйти и убить её, или хотя бы не дать первому сойти с ума.

– А амулет защитный тебе на что? – глянув исподлобья, напомнил Иржи.

Она отвернулась и не ответила. Нечего ему знать, что тот защитный амулет, который он сунул ей перед входом в портал, она выкинула там же – бросила незаметно в высокую траву, пока он активировал портал. Несколько лет назад она надела его «защитный» амулет и последствия запомнила хорошо. А на своих ошибках она привыкла учиться!

Она завернулась в шерстяной плащ и улеглась на солому, сняв только сапоги. Иржи так же молча улёгся на своё место. Светлячок погас.

Снаружи кто-то тяжёлый ходил, шуршал и шкрябался. А потом завыл.

– Кто это? – вполголоса спросил Иржи, уже успев убедиться, что она определяет нечисть на слух.

– Чусь. Можно спать спокойно, он ничего не сделает.

– Хотел спросить, – он приподнялся на локтях. – Как ты его почуяла, когда мы были на улице? Я-то поисковым заклинанием, а ты?

Энха замерла. А в самом деле – как? Сначала услышала не то шуршание, а потом… Она вспомнила свои ощущения… Как… как если бы она была водой, а то существо – пузырьком. То есть отсутствием воды… Чем-то чужеродным в… пространстве…

– Шорох был не тот, – выдала она поверхностное объяснение, понимая, что Иржи ждёт ответа.

Это проявилась способность чувствовать магию? Или просто случайность на фоне паники? Потому что сейчас Энха не чувствовала чуся за стеной, как ни пыталась.

Но даже если случайность, она сможет чувствовать магию! Не с первой попытки, так со сто первой! Она смогла один раз – значит, сможет и второй!..

До Маяка они добрались ещё засветло, и уже у подножия стали встречаться признаки присутствия нечисти – пузыри, слизь, чешуя, мерцающая субстанция сугутов. И уже у подножия Энха ощутила отголоски головной боли в затылке.

Прошлый раз следы нечисти были только на вершине, а боль появилась на подъёме… Или была и раньше, просто она не обратила на неё внимания?

Подъём на Маяк дался тяжелее, чем в прошлый раз, одышка началась, когда они одолели всего половину расстояния до вершины, начало сдавливать в затылке. Низкая сухая трава здесь была уже побита заморозками. Постепенно обломков балок, блоков, колонн, статуй становилось всё больше, из земли выступила лестница эльфийской кладки, блоки которой также были испещрены рунами. Осеннее солнце клонилось к закату, на северном склоне Маяка, по которому они поднимались, постепенно сгущались тени. Стояла тишина, лишь холодный северный ветер шуршал травой и завывал в скалах. Энха внимательно прислушивалась к себе, к шагам Иржи позади себя, пыталась почувствовать магический фон, однако ничего не было. Даже головная боль почти отступила. Зато было ощущение неправильности. Неясное, смутное, оно тихо царапало в душе и не давало радоваться скорому привалу. Но что было не так, Энха понять не могла. Гора как гора, руины как руины, посторонних следов вроде как нет. Она даже несколько раз обернулась и внимательно осмотрела долину внизу и склоны соседних гор. Ничего, никого, тишина.

И всё равно не то, не то… Так и казалось, что из-за каждого камня на неё смотрит нечисть и ждёт темноты, чтобы напасть. В какой-то момент, когда до вершины осталось всего ничего, а склон сделался более пологим, на глаза попалось большое пятно высохшей слизи и пузыристой синеватой массы, уже порядком высохшей.

Энха остановилась перед ним. Оставить это пятно мог почти кто угодно, начиная от невинного штуха и кончая яхайкой. Только вот слишком оно большое для штуха…

Повинуясь тревожной догадке, она сделала знак Иржи остановиться, свернула в сторону, обошла несколько обрушившихся домов и отыскала кучу камней, которая ей не понравилась. Не выпуская из правой руки совню, она левой, помогая себе ногой, откатила несколько камней в стороны и обнажила неширокую ямку, в которой что-то шевельнулось. Однако стоило Энхе замахнуться на это нечто совней, как её обдало мощной ментальной волной, так что затылок, казалось, раскололся на две части, спину заломило, а из ямы на глазах стал вырастать ушлёпок.

Превозмогая боль в голове и спине и видя мир как сквозь фиолетовую пелену, Энха обеими руками перехватила совню и изо всех сил резанула ею ушлёпка по лапам и горлу, спеша, пока он не развернулся до своих обычных размеров. Её обдало грязно-белой пеной, от которой защипало кожу, и Энха всадила совню в его уже оформившийся живот. Следующий удар делать не пришлось – прилетевшая со стороны красная волна стремительно охватила тварь и полыхнула. Энха выдернула совню, резко сдала назад, упала и перекатилась по земле подальше от живого факела. Ушлёпок горел и ревел – низко, вибрирующе, отчего боль из затылка растеклась на виски и лоб. Энха, инстинктивно прижимая к себе совню, перекатилась дальше, закатилась за какой-то обломок и зажала уши. Вой прекратился, над её головой прошла, почти не задев её, ментальная волна, и боль резко стала меньше.

Энха села. Всё вокруг было подёрнуто фиолетовым туманом. Она огляделась, но больше нечисти вокруг видно не было. Иржи подбежал к ней и присел рядом:

– Цела? – отрывисто спросил он, схватив её за плечо.

– Угу, – неопределённо промычала она, с трудом поднимаясь на ноги. На горелых останках ушлёпка пузырилась грязно-белая масса, похожая на опару.

– Милая, ты следующий раз, – проникновенно предложил Иржи, – позови меня, а? Твоей готовностью лезть на рожон и сложить голову я впечатлён по самые глубины души. Давай следующий раз ты повпечатляйся моим мастерством давить нечисть, а себя побереги… для меня.

– Ушлёпок свежий, – с упавшим сердцем тихо ответила Энха.

На нём ещё не было шерсти, он был покрыт пузыристой слизью и подобием чешуи, значит, вывалился из мира демонов недавно. Это говорило о том, что прореха растёт. А раз растёт, значит, нечисть из неё вылезает всё более и более крупная. Да, на эльфийских развалинах, пропитанных светлой природной магией, ей плохо, она мрёт. Но вся не умрёт. Спустится вниз и рано или поздно почует ментал людей и пойдёт к ним. Это на болотах топи, и огромная часть нечисти тонет, к тому же те болота ограничены с трёх сторон реками, а с четвёртой – каналом. Нечисть пробирается через канал и даже через реки, но всё же большая часть тонет. А здесь между Маяком и населённым Окольем никаких серьёзных препятствий для неё нет.

И даже нет надежды, что нечисть пойдёт на гоблинов. Нечисть замечает гоблинов примерно так же, как и животных, то есть почти никак. Как и они её.

Энха, у которой до сих пор перед глазами стояла фиолетовая пелена, повела Иржи на западный склон, и уже на подходе к расселине поняла, что прореха действительно выросла – растеклась почти на сотню саженей выше и ниже по склону. Правда, вроде как не стала шире. И в фиолетовом мареве казалось, что середина прорехи приобретает гораздо более насыщенный и яркий цвет.

– Она была меньше? – нахмурясь, спросил Иржи, рассматривая прореху. Затем сбросил с плеч заплечный мешок, вытащил оттуда деревянную шкатулку и открыл её. Внутри она была разделена на множество ячеек, в которых лежали артефакты.

– Намного меньше, – с чувством безнадёжности подтвердила Энха.

Она сидела на стене, наблюдала за Иржи, который пробирался по развалинам вдоль прорехи, время от времени вынимал из шкатулки то один артефакт, то другой, смотрел на них, оставлял в разных местах, затем забирал, что-то записывал в своём блокноте. Энха попыталась было с привычной горечью думать, что ей такого не светит, но головная боль, фиолетовый туман перед глазами и словно бы напряжённое пространство не давали погрузиться в самотерзания. Она не могла отделаться от ощущения, что пространство вокруг становится всё более напряжённым. Солнце уже коснулось горизонта, все долины и склоны уже погрузились в вечерний сумрак, и только Маяк и некоторые другие вершины ещё пылали красным. Энха сползла со стены и направилась к Иржи.

– Пошли, – позвала она.

Он глянул на солнце, на начавший тускнеть красный закатный свет и, вопреки своей привычке, ничего не сказал, собрал артефакты в шкатулку, убрал в заплечный мешок, туда же сунул и блокнот с карандашом, и пошёл за ней.

До «постоялого двора» добрались, когда Энха уже начала улавливать характерные шорохи вокруг. Поднялись по лестнице, пролезли в лаз, Энха заложила его блоками и только сейчас позволила себе незаметно перевести дух.

– Ничего так, – оценил Иржи обстановку.

Энха взобралась на стопку из сложенных один на один блоков у стены и выглянула в небольшое круглое окошко. Оттуда открывался вид на горы, уходящие за северный горизонт и теряющиеся в голубой, постепенно темнеющей дымке. На севере можно было различить Драконий кряж, отделяющий окольскую часть гор от Гоблинской пустоши. Одна из его вершин ещё отливала красным, но постепенно темнела и она. Шуршания и шорохи становились отчётливей.

А по склону вверх торопливо пробирался человек, на хвосте которого уже висел яхайка, правда, пока достаточно далеко. Человек торопился, падал, вставал и снова карабкался вверх, яхайка постепенно сокращал расстояние, а немного в стороне зашевелился, почуяв человеческий ментал, ещё кто-то.

– У нас гости, – негромко сообщила Энха. Спрыгнула вниз и оттащила в стороны каменные блоки, закрывавшие вход с лестницы. Человек, на ходу скинув заплечный мешок, из последних сил вскарабкался по лестнице и сунул мешок Энхе. Та втащила сначала мешок, затем помогла протиснуться сквозь узкую щель и человеку, а когда он без сил распластался на холодном полу, пытаясь отдышаться, задвинула назад блоки.

– Я подумал про других «гостей», – признался Иржи.

– Другие тоже будут, – «обрадовала» его Энха.

Иржи, покосившись на гостя, ловившего ртом воздух, вскарабкался на камень и выглянул в северное окно. В сгустившейся темноте его профиль чётко выделился на фоне ещё не совсем чёрного неба.

– Ты откуда здесь? – спросила Энха гостя.

– Благомил… отправил, – не без труда просипел он. – Я прошлый… раз… нашёл здесь… статуэтку Хеха… – он прошмыгал носом. – Эти идиоты… коллекционеры, – хрипло хохотнул он, – заявили… что это Нинпу, а мы дураки… и не разбираемся… в эльфийских древностях.

Энха пожала плечами:

– Мы с Вито как-то чашу Анахиты нашли. А её купили как реликвию Изис, потому что на ней они увидели руны махья и дороэль. А то, что махья и дороэль перемешаны с другими рунами, а окантовка там чистая иммере-тау – это для них не имеет значения.

– Вы знакомы? – спросил Иржи, разворачиваясь к ним.