27 (1/2)

Несмотря на то, что отношения с Ёсаном после того заезда пошли в гору и он даже начал писать и идти на контакт первым, Сонхва не расслаблялся. И правильно. За полтора месяца они стали намного ближе в этот небольшой промежуток времени. Между ними случилось множество событий, сблизивших их. Это время, можно сказать, стало их взлётом.

Пак очень много и старательно трудился как над Камаро, так и над своими навыками, а Ёсан привыкал к тому факту, что большую часть дня и весь вечер рядом с ним кто-то находится. Нередко эти вечера заканчивались поцелуями, раскрасневшимися губами и взаимными улыбками. И Кан очень рад и признателен, что Сонхва ни на чём не настаивал и не давил. За это время Ёсан смог решить для себя, необходимы ли ему изменения в его существовании и так уж Пак хорош, чтобы ради него поменять курс с самоуничтожения на жизнь. Он просто не мог представить, что сможет появиться кто-то или что-то, заставляющее пересмотреть приоритеты и цели. Поэтому, когда пришло время меняться, Кан столкнулся с ужаснейшим откатом за все совершенные действия.

Сонхва не зря не терял бдительность даже после того, как Ёсан согласился с ним встречаться. Особенно после этого. Потому что их официальные отношения начались, мягко говоря, с пиздеца.

Кан медленно судорожно вздыхает и снова переворачивается с одного бока на другой. Он на грани того, чтобы опять расплакаться от бессилия, отвратительного самочувствия и тьмы в голове. Его дыхание сбито, а сердце колотится и отдаёт в ушах, и как бы он ни старался — это не унять. Ёсан приподнимается, потому что оставаться в том же положении больше не может, а куда деваться? Опять сходить до кухни и вернуться? Кан опускается обратно, переворачиваясь на живот и утыкаясь лбом в руку Сонхва. Вероятно, очередная возня будит Пака. Тот уже и не вспомнит, когда в последний раз спал больше трёх часов подряд.

— Как ты, котёнок? — голос Сонхва совсем тихий и сонный, но всё равно полный тепла и нежности. Он переворачивается набок лицом к Ёсану и мягко проводит пальцами по белым волосам.

— Я тебя снова разбудил? Прости, — Кан тяжело вздыхает и с трудом справляется с комом в горле от нервов. Он тоже поворачивается к Паку, поднимая на того глаза. — Мне жаль. Прости пожалуйста.

— Прекрати извиняться, — Сонхва целует того в висок у родимого пятна и чуть отстраняется, чтобы видеть пусть и уставшее, но красивое лицо. — Так как ты себя чувствуешь?

— Всё так же, — уныло отвечает Ёсан и в очередной раз вздрагивает. — Когда я уже сдохну? Не могу это терпеть.

Возможно, он слишком опрометчиво решил, что справится с синдромом отмены без помощи специалистов. Но куда деваться? У Кана нет возможности обратиться к врачу — у него нет права сейчас ложиться в стационар. Да и не хотелось бы, чтобы о его зависимости узнал кто-то кроме Сонхва. Зная Хёнвона, это будет для того огромным ударом, и скорее всего, Ёсана вышвырнут из команды. Ему так кажется. По крайней мере если Че узнает об этом не от Кана. Да и никуда больше не возьмут. Но это не так страшно, как страшно опорочить репутацию Хенвона и подвести его.

И сейчас Кан в полнейшем отчаянии. У него дичайшие перепады настроения, при этом как правило из злости и раздражения в острое уныние и слёзы. В последнее время, конечно, преобладает второе, потому что организм уже настолько истощён и вымотан, что просто нет сил на более активные эмоции. И Пак даже не знает, что хуже. Да всё кошмарно. Сначала Ёсан ругается и трясётся от беспричинной агрессии и на весь мир, и на себя, затем его бросает в другую крайность, когда он рыдает и извиняется. И ни в первом, ни во втором случае Сонхва не знает, чем помочь и что сделать, чтобы теперь уже его мальчику стало легче. Нашёл же себе Сатану. И даже ночами у них нет покоя, как и сейчас.

— Не говори так, котёнок, — Пак притягивает Кана к себе и заставляет лечь ближе.

Тот постоянно отстраняется из-за того, что часто вертится и вздрагивает. У Кана с самого начала, уже почти неделю, безостановочно ноют все мышцы и суставы, из-за чего он не может лежать в одном положении. Хочется найти то состояние, в котором не будет больно хотя бы просто лежать, но без вариантов. Даже не расслабиться — иначе дрожь будет бить так сильно, что станет ещё хуже. Ёсану кажется, что он в аду. При всём при этом он не может уснуть. Никак. Вообще. У него получается отдохнуть только когда мозг окончательно переутомляется на вторые сутки и просто отключает сознание, отправляя в кратковременные забытье. Или когда Сонхва вот так обнимает, и Кан со всех сил пытается прекратить дёргаться, чтобы не тревожить виновника своего состояния. А вишенкой на торте к избитой менталке и отвратному физическому состоянию стал озноб и постоянное ощущение холода. Потрясающе.

— Иди ко мне, — Сонхва крепко обнимает своего мальчика и натягивает одеяло повыше. — Может быть, если совсем плохо, всё-таки обратимся к специалисту?

— Прекрати предлагать.

— Я переживаю за тебя. Ты бросил слишком резко, — Пак медленно несколько раз целует того в лоб и ласково гладит по спинке и талии.

— Мы уже говорили об этом, — Ёсан хватается за чужую футболку, но прижимается всем телом.

Это всё длится уже неделю, и он все эти дни чувствует себя ко всему прочему ещё и слабым, беззащитным и уязвимым. Кан взял больничный и даже не выходит из дома. Ему слишком тревожно от одной только мысли, что существует мир вне. Наверное, это одна из побочек? Сонхва сейчас — единственное успокоительное. Тот постоянно говорит, что он рядом и что он защитит, не перестаёт обнимать даже когда Ёсан возвращается в маниакальную фазу и говорит отвратительные вещи, не отпускает, что бы с тем ни творилось и напоминает, что они справятся. Рядом с Сонхва Кану хочется исчезнуть чуть меньше.

— Ладно. Слушай, — Пак зарывается пальцами в волосы и начинает совсем медленно перебирать пряди. — От чего у тебя вообще ломка? Я хотя бы просто в интернете почитаю про это.

— Я не знаю, — Ёсан поднимает уставший взгляд. Он даже сейчас не перестаёт любоваться Сонхва. — Понятия не имею. Я употреблял всё подряд, кроме самых тяжелых или хоть немного грязных наркотиков.

— Классно ты придумал, конечно, — Пак усмехается и ласково целует в уголок губ. — Ладно, котёнок. В любом случае я читал, что острые симптомы, как у тебя сейчас, длятся до двух недель и то от тяжелых веществ. Максимум месяц. Так что подумай о том, что самое страшное позади и как минимум половина пиздеца уже прошла.

— Мне кажется это будет длиться бесконечно, — Кан прикрывает глаза и слабо морщится от того, как всё тело то ли судорогами сводит, то ли просто болью тянет. — Я в ахуе. Мне страшно и я хочу умереть.