4. (2/2)

— Может, тебе приснилось или ты слишком много выпил? — Кан делает еще глоток и когда у него забирают бокал, то лениво обвивает руками шею Сонхва, слабо улыбаясь.

— Явно не больше тебя. Ты не перебарщиваешь? И чего ты вообще сюда вышел в одном пиджаке в конце ноября? Холодно же.

— О, я в порядке. Только очень сильно хочется целоваться, — широко улыбнувшись, Ёсан облизывается и переводит взгляд на губы Пака. Вообще-то, он не забыл ничего и всё ещё серьезно обижен на Сонхва, но прожить три недели даже без поцелуев просто невыносимо. Пусть даже завтра он будет считать себя слабым, но сегодня Кан сдаётся. — Что мне с этим делать?

— В порядке, говоришь? Котёнок, ты пьян, — тихо смеётся Пак и внимательно рассматривает лицо Ёсана. Как можно быть таким красивым и пленительным? Сердце трепещет, а внутри становится так тепло. — Но вообще-то, я могу тебе с этим помочь.

— Вот как? — Кан подаётся вперёд и улыбается шире, ожидая, что Сонхва его сейчас поцелует.

— Но, — в последний момент Пак отстраняется и умиляется взгляду напротив, что вмиг стал сердитым. Взамен он одной рукой прижимает к себе крепче, а второй проводит по пояснице вниз и кладёт на бедро. — Вообще-то, я всего лишь хотел предложить проводить тебя домой, потому что ты выпил достаточно, и я хочу быть за тебя спокоен.

— Тц, — Ёсан вздыхает и скептически смотрит. — А вдруг ты со мной что-то сделаешь?

— Обязательно сделаю, — подавшись вперёд и несильно вжав Кана в перила спиной, Сонхва наклоняется к его ушку. Он несколько раз целует под ним, а после мягко кусает мочку, чтобы не задеть серьгу. — Я начну приставать к тебе еще в такси, — Пак медленно обводит кончиком языка ушко, вызывая мелкую дрожь. — Невесомо касаться пальцами колена и вести выше, а после сжимать внутреннюю сторону бедра. Заодно разберёмся с твоим желанием целоваться. Когда мы доедем домой, ты будешь заведён до предела, так что не буду медлить. Я так соскучился, — Сонхва шепчет в самое ушко и с бедра поднимает руку на ягодицу, сжимая её пальцами. — Ты даже не представляешь, как я соскучился. Поэтому я очень старательно тебя растяну, как ты любишь, одновременно с тем оттрахав пальцами. Но не буду тратить на это много времени. Ведь ощущать член внутри куда приятнее, верно? Сначала я буду осторожен и нетороплив. Входить до основания и вынимать почти полностью, заставляя сгорать тебя от нетерпения и желания получить больше. А я прекрасно знаю как ты любишь. Быстро и жёстко. Тебе ведь нравится, когда я вбиваюсь в тебя с силой до самого основания? Но немного с оттяжкой, задерживаясь внутри, чтобы ты успевал прочувствовать, насколько я глубоко, — Пак улыбается и снова подхватывает зубами мочку, теперь уже посасывая её. Он с удовлетворением чувствует, как Ёсан хватается за его рубашку, сжимает ткань в пальцах и льнет сильнее, судорожно выдыхая. — А после, если захочешь, я кончу внутрь, но когда мы пойдём в душ, то вылижу всю собственную сперму до последней капли. М? Что думаешь?

Сонхва отстраняется и довольный смотрит на Кана, чей взгляд потемнел, а ресницы дрожат. Низ живота сводит, и как бы он не злился на Пака, но если после этого он не получит желаемое, то просто умрёт. Ёсан нуждается. Три недели для них слишком много.

— Я думаю, что тебе и правда стоит проводить меня домой.

— Тогда я вызову такси.

— А я попрощаюсь со своим компаньоном.

•••••</p>

Как только оба садятся на заднее сиденье такси и Сонхва называет адрес, Кан без стеснения и смущения впивается в чужие губы с требовательным поцелуем. Ёсан придвигается совсем близко и вообще всё равно, что они не одни и таксист заинтересованно поглядывает в зеркало заднего вида. Он обводит языком губы Пака и несильно покусывает, желая большего. Вообще-то, последние три недели Кан провёл в гордом одиночестве, в то время как раньше у них секс был едва ли не через день, а то и чаще. Так что теперь Ёсан углубляет поцелуй и еле сдерживает стон, когда Сонхва приоткрывает губы. Пак позволяет проникнуть юркому язычку и хозяйничать у себя во рту.

Пройдясь языком по верхнему ряду зубов Пака и скользнув дальше, уже к его языку, игриво с ним сплетаясь, Кан сам кладёт руку на чужую коленку и ведёт вверх. А Сонхва как никто знает, что его мальчик настолько агрессивен, если слишком сильно хочет. И это всегда невероятно заводит. Но еще сильнее заводит то, что Ёсан абсолютно бесстыдно проводит пальцами по бедру и опускает руку на член, крепко сжимая его через ткань брюк. Он так интенсивно мнёт и гладит, что теперь от стонов сдерживается Сонхва. Стыдно будет перед таксистом за смущающие звуки.

Или не будет. О каком стыде речь, пока Кан только сильнее жмётся и продолжает терзать влажным сладким поцелуем, почти не отрываясь от губ?

Дорога кажется им бесконечной, пока они едут и упиваются губами друг друга, но как только машина останавливается и приходится отстраниться, кажется, что пришло всего пару минут и хочется ещё и ещё.

Нетерпеливо хлопая по карманам, Пак ищет ключи от дома. Но просто так открыть дом не выходит, потому что Сонхва жестко и с силой вжимает Ёсана в дверь, снова с жаром целуя. Таксист, что уезжает по следующему вызову аж присвистывает и улыбается молодой горячей крови этих двоих.

Целоваться вот так на улице, вжимая Кана во входную дверь, довольно жарко, и Паку кажется, что еще немного, и он заскулит от возбуждения. Еще и его мальчик приоткрывает губы и заискивающе водит языком, а после принимает чужой и стонет прямо в поцелуй. Это все слишком. Поэтому Сонхва немного царапает ключами замок, пока пытается в него попасть, но всё же открывает.

Наверное, так долго они еще никогда не шли до кровати, просто потому что не имеют возможности оторваться от губ друг друга. В голове ничего, кроме слепого взаимного обожания и возбуждения. Но только добравшись до спальни и любимой обоими чёрной кровати, Пак отстраняется и поднимается. Немного пошатнувшись от выпитого, он смотрит на Кана, а после молча выходит из комнаты. Ёсан только тяжело вздыхает, уже привыкнув к этому. Сонхва никогда не прикоснётся к нему, пока не вымоет руки. Но вообще-то, от части из-за этого жеста, Кан доверяет своему мужчине целиком и полностью. В принципе, на такую степень доверия к Паку еще повлияло то, что тот всегда осторожен и спрашивает, всё ли в порядке, чувствует, как надо, и думает больше о Ёсане, чем о себе. Так что именно потому Кан стал самую малость зависим от секса с Сонхва. Из-за уверенности, что он будет потрясающим и ему никогда не причинят боль. Поэтому пока Пак ходит по дому без света, цепляя углы и тихо матерясь, Кан снимает свой пиджак, расстёгивает пуговицы на рубашке и ремень на брюках. Имея очень ловкие руки, Сонхва всё равно никогда не побеждает ремень на Ёсане с первого раза.

Вернувшись со смазкой и тоже сняв по пути куртку, Пак упирается коленом в кровать и нависает сверху. Как же он рад, что они могут сейчас опустить всё и просто любить друг друга. Потом Ёсан снова сбежит и будет игнорировать, но сейчас он здесь, голодный и жажущий тепла.

— Почему лубрикант был в ванной, если он всегда здесь? — Кан смотрит с прищуром и кладёт руки на плечи Сонхва. Не то чтобы он сомневался в себе, но мысли о том, что тот может найти себе кого-то еще были.

— Дрочил на твой светлый лик, малыш, — хмыкает Пак и широко улыбается, понимая, о чем думает Ёсан. Ему приятна ревность, хоть так и не должно быть. Но ведь люди ревнуют не тогда, когда любят, а когда хотят быть любимыми? — Всю руку стёр.

— Боже, — фыркает Кан и притягивает к себе Сонхва, начиная расстёгивать пуговицы и на его рубашке. — Лучше бы не спрашивал.

— А что так? Я если что еще и все свои фантазии могу рассказать, — проведя кончиком языка по кромке верхнего ряда зубов, Пак продолжает улыбаться.

— Лучше покажи.

Сонхва два раза просить не надо. Да его в принципе просить не надо, поэтому руки оглаживают бёдра и скользят вверх, сразу забираясь под рубашку и на талию. Пак наклоняется и со всей скопившейся нежностью начинает выцеловывать открытую грудь своего Ёсана, иногда языком задерживаясь на сосках. Они у Кана очень чувствительные, так что получать первые стоны из-за одних только сосков приятно.

Параллельно с тем раздевая до конца, Сонхва поднимается поцелуями выше, и щедро одаривает ими шею и плечи, заставляя Ёсана таять. Пак даже не в самом трезвом состоянии кусает настолько идеально, что Кан плавится окончательно. Он слишком сильно любит эту нежность, граничащую с умеренной болью. Это неимоверно хорошо. То, что надо. Ёсан даже не замечает, как остаётся совсем без одежды. До него доходит это осознание только когда Сонхва разводит его ноги и приподнимается, чтобы налить немного смазки на пальцы.

— Эй, не честно, что ты еще полностью одет.

— Господи, — выдыхает Пак, но снимает рубашку, прежде чем снова нависнуть сверху. Проще снять, чем доставлять своему мальчику хоть долю морального дискомфорта. — Разденешь, никуда не денусь.

— Конечно раздену, — Кан тянется к брюкам Сонхва и расстёгивает его ремень и молнию, но замирает.

Обведя двумя пальцами колечко мышц, Пак вводит один, заставляя Ёсана выдохнуть. Ему следует расслабиться, потому что за это время он тоже только мастурбировал, и даже не прикасался к себе там. Сонхва осторожен со своим мальчиком и начинает двигаться только когда тот перестаёт сжиматься.

— Хороший мальчик, ты такой молодец, — шелковистым тоном хвалит Пак, и Кан закусывает губу. Он обожает похвалу во время секса, а особенно когда делает минет. — Вот так, мой котёнок.

Благодаря этому Ёсан чувствует себя намного раскованнее, так что ему быстро удаётся расслабиться и позволить себя растягивать. Сонхва довольно скоро добавляет второй палец, стараясь быть предельно ласковым. Кан же только сейчас продолжает своё занятие. Он возвращается к брюкам Пака, немного стягивая их, и достает член. Неосознанно облизнувшись, Ёсан находит на постели бутылёк со смазкой и выливает немного прозрачной жидкости и себе в руку. Но терпения долго греть нет, так что в скором времени он обхватывает член Сонхва пальцами, и, несильно сжимая, начинает ему дрочить. Кан слишком любит прикасаться к своему мужчине, пока тот толкается двумя пальцами и разводит их внутри. Но еще лучше с тремя, и словно читая мысли Ёсана, Пак добавляет еще один.

Для Сонхва это всегда в какой-то степени пытка. Он и так сгорает от нетерпения, а тут еще и цепкие пальчики на причинном месте бессовестно мучают. Пак подается вперед и с глухим рыком впивается в губы Кана. Растянув его достаточно, Сонхва теперь уже двигается пальцами быстро и напористо, вынуждая несдержанно стонать прямо в поцелуй, который вместе с тем углубляет.

Ёсану настолько приятно, пока Пак жёстко трахает его пальцами и одновременно с тем проникает языком в рот, что он даже начинает смущаться своих постоянных стонов и забывает двигать рукой. Как он без этого столько прожил? Но стоит только привыкнуть к этому темпу, как Сонхва вынимает пальцы и отрывается от губ. Кан огорченно вздыхает и нехотя отпускает Пака, что отстраняется, чтобы совсем раздеться.

— Малыш, я же обещал не долго. Но если тебе совсем не хватило, то вернёмся к этому позже, — улыбнувшись, Сонхва стягивает с себя брюки и пристраивается между ног, заодно подкладывая под поясницу Ёсана небольшую подушку для собственного удобства.

— Да, пожалуйста, — Кан тяжело дышит и шире разводит колени. Он старается не показывать своего нетерпения, но судорожное дыхание и подрагивающие руки никуда не спрятать.

— Скажешь, если будет больно, хорошо? — Пак всё это видит и подмечает даже малейшие перемены в поведении Ёсана, но всё равно будет слишком осторожен и мягок сначала. Лучше бы Сонхва был таким не только в постели.

Добавив еще чуть-чуть смазки, Пак медленно вводит только головку, а после толкается до основания. Войдя до упора, он останавливается и кладёт руки на талию, с удовлетворением слыша сладкий протяжный стон своего мальчика. Но всё равно Сонхва подождёт, даже если тому комфортно.

— Почему ты не можешь быть так же нежен с моей душой? — Ёсан выгибается и прикрывает глаза, укладывая руки поверх чужих на своей талии. Неимоверно хорошо наконец-то ощущать заполненность и близость Пака.

Сонхва только поднимает глаза на лицо Кана и немного растерянно смотрит. Он не знает что на это ответить, так что спустя несколько секунд обещает себе подумать об этом позже. Этот вопрос кажется действительно важным. Он не был нежным с Ёсаном?

Но сейчас не лучшее время, и подавшись вперёд, Пак снова целует в губы, одновременно с тем начиная размеренно двигаться. Кан только отзывчиво отвечает и продолжает сжимать пальцами крепкие руки. Он обожает целовать Сонхва, пока тот набирает темп и жадно углубляет поцелуй. Это непозволительно хорошо и приятно. Чувствовать себя в чужой пылкой власти и в то же время ощущать, что эта власть вся направлена на поклонение. Пак двигается так, и никак иначе не потому, что ему самому так нравится, а в первую очередь потому что такой темп обожает Ёсан. Хотя, вообще-то, Сонхва всё устраивает. Но даже если какие-то позы он не одобряет, то сладко выстанывающий Кан в его руках всё компенсирует. Что может быть приятнее, чем любимый мальчик, тело которого становится счастливым? Моральная составляющая удовлетворяет Сонхва сильнее, чем всё остальное, хотя в то же время с другими партнёрами такого не было. Это касается только одного единственного.

Когда стоны в чужие губы становятся слишком громкими, Ёсан отстраняет от себя Пака и жмурится от переполняющих его ощущений. Может, зря? Потому что Сонхва переключается на шею, ключицы и плечи, бессовестно покрывая их засосами и укусами. Завтра Кан точно будет ругаться, но Паку хочется, и он позволит себе эту слабость. Украсить любимую шею собственными следами. Хотя вообще-то лучше бы чем-то еще украсил. Нужно будет что-нибудь прислать в ближайшие дни Ёсану.

Кан же закусывает губу почти до крови и выгибается, потому что Сонхва наконец оставляет шею в покое, приподнимается и усаживается удобнее, начиная напористо и еще сильнее толкаться внутрь, разве что теперь меняя угол и интенсивнее проходясь головкой по простате. Это более чем горячо и чувственно.

— Боже, да, — Кана пробивает крупной дрожью и даже пальчики на ногах подгибаются от всего того, что с ним творят. Он буквально мечется под Сонхва, и уже сейчас со всех сил сдерживается, чтобы не кончить. Чтобы продержаться еще хоть немного в этих руках и этом пожаре. — Так… Так хорошо.

— Малыш, я почти, — сквозь стоны тихо отвечает Пак и пальцами впивается в талию своего мальчика с такой силой, что потом точно останутся следы. Он яростно втрахивает того в кровать, но в груди щемит от нежности к Ёсану. — Можно внутрь?

— Пожалуйста.

Кан не выдерживает и кончает первым, с протяжным стоном пачкая себе живот. Сонхва заставляет забыться целиком и полностью, и Ёсан даже не чувствует его последних толчков в еще напряжённое тело, перед тем как войти до основания и обильно излиться внутрь. С каким же удовольствием Кан замирает и принимает тёплое семя, только сейчас отпуская руки Пака из своей цепкой хватки.

Медленно окинув тело своего мальчика взглядом, Сонхва задерживается взглядом на раскрасневшихся искусанных губах, начинающей расцветать яркими засосами шее и плечах, талии и бёдрах, на которых «случайно» оставил следы от пальцев и, наконец еле заметном прессе, покрытым белыми каплями. Невозможно красивый. Божественно прекрасный.

Пак укладывается рядом, прижимаясь к боку, и кончиками пальцев касается живота Ёсана. Первый раз он облизывает семя с руки, а второй раз собирает максимально много на указательный и средний палец и, уткнувшись носом в шею Кана, вводит их в него.

— Ты извращенец, — тихо выдыхает Кан, но закидывает ногу на бедро Сонхва, чтобы тому было удобнее, ведь он повторяет это действие еще несколько раз, собирая с живота всё. Ёсан обнимает Сонхва одной рукой за шею и коротко целует в губы.

— Ты тоже, — лениво улыбаясь, отвечает Пак, ведь Кан всё принимает. — Минут через пять пойдём в душ?

— Да, именно так.