1. (2/2)

Ёсан дремлет на диване, обняв подушку и укутавшись в плед. Он выглядит таким уставшим и хрупким, и Пак не трогает его, а для начала тихо отправляется в душ. Смыть запах бензина, масла и кожи. Хотя, в общем-то, Кан давно к ним привык и на самом деле ему менее привычно чувствовать от Сонхва запах геля для душа или парфюма. Тот слишком много времени проводит в гараже и за тестированием своей машины.

Пак очень необычный пилот, ведь он пришел изначально в гонки не побеждать, а заниматься разработкой и улучшениями механизмов автомобиля. И только благодаря тому, что он больше всех обкатывал теперь уже его Камаро, будто бы стремительно делая её под себя, ему дали шанс. Ну и еще из-за того, что других пилотов команды автомобиль почему-то пугал. Сонхва знал почему. Слишком много мощности он запихнул в лёгкий корпус, и это делало из тогда еще голубой красотки монстра. Внутри стоял дикий рёв, она сильно грелась и ехала на грани закипания. Другим пилотам было банально страшно находиться внутри и набирать обороты, но создатель-то не может бояться своего ребенка. Пока другие боялись дребезжащего корпуса и каркаса, Паку это казалось ласковым мурчанием. Пока другие пугались странного дикого рёва мотора, Сонхва наслаждался своим инженерным решением.

Инженер-механик, что пришел в команду только ради заработка, стал её пилотом. И не просто пилотом, а новичком года и одним из претендентов на кубок. Никто за всю историю гонок НАСКАР не набирал столько очков в свой первый сезон. Пока что Пак имеет очень высокие рейтинги, и если ничего не изменится, то будет бороться за кубок. Спустя тридцать шесть заездов года в финал выходят десять высокорейтинговых команд, и только одна в итоге получает кубок, а пилот титул чемпиона. Это был тридцать первый заезд.

Выйдя из душа, Пак переодевается в домашнее и только тогда подходит к Ёсану. Немного волнительно трогать его сейчас, потому что Кан никогда еще не уезжал вот так, никому ничего не сказав и в последствии не отвечая на звонки. Сонхва осторожно нависает сверху и сначала целует того в висок, а после пускается покрывать лицо и шею поцелуями. Это будит Ёсана, но он цепляется тоскливым взглядом за влажные блондинистые волосы и никак не реагирует. Пак забирается рукой под плед и ласково проводит ей по талии.

— Малыш, — совсем тихо шепчет Сонхва и ласково накрывает любимые губы своими, но не получает ответа. Пак всё равно коротко нежно целует и немного погодя, отстраняется. — Ты чего?

— Я чего? Я?! — голос Кана немного охрип, и Сонхва только сейчас замечает покрасневшие глаза и общий безжизненный вид.

— Ты плакал? — почему-то Паку кажется, что сегодня не получится откупиться смазливой мордашкой, поцелуями, ужином и сексом.

— Ты чудом не разбился.

— Всё же закончилось хорошо, и я взял этот заезд. Я прекрасно знал, что делал.

— Знал, значит? Я для тебя какая-то шутка? Мои слова и указания ничего для тебя не стоят? Ты мог финишировать с тем же временем, если бы сменил резину, — Ёсан судорожно выдыхает и отводит взгляд. Злит, что Сонхва абсолютно не бережет его нервы и от слова совсем не ценит беспокойства. — А еще ты мог закипеть и потерять управление, если бы движок все-таки заклинило. Что ты творишь?!

— Но, — Паку хочется возразить и рассказать об этом новом чувстве опасности и грани, и что в такие моменты он переполнен искрящейся жизнью и свободой, но его перебивают.

— Ты хоть понимаешь, что на таких скоростях и в такой ситуации даже ты можешь не справиться?

— Я справляюсь и буду делать то, что сочту нужным.

— Зачем тогда я? Мы ведь уже провели много заездов, и при моей поддержке ты прекрасно справлялся и побеждал. Чем я вдруг перестал тебе угождать?

— Послушай…

— Нет, это ты послушай, — Кан снова перебивает и раздражённо-расстроенно смотрит. Выглядит он довольно разбито, ведь так не хочется говорить то, что придётся. — Я даю тебе один шанс прямо сейчас. Извинись и никогда в жизни больше не поступай так, как сегодня.

— Эй, не слишком ли? — Сонхва вопросительно вскидывает бровь и приподнимается. — Я не сделал ничего того, за что бы следовало извиняться. И уж тем более не указывай мне, как пилотировать мою же машину.

— Ах, вот как? — Ёсан ухмыляется и встаёт, агрессивно выпутываясь из пледа. Его бьёт хлёсткой обидой и разочарованием. — Не за что извиняться? Не указывать, как пилотировать? Да это, мать твою, моя работа, придурок! С которой я с сегодняшнего дня увольняюсь, раз тебе так классно без меня. И да, мы расстаёмся.

— Что? Погоди, малыш. Мы не можем расстаться, ты ведь любишь меня, — Пак хватается за чужое запястье и тянет на себя, насильно роняя в собственные объятия. Он сейчас искренне не понимает, почему его мальчик так взбесился. — Давай еще раз всё обсудим. Что ты пытаешься этим доказать?

— Мы еще как можем расстаться. Ты даже сейчас не сказал, что «мы любим друг друга» или «я люблю тебя». Ты сказал «ты любишь меня», будто у меня нет выбора и я в любом случае останусь рядом с тобой, — Кан вырывается и старается расцепить сильные руки со своей талии. Он и правда любит Сонхва, но мириться с таким отношением не намерен. Сколько раз Ёсан просил быть осторожнее? Сколько раз они обсуждали, почему важно придерживаться указаний поддержки во время гонки? Это всё не минутное полыхание, это всё копилось уже несколько месяцев. — Так вот пошёл ты. А доказать я ничего не хочу, просто не могу работать с тем, кто не уважает меня и мои обязанности.

— Не истери, ты преувеличиваешь, — Сонхва шипит, когда Ёсан бьет его локтем в ребра, но не отпускает.

— Вот поэтому! Я еще и истерю!

— Ёсан, ты же знаешь, как я тебя люблю.

— Не знаю. Понятия не имею. Знаю только, что ты меня не ценишь и я тебе не нужен, — Кан всё-таки вырывается из хватки и быстрым шагом выходит из комнаты. — И извиняться тебе не за что. А ты ведь даже не допускаешь мысли, что проблема именно в тебе, — кричит он уже из другой комнаты. — Чёртов идиот. Хотя, пожалуй, ты любишь только свою машину. Вот и живи с ней.

— Конечно, как же я ужасен и невыносим, — Пак скрещивает руки на груди и идёт следом. — Со мной просто невозможно общаться. Вот только кричу тут не я почему-то.

— Ты еще и переводишь стрелки? Да, ты ужасен и невыносим, — Ёсан забирает из их спальни собранную сумку со своими вещами и направляется на выход. Он так и знал, что его снова не услышат. — Так что позвони, когда начнёшь думать не только о себе!

— Малыш, тебя не хватит надолго, ты всё равно вернёшься, — Сонхва опирается плечом о дверной косяк и наблюдает, как Кан обувается. — К чему эти демонстративные уходы?

Услышав это, Ёсан замирает и медленно поднимает горящий взгляд. Он заканчивает завязывать шнурки, после чего поднимается и отпускает Паку хлёсткую сильную пощечину, сразу покидая дом. Кан хлопает дверью и направляется к своей машине так стремительно, что Сонхва даже не успевает осознать случившегося. Только щека горит так сильно, что Пак касается ее кончиками пальцев, а на улице с громким гулом заводится двигатель ярко-красной Феррари, что тут же удаляется.

Понимание, что Ёсана действительно нет рядом придёт чуть позже ночью, когда не получится уснуть в одиночестве. Сонхва всё ещё не верит, что Кан мог просто взять и уйти от него. Кровать пропитана мягким тёплым запахом серой амбры, цветов герани и еле заметных итальянских цитрусовых. Кто бы знал, как для Пака пленителен и соблазнителен этот страстный, и в то же время ненавязчивый аромат. Почувствовав его однажды, кажется, он влюбился навечно. Находиться с Ёсаном рядом и вдыхать любимый запах лучшее, и Сонхва обнимает подушку с опустевшей стороны. Он зарывается в нее носом и засыпает с верой, что скоро все наладится и его мальчик обязательно вернётся. Иначе и быть не может.