Глава VII (1/2)

Геральт ненавидел вампиров-алкоголиков. Мало того, что ему пришлось нажраться, как последней свинье, так он еще и провел чудные мгновения, исполняя какой-то вшивый бэнгер для катакана. А потом его отметелили. Вампира он, конечно, убил, но теперь сомневался, стоило ли оно того вообще. Дийкстра, поджидавший его у замшелого ларька с сигаретами, вежливо, но вполне однозначно приказал ему привести себя в порядок и сообщить Роше о том, что операция начнется завтра.

Хорошего в жизни ведьмака и так было не шибко много, но после этого стало и того меньше. Йеннифер вела дистанционную пару у каких-то зерриканцев, поэтому Геральт, скрепя сердце (и внутренне вопя от ужаса и стыда перед бывшей любовницей) отправился приводить себя в порядок к Шани.

***</p> Оказывается, все может перемениться за несколько недель. Как один ураган оказался таким разрушительным, что унес из него всё? Как одно существо могло быть таким вездесущим, что захватило его целиком? Где он оступился и какой приказ он не выполнил?

Мысли казались ему неполными.

Жизнь его подходила к середине, и на самую середину почему-то пришелся конец. Вернон задевает носом ухо Иорвета и аккуратно снимает с себя его руку. Страшно хочется курить. В голове — такая тишина и пустота, будто его контузило.

Он садится.

Мысли не идут, но он отчаянно хочет найти ответ на свой главный вопрос: зачем всё это было? Он восстанавливает хронологию своей жизни под мирное дыхание эльфа.

Мать не была к нему особенно добра — она его не желала, не хотела, но аборты тогда были под запретом из-за растущего влияния священников. И ей пришлось оставить ребёнка от мужчины, про которого Вернон не знал ничего.

Детство было болезненным, но закаляющим. Каждого своего обидчика Роше запомнил с фотографической точностью, и свою мелкую детскую месть тоже. Он рано понял, что люди никогда не бывают равны, что расслоение начинается еще с материнского чрева и не кончается даже после смерти.

Он воскрешает в памяти страх его одноклассников. Не каждый способен сохранить штаны сухими при виде главоглаза. Стоило попотеть, чтобы приручить этого монстра, но эффект был впечатляющим. Вернон гордится тем мальчиком из своего прошлого.

Учеба в колледже далась ему легче. Матери к тому моменту в живых не было, а отношения между Империей и Севером ухудшались. Вернон уже научился мыслить рационально, чтобы понять, что его склад ума можно применить в борьбе за страну. У него не было рода, не было отца, а вскормила его Темерия. Выбор был очевиден.

Вернон тушит окурок и берется за новую сигарету. Иорвет поворачивается на другой бок и сопит. Был ли вообще у него выбор? Теперь Роше сомневается.

В партизанском отряде карьерный рост может быть стремительным. Слишком многие умирают, и их места переходят другим — эта пугающая очередность его не смущала. Он преуспел. Бригады Врихедд и отряды Скоятаэлей скоро перестали донимать окрестности его города, и он продолжил путь с командой самых сильных бойцов. Они были самыми сильными, потому что уцелели. Однажды они набрели на разрушенный поселок, в котором засели эльфы. Когда битва закончилась, из складского помещения выбежала девчонка: грязная, в пыли, пепле и в синяках. Так они встретили Бьянку. Вернон Роше стал её опекуном.

Он улыбается мыслям о Вэс. В его жизни тогда появилось что-то, кроме войны.

Она не хотела поступать в военную академию и рвалась в бой, но он настоял.

Бьянка вернулась к ним через несколько лет. Тогда король Фольтест уже дал их отряду название и определил роль Вернона в этой войне. Глава Совета Безопасности — на деле, не более чем спецназовец и палач, преследующий инакомыслие и оппозицию. Он подписал на это всех: жизни его солдат теперь тоже были в руках у Фольтеста. Бьянка нашла их сама — и по её лицу было понятно, что она не отступит от командира ни на шаг. С момента сожжения её дома, с момента выпуска из академии она успела увидеть столько жестокости и несправедливости, что не могла остаться в стороне.

Вернон морщится, подходя к невидимой черте. Здесь его биография начинает пестреть интригами и бессмысленными жертвами. Здесь начинается путь, который привел его сюда.

После усмирения Махакамских предгорий он впервые познал вкус сомнений. Но они не успели дать ростки в его разуме, потому что вера в короля была гораздо сильнее сочувствия. Война подбиралась к нему вплотную, и он смотрел в её прекрасное, холодное лицо. Фольтест назвал его сыном. Темерия была его матерью. Его дочь сражалась с ним плечом к плечу. Этого было достаточно.

А потом умер король.

И в его жизнь ворвался Геральт из Ривии, большой поклонник нейтралитетов разной степени ушлости и борец с монстрами и невидимыми мельницами. Дорога привела их во Флотзам, свела Вернона с игроманом краснолюдом и звездой эстрады с манией величия — как они оказались на передовой, никто так и не понял. Геральт уверял, что он здесь не причем, но его хитрые глаза говорили об обратном. Куда бы ведьмак не пошел, за ним неизбежно следовали проблемы, и Роше этим даже проникся. Решающим аргументом для того, чтобы подписаться на него в твиттере, был дробовик.

Флотзам стал большим кровавым пятном и ноющей гематомой.

Флотзам подложил ему бомбу замедленного действия.

Вернон оглядывается на Иорвета и кривит губы в ухмылке. У судьбы отвратительное чувство юмора.

На все социальные сети и фан-аккаунты эльфа он подписался в тот же вечер после встречи с ним. И жадно выхватывал любой информационный след, в надежде, что это поможет ему узнать слабые стороны врага. У него не было слабых сторон. Вернон скрипел зубами и обходил стороной лес вокруг города.

В Вергене от него сбежал Геральт. Сомнения тогда уже плотно обосновались в душе у командира, и растущее уважение к Саскии только укореняло их глубже. Предательство ведьмака было очередным гвоздём в гроб его веры в борьбу.

Мирная жизнь без расовой сегрегации? Запишите его. Роше теперь главный поклонник всего прогрессивного и эльфского. Он обхватывает голову руками и беззвучно плачет. Имя каждого побежденного командира белок он хранит у себя в голове. Он смотрел им в глаза.

После Лок-Муинне случилось затишье. Они с отрядом решили обосноваться в вольном Новиграде — в городе, где не было войны и ненависти. Но они как будто бы принесли её туда — вольных нравов города хватило на несколько лет. За эти мирные несколько лет случилась одна примечательная вещь: информационная война с участием Скоятаэлей. Слух о том, что Иорвет тоже оставил партизанские замашки и перебрался в район нелюдей, никак не взволновал Роше. Разве что соцсети он стал просматривать чаще, чем раз в день. А вот недавнее прибытие ведьмака в город он встретил с гораздо большим энтузиазмом и нескончаемым потоком обсценной лексики. Если темерский спецназ, несмотря на слово «безопасность» в названии, таскал с собой войну, Геральт приносил целую кучу дурных вестей, запах смерти и склад оружия.

И, разумеется, криминал. Хотя Новиград и без него справлялся и генерировал преступность чаще, чем Роше пил кофе, а ведьмачьи друзья — певец и любитель казино — вляпывались в нелегальщину с завидной периодичностью.

Геральт снова собрал вокруг себя маргинальную компанию. Вернон даже стал уважать его чуть больше.

Иорвет тихо кашляет позади — будто учуяв, что человек закончил структурировать документалистику и готов скатиться в страшную безнадегу.

— Думаешь? — он с интересом подбирается ближе и смотрит на Вернона, подпирая голову кулаком.

— Пытаюсь. — ответ выходит сухим и холодным. Вернону хочется быть обходительнее, и, возможно, нежнее. Хочется быть лучше, чем он есть, не спугнуть и не оттолкнуть что-то новое. Он в себе не может разобраться, и это рвет на части.

— Не можешь себе простить, да? Я имею в виду, это же наверняка предательство. Я тоже об этом думаю. Очень часто. Каждый раз смотрю на тебя и думаю, как один dhoine посмел меня разубедить? Как это возможно, чтобы я был похож на кого-то из людей так сильно, как не был похож ни на одного эльфа?

— Что со мной? — жалобно спрашивает Роше, поворачиваясь к Иорвету. У того влажные глаза, и он прикрывает их, стесняясь. — Что же со мной такое?

Эльф утыкается лбом в его плечо и шелестит простыней.

— Я не знаю, что нам делать с этим, правда не знаю. Всё, что мы годами испытывали, все обещания, которые мы дали на основе чужих убеждений, — он тихо, но твердо складывает слова в предложения, подолгу раздумывая над каждым, — сейчас обесценились. Наша борьба была напрасна, так нам теперь кажется. Но, знаешь что, человек?

Это слово впервые звучит так влюблённо.

— Что? — Вернон сидит неподвижно, и внутри у него ничего не клокочет. Он внимательно слушает и старается прогнать все гнетущие мысли.

— Мы всё можем исправить сейчас, понимаешь? Этот шанс… возможно, он последний, и это будет сродни искуплению. Наши души воспрянут, — Иорвет отдается своему потоку сознания, как это обыкновенно случается при преданных слушателях. С чего он взял, что Роше намерен это терпеть — неясно. Для него сейчас предпочтительнее съехать с темы как можно быстрее, пока у эльфа не проснулся его психотерапевтический талант, который, если честно, ему иногда стоило бы засунуть себе в зад. Но вот беда: он вообще не умел останавливаться.

— Херни-то не неси, какие души? Лучше достань свою свистелку…

— Флейту.

— Свистелку… и сыграй мне.

Иорвет повинуется.

— Только не гимн Темерии. Сейчас будешь слушать моё авторское. Называется «Смерть диктатора».

Вернон хохочет, запрокидывая голову.

Звуки флейты поднимают на ноги всех остальных.

Сообщение Геральта портит им настроение на ближайшие сутки.

***</p>

Шани хмурит тонкие брови и фыркает с недоверием, рассматривая побитого ведьмака:

— Тяжёлый денёк, Геральт? — надавливает ему на ребра с садистским удовольствием, видимо, проверяя, держится ли там ещё что-то. Глаза у неё горят каким-то огоньком исследовательского интереса и немного старой обидой. Стоило тогда перед ней извиниться, наверное.

— У меня вся жизнь такая, госпожа целительница. Полная лишений и разочарований. — Это заявление вызывает еще одну улыбку и тычок под ребра. Волк недовольно шипит, и Шани примирительно поднимает руки.

— Лучше скажи, во что вы опять вляпались, и я, так уж и быть, буду с тобой нежна. — Кончик иглы исчезает под кожей, проникая в вену.

— В дела государственной важности. — Геральт равнодушно расстается с, кажется, последними каплями крови. Он просит медичку сделать пометку о том, что вместо любых биологических жидкостей он сейчас напичкан эликсирами, которые могут значительно исказить все результаты лабораторных исследований. Та на это заявление только отмахивается, мол, может отличить клетки тромбоцитов от «Ласточки».

— В дела кровавой влажности, — передразнивает Шани, и он слышит в этих словах отголоски манер Талера. Служба штатным военным доктором у «полосок» влияет на неё плохо. — Затащи вашего придурковатого эльфа на плановый осмотр, и я, так уж и быть, прощу тебе гибель Редании.

Геральт хмурится, зажимая ватку, и с хрустом отрывает приличный кусок бинта.

— Редания ещё жива, женщина.