Глава VI (1/2)

Геральт и Йеннифер часто спорили. Йеннифер была темпераментной и раздражительной, а её склонность к доминированию порой переходила все границы. Геральт вообще не хотел с ней спорить: он предпочитал быть счастливым, а не правым. Но иногда, когда ей нужно было выпустить пар, он подхватывал эту игру.

Йеннифер сложила руки на груди. От нее искрило, и это был действительно плохой знак. Геральт закрыл сейф, перед этим положив туда винтовку.

— Пахнет проблемами, — из-за угла высунулась Цири, жестами пытаясь изобразить, что именно сделает её мать с отцом. Геральт вздохнул и прошел на кухню, специально проигнорировав жену, которая стояла прямо на его пути. Такой наглости она не вытерпела бы никогда, и ведьмак это знал.

— Геральт из Ривии. Белый волк. Легендарный охотник на монстров, обитающих в сточных канавах и канализациях. Семейный психолог Вернона Роше и его эльфа. И ужасный муж, ко всему прочему!

— Йен, дорогая, я спасаю страну.

Цирилла скептически фыркнула. Это было скверным знаком, и Геральт шепотом ругнулся.

— Да эта твоя страна, старый дурак, может в любой момент погибнуть от Белого хлада, — Йеннифер смягчилась. Ее всегда умиляла наивность мужа. Особенно в тех вопросах, которые касались магии и чего-то неизведанного.

— Не подумал. — Согласился Геральт и положил себе на тарелку половину фазана.

— Ты вообще редко применяешь этот навык. — Цири вздохнула, протягивая ему блюдо с овощами на гриле. Йеннифер опустилась на стул с несравненной грацией и бокалом красного вина.

— Это из моей туссентской коллекции? — Вежливо поинтересовался ведьмак, удостоившись предупредительного взгляда магички. — Да я же не упрекаю!

Йен поджала губы. На дальнейшие пререкания у неё не нашлось ни сил, ни настроения: весь день она проверяла почту и принимала долги от студенток. От усталости появилась раздражительность, которую Геральт сначала принял за характерную для его жены злость. В случае упадка вспышки гнева у Йен были недолгими и невнятными. Несколько глотков вина вполне могли вернуть ей привычное язвительное (но благосклонное! — напомнил себе ведьмак) настроение. Цири поглядела на экран уведомлений и сочла одно из сообщений невероятно забавным.

— Эльф? — Геральт напрягся, приготовившись играть роль отца. Она удавалась ему легко, когда Цирилла одевалась не по погоде или переписывалась со своим наставником слишком долго. О пристойной длительности разговоров с преподавателями он узнал от жены, и следил теперь, чтобы его дочь и её эльф попадали в регламент. Конечно, в итоге он не предпринимал ничего, оставляя девушке выбор. Просто ворчал: долго, нудно и втайне от дочери, предпочитая изводить этим Йен.

— У тебя у самого эльфов целая свора, — ядовито ухмыльнулась Йеннифер. — Нет ничего странного в том, что кровь львенка тоже взывает к сомнительным личностям.

— Он не сомнительная личность! Он Знающий!

Геральт расхохотался:

— Погоди, тот самый Знающий, которому я порекомендовал дорисовать члены на какой-то важной исторической находке? Он буквально украсил первобытные наскальные рисунки фаллосами.

Магичка поморщилась, скрывая довольную улыбку. Цири удивилась и тут же набрала сообщение. После очередного уведомления она удивилась еще сильнее.

— Дерьмо, — она с недоверием посмотрела на отца. — Не, реально дерьмо. Он тэгнул важнейший памятник эпохи мезолита членами. Он обучал меня азам перемещений во времени. И он испортил всем адепткам Аретузы сканирование плиты с изображением охоты на медведя.

— Скажи спасибо, что он не добрался до Скеллиге. Иначе конунги скрадывали бы оленей с пенисами наперевес. — Йеннифер рассмеялась абсурдности этой мысли. Геральт понимающе покивал, чокаясь с ней. — Кстати, об эльфах…

— Прочитай мои мысли и улови все моё нежелание говорить про Иорвета.

— Уже, дорогой, потому и интересуюсь, — она подмигнула дочери.

— Иорвет везде наследил. В его ситуации поможет только исчезновение. Хотя он способен испоганить даже собственную смерть. Они с Верноном друг друга стоят. Сегодня им надоело это отрицать.

— Наконец-то! — Цири хлопнула в ладоши. — Лютик и Золтан проиграли круглую сумму; они побились об заклад, что эта битва будет вечной.

— Поэтично, — отметила Йен, — в духе трубадура. А этих двоих дуралеев можно только поздравить с очередной головной болью.

Йеннифер лучше остальных понимала, что происходит, когда люди идут на поводу у своих желаний. Но и она не посмела бы лишить Вернона возможности получить то, чего он жаждал так сильно. Потому что Роше больше ничего не желал: и когда он наконец позволил себе личный интерес, он выбрал самый катастрофический вариант из всех существующих.

Он выбрал того, кто никогда не будет принадлежать никому.

Йеннифер знала таких людей. Она жила с таким человеком. И он никогда — до этого момента — не был полностью её. А она мечтала обладать им, кажется, уже вечность, и её любовь походила на удавку. Геральт не был зверьком, на которого можно накинуть ошейник: в его сердце всегда было много женщин, и она с этим свыклась. Она тоже не была святой и верной.

Сейчас она принадлежала только ему, а он — только ей, но она понимала Вернона.

И обиднее всего ей было осознавать, что Вернон нашел то, что долго искал, а Иорвет потерял то немногое, что имел.

Он потерял выбор.

Потому что его выходящая за рамки симпатия вытеснила все, что у него было.

Йеннифер бы убила за ведьмака — в этом она не сомневалась. А он скорее убил бы себя, чтобы доказать, что может принимать решения самостоятельно.

Она уже знала, что похожа на Роше. И надеялась, что Иорвет не так уж и сильно похож на Геральта.

***</p>

Саския определённо намеревалась выиграть его в гляделки. Иорвет чувствовал себя измазанным в её взгляде от ушей и до пят, её колкие глаза были везде. Кажется, даже под кожей. Стены старой и по-особенному родной кухни давили, наступали излишней теплотой и душили ароматом чая. Эльф не хотел чая. Драконица уже прошлась по его симпатии к Вернону Роше, по братским чувствам Киарана к Бьянке и по безобразному промаху с людьми Тесака, чей заместитель теперь бомбил её заместителя — Иорвет был неприятно удивлен, что правой рукой Саскии в деловой среде теперь был какой-то изворотливый низушек. Девушка отмахнулась и сказала, что ценит эльфа явно не за дипломатические навыки.

Это хотя бы было честно. Подобно Роше, Иорвета держали подле себя не ради сладких речей. Их наделили способностью карать огнем и мечом. Они сами позволили заковать себя в эти цепи — позволили сделать себя такими.

Сначала это было приятно. Сначала была война, и без генералов — и без палачей — нельзя было обойтись ни одному монарху. Но война закончилась, а звания остались.

К несчастью, только они и остались.

Иорвет понимал теперь, как себя ощущает Роше, когда его каждый раз тыкают носом в широкий круг его полномочий. Убийства, пытки, допросы с пристрастием, ловушки, погони, капканы — этого было предостаточно. Генералам и палачам подобает этим гордиться. Особенно когда они бездумно выполняют приказы своих хозяев. Но эти времена ушли — и ушло время, когда можно было не думать.

Иорвет смотрел в стену и размышлял о том, чего он себя лишил. О том, чему он уже никогда не научится.

— Филиппа Эйльхарт не должна умереть, — голос Саэсентессис дрогнул, а пальцы прижались к подлокотнику в удерживающем жесте. — Она нужна мне живой.

Иорвету начало казаться, что у драконицы воистину развился стокгольмский синдром со всеми вытекающими. Он выждал некоторое время, чтобы она снизошла до объяснений, не похожих на что-то такое. Не напоминающих травму.

— Она нужна мне коленопреклонной. Не выживет без вергенского протектората. И подле меня, — Саския сощурила непривычно злые глаза, — подле меня у неё есть шанс. А у меня будет век, чтобы наслаждаться её падением.

— Мило. — Он прочистил горло и открутил крышку фляги. Запах чая сводил его с ума. — Но бессмысленно.

— Придворная чародейка, — выгнула бровь в ответ на выпад Иорвета, — не может быть бессмысленной.

— Она хочет Цириллу.

Мучильня обожгла горло. Сердце Иорвета стучало аккурат под подбородком. Саския прикрыла глаза и обречённо вздохнула. Отхлебнула чай и расслабила плечи.

— Филиппа — это имидж. Путь к величию. Это наш счастливый билет. Впрочем, если она умрет, я не буду сильно расстроена. Скорее даже, я буду очень счастлива. Но живой она полезнее.

— Она не стоит этого, — Иорвет неопределенно указал на всю Саэсентессис. Намекая на то, что дракон, сидящий где-то внутри, будет подчинен чародейкой. Будет неуправляем в руках концентрированного безумия и жажды всего. Саския не ведала, что Филиппа нуждалась в ней сильнее, чем она нуждалась в Филиппе. Эйльхарт хотела того, чего у неё еще не было. Дракона и королеву пространства и времени.

— Я знаю. Но… она может быть хорошей. — Он подумал, что ослышался. Его милая рациональная бывшая девушка не могла сказать большего бреда. Но. Она сказала. Мучильня плескалась на дне металлической бутылки одиноким глотком. Иорвет не мог ничего противопоставить вере.

— Я не знаю. — И он действительно имел это в виду. Он даже не представлял. Ему до отвращения не хотелось понимать, потому что Саския и её надежда навалились огромным валуном и перекрыли пути отступления. — Я не знаю, моя валькирия. Но если у меня будет возможность, я убью эту суку.

Саския печально улыбнулась, повертев в ладони гладкое перо. В глазах читалась тоска. Она хотела изменить весь мир.

Она хотела верить в хорошее.

Но в некоторых людях просто не было ничего хорошего.

— Так заметно? — она тихонько рассмеялась. Такую горечь в её мелодичном смехе он слышал всего несколько раз. И всегда — всегда — речь шла о нем. — Наверное, это тревожный звоночек.

— Тебя тянет на злодеев, — Иорвет понимающе улыбнулся, взяв её руки в свои. — И манипуляторов.

— Возможно, тебе действительно стоит её убить. — В голосе звучало смирение и какая-то детская обида.

— Всё, на что я способен, валькирия, — принести тебе её голову.

Он сам создал себя таким — Саскии всего лишь нужны были услуги палача. Он знал, что не прыгнет выше головы: единственное, что ему удавалось отлично — это убийства. Иронично, что он продолжал всех убеждать, что разумные создания никогда не рождаются со склонностью к насилию, а дети не желают причинять боль, пока их этому не научат. Иорвет теперь догадывался, что был создан для этого. Это было его предназначением. Не думать. Не жалеть. Не сочувствовать. Выполнять то, что велено. Просто убивать. Пока не убьют его.

Температура в комнате упала на несколько градусов. Саския проглотила спазм и сдержалась. Звук рождался в горле и клокотал на кончике языка.

Волосы у Иорвета встали дыбом.

— Так принеси.

Он не смел ослушаться приказа.

</p>

***</p>

Бьянка хмурится, глядя на Киарана. Киаран смотрит на Мориль, Мориль — пялится на Тринадцатого. Цепочка взглядов замыкается, когда Седрик оборачивается к Бьянке.

— В отделении еще никогда не было такой толпы, — хмуро замечает дежурный участковый. Эльфы ему не по душе, потому что эльфы, если честно, никому не по душе, но мириться приходится.

— Вас Иорвет отправил за мной? — Вэс обращается к Киарану, единственному из шайки, кому хоть немного доверяет. Это, конечно, враньё — она бы доверила ему свою жизнь, но признаться в таком тяжелее, чем кажется.

— Угу. — отвечает за него Мориль, накручивая на палец прядь растрепанных волос. У неё маллет — идет ей невообразимо, миндалевидные глаза прикрыты, а уши совсем спрятались под прической, но эльфское нутро так просто не спрятать. Она непривычно высока для человека, и острые черты ее лица так выразительны, что трудно отвести взгляд. — Папочка волнуется.

— Класс. — Бьянка отдает кипу документов дежурному, оборачиваясь через плечо и криво улыбаясь девушке. — Папочка зол.

Седрик вздыхает, покачиваясь на пятках — бюрократия кажется ему утомительной. От него за милю смердит машинным маслом и чем-то горьким. Бьянка надеется, что участковый полицейский принюхиваться не будет: иначе им придётся торчать здесь еще и из-за оформления Седрика.

— Долго еще? — последний уточняет у потолка.

— Порядочно. С этим дерьмом работы больше, чем с завещанием Фольтеста. — Бьянка ухмыляется, наблюдая, как вытягиваются лица эльфов.

Тринадцатый позволяет себе смешок. Его приятно поражают скоятаэли: он слишком молод и полон юношеского идеализма, чтобы относиться к ним предвзято. Он учился в лучшем темерском университете, и среди студентов ему попадались и эльфы из Дол Блатанны. Им выделялись гранты, поэтому каждый из них был умнее многих его преподавателей. Белки были бандитами и имели не лучшую репутацию, но лично он не был с ними знаком. До этого дня. Тринадцатому нравится, что они превзошли его ожидания.

— Чего вы так удивлены? Мы шли в команду Роше за идею и командира, и король нас мало волновал. Это Вернон был на нем помешан. Да вся наша миссия по обеспечению безопасности Темерии вращалась вокруг Фольтеста только потому, что Фольтест был почти приемным отцом главе службы. А Вернон нас подобрал, как собак, во времена своей партизанской деятельности, поэтому и верность наша такая: собачья. Жизнь, конечно, тоже, но я не жалуюсь.

Мориль грызет ноготь на мизинце: стоять ровно и спокойно ей не под силу. По эльфским меркам она молода, поэтому Бьянке кажется ближе остальных по духу. Участковый неспешно осматривает документы и набирает кому-то сообщение.

— Вообще-то, вы можете идти. Раньше завтрашнего дня все равно новостей не будет. Недовольных разогнали?

Киаран кривится.

— Успокоили. — надменно поправляет.

— Ну-ну. — дежурный оценивает их компанию, впервые смотря на них внимательно, а не вскользь. Принюхивается — и Седрик мгновенно напускает на себя безразличный вид, стараясь исчезнуть. Полицейский чихает, но, кажется, не замечает ничего предосудительного. Взгляд у него неприязненный, глаза рыбьи, а пальцы абсурдно толстоваты. Бьянку всегда удивляло, как такие мужчины позволяют себе оценивать других и диктовать им, что делать. По положению она явно выше, чем он — и она уверена, что ему это тоже известно. Но ей физически некомфортно от взгляда этого мужика и от его огромного эго, которое мешает ей дышать свободно.

Выходя из отделения, она в последний раз оборачивается на него: он пьет чай из огромной кружки, тупо пялясь в компьютер и щелкая мышкой: играет в сапера. Таких не берут на операции, держат просто для бумажной работы. До неё доносится его бормотание, по-видимому, бесконтрольное. Что-то про то, что женщинам в таких делах не место. Острый слух Мориль тоже улавливает эти слова, и она подходит ближе, ни к кому конкретному не обращаясь:

— Неужели этот dhoine считает себя полезнее Бьянки? Уморительно.

— Смени тему. — Откликается Тринадцатый. — Так ваш с Бьянкой разговор хотя бы пройдет тест Бехдель.