17. вырву твоё сердце целиком и сразу (2/2)

— Витрэктомию назначим на восемь утра, после этого придётся походить пару недель с повязкой, чтобы не травмировать сетчатку. На этом всё. — Я поджимаю уголки губ, ожидая, пока останусь в палате одна, после чего откидываюсь на подушку, устало вздыхая. Как же мне хотелось просто полежать в ванной и свариться там в кипятке.

***</p>

sound: tv girl — not allowed

Штаны измазаны в крови и грязи, в пору бы их выкинуть, но мне они слишком нравились, поэтому я только брезгливо морщу нос, стаскивая их с себя и складывая в пакет в надежде позже отстирать. Пижама, которую мама принесла с собой, пахнет ополаскивателем, а я чувствую, что готова разреветься от жалости к себе. Глупая и ничтожная, полезла туда, куда не следовало, получив взамен на свою дерзость удар исподтишка. Злость на Коко и Инуи сменяется мыслями, что виновата в этой ситуации только я сама. Становится даже как-то стыдно за всё то, что я вывалила на Сейшу, но возвращаться обратно в тот момент не хотелось. Единственное, чего хотелось точно, так это больше никогда не влезать в нечто подобное. Я не была создана для этого и никогда не буду вариться в чём-то таком. С другой стороны, как я могу сказать об этом? Трусихой в глазах других быть не хотелось, уж если кто и может так называть меня, так это я сама.

Стук в дверь ненавязчивый и тихий, я прокашливаюсь, чтобы сказать «Войдите». В горле какой-то ком из желчи. Риндо закрывает дверь, садясь на койку и подтягивая мои ноги к себе. Он закидывает их на свои колени, закатывает ткань пижамных штанов, пальцами проходясь от щиколоток и заканчивая бедром. Взгляд у него какой-то печальный, от чего мне самой становиться как-то тоскливо и тяжело, будто что-то давит на диафрагму.

— Расскажешь мне, что произошло? — я киваю, складывая руки вместе. Слегка нервничаю, а потому периодически прокашливаюсь, но то, как его руки скользят по моим ногам, очень успокаивает. Моя речь не затягивается надолго, уже минут семь спустя я заканчиваю в ожидании вердикта. — Я рад, что всё закончилось более-менее хорошо. Может, мне стоит поговорить с теми, кто это сделал? Сказать, что не нельзя трогать принадлежащее мне?

— Не нужно. Всё хорошо. — я приподнимаюсь для того, чтобы положить руку на его щеку, оглаживаю пальцем кожу с еле заметными родинками. Привстаю чуть больше, чтобы удобно сесть на него сверху, выгибаю спину, когда Риндо кладёт руку на мою поясницу, из-за чего чувствую тягучее ощущение в нижней части живота.

Куда бы он не дотронулся, что бы он не сделал, я буду ощущать себя мороженым, случайно забытым на улице в летний зной. Зарываюсь носом в его волосы, чувствую яркий аромат шампуня и его личного запаха, которого больше нет ни у кого. Мои ладони на его щеках, я смазано целую его в губы, погружаясь в это чувство глубже, чем следовало бы. Напирать на него непривычно, непривычно тянуться вперёд и заставлять его откидывать голову назад, я привстаю на коленях, оказываясь выше него, хватаю его за подбородок, не позволяя увернуться от меня и моих губ.

Сделай он это, и я растворюсь, исчезну, моё тело разложится на углероды, белки и жиры, и ничего от меня не останется, ни капельки, ни пылинки. Сколько времени я просидела один на один с собой, задавая один и тот же вопрос из раза в раз — как я должна вести себя, что должна чувствовать и как выражать эти чувства с другими людьми. Сейчас я знала, что должна была делать и как думать, всё было филигранно выведено где-то в подкорке и в одной из четырёх камер сердца. Рукой пробираюсь под его толстовку, ногтями провожу по торсу, карабкаясь всё выше и выше, целясь к трепыхающемуся сердцу.

— Стой. Пожалуйста, остановись. — но я не хочу, почему он этого не понимает? Следовать его просьбе не хочется, оторваться от него равносильно пытке, сладкой муке, целую его сильнее, закусывая зубами нижнюю губу и отодвигаюсь с громким звуком. Он скользит языком по мелкой ране, вынуждая меня вновь прильнуть к нему, проводя языком и избавляя его от крови. Риндо тянется рукой ко мне, пальцы скользят сквозь пряди волос. — Ты знаешь, что такое космологический принцип? Пространство в поле зрения расширяется, концентрируя внимание в центре. Но где он находится? Везде. Не важно, где именно ты находишься, все будет отдаляться от тебя с одинаковой скоростью. Вселенная расширяется так, будто ты на поверхности воздушного шара. На нём не будет никакого центра, все будет отдаляться с одинаковой скоростью. Любая выбранная точка в прошлом и настоящем будет становится центром, но никогда не соединится с другой. Понимаешь, к чему я веду?

— Я никогда не считала себя дурой, но, если честно, то не особо. — скольжу руками по его телу, пока он смотрит на меня, поджимая губы. В его глазах ледяная корка, морозящая и меня. Становится неуютно, холодно и тяжело. Сверху давит бетонная плита, грозясь сломать позвоночник. Пересаживаюсь с его колен на кровать, поджимая ноги под себя. Хайтани садится полубоком, смотря так, будто я маленький ребёнок.

— Если следовать космологическому принципу, то центр твоей вселенной — ты. Не я, а ты. Понимаешь? — он берёт мои руки в свои, держит их излишне бережно, смотря прямо в мои глаза. Я качаю головой, ожидая больших объяснений. Рин вздыхает и на пару секунд закрывает веки. — В последнее время всё стало… сложнее. Ты будто помешалась. Ревность, жажда внимания, обиды. Раньше всё было… проще? Ты была собой, такой, какой и понравилась мне. Не навязывалась, говорила в лицо то, что думаешь, а сейчас тебя стало много. От тебя душно и вязко, ты не похожа на ту себя, что была в начале. Ты сделала меня центром своей вселенной, зациклилась на мне, но я влюбился не в это.

sound: oh wonder — shark

— К чему ты ведёшь? — я сглатываю желчь, совсем не чувствуя своих ладоней в его руках, их явно мелко потряхивает, раз Риндо сжимает их чуть крепче, чем раньше. Мне страшно. Стараюсь глубоко дышать, но получается как-то хуёво. Я знала, к чему он ведёт. Конечно, я знала, будто бы это было впервые. Только впервые я оказалась на противоположной стороне. Хотелось думать, что он шутит, пытается как-то поднять мне настроение, как он делал раньше. Он глубоко вздыхает, поднося мою ладонь к лицу и коротко её целуя.

— Я хочу расстаться. Это не ты. Я не хочу, чтобы твой мир крутился вокруг меня, хочу чтобы мы были отдельными людьми с отдельными жизнями. Я… уже завёз твои вещи тебе домой. Там и узнал, что ты тут, твоей матери позвонили при мне. Мне не хотелось, чтобы это произошло так, но это ради твоего же блага. — Меня сильно трясёт, настолько, что хочется выблевать всё, что было внутри меня. Ноги подгибаются, когда я встаю, чтобы подойти к окну. За ним всё так же ничего, внутри меня сейчас — тоже.

— О каком благе ты говоришь? Если ты… если ты меня бросишь, я умру. Сброшусь, повешусь, блять, вены порежу. — Нервно оборачиваюсь к нему, складывая руки на груди и вскидывая подбородок, смотрю прямо ему в глаза, ожидая, когда он скажет, что передумает. Он же должен так сказать.

— Манипуляции, особенно такие дешёвые, тебе не идут. Я знаю тебя и знаю, что ты не сделаешь этого. Просто прими это и займись своей жизнью. Встречайся с друзьями, закончи школу, поступи в университет и роди ребёнка. Ну или брось всё, уезжай и не оставляй никакой записки. Просто живи, принцесса. Живи, а не существуй. — Он подходит ко мне осторожно, притягивает к себе и обнимает, я зарываюсь носом в его толстовку, ощущая, как подступают слёзы. Они бегут по щекам, образовывая дельту Амазонки, и тут же впитываются в чёрную ткань.

— Но я не хочу так. Пожалуйста, Риндо, не бросай меня. Пожалуйста. — Десятки злоебучих «пожалуйста» вылетают из моего рта, я прижимаюсь к нему ещё крепче; надеюсь, что так он не отпустит меня. Надежда всё ещё теплилась внутри, но с каждой секундой тухла, оставляя лишь золу да пепел.

— Прости. — Рин не произносит больше ничего, поднимает моё лицо руками, большим пальцем смахивая тяжёлые капли. Нежный поцелуй обжигает уста, и я бы отдала все, чтобы он не оказался последним. Загвоздка была в том, что у меня не было ничего. Он отходит назад, всё ещё смотря на меня, наверняка опасаясь моей истерики и звонких пощёчин. Я хотела, но не могла. Тело в нужный момент застыло, заставляя ощущать себя так, будто меня пригвоздило к полу.

— Пожалуйста, не бросай меня. — Слова разбиваются о закрытую дверь, и я падаю прямо на дно. Очередная порция рыданий разносится по палате, и я не могу сказать, сколько так просидела. Просто в какой-то момент слёз не остаётся, а рот открывается в паническом припадке.

Кажется, будто я не могу дышать. Лицо немеет и жжётся до такой степени, что я начинаю бить себя по щекам, лишь бы убрать эту неистовую дрожь и судорогу. Панические атаки случались не часто, и я просто не знала что делать, кроме убогих попыток дышать. Я больше нихуя не знала. Пальцы продираются сквозь пряди к коже головы, тело накреняется вперёд, а я погибаю морально.