Глава 11. Природная энергия (1/2)
Печати работали на чакре — той самой жиже, которая, со слов дедули, питала людей. Эта жижа вообще оказалась очень крутой! Не зря Наруто её с бульоном сравнивал…
Именно из-за неё дядьки-шиноби умели использовать техники, из-за неё бумажки могли взрываться, из-за неё же Наруто своей красной хреновиной способен был синих человечков видеть.
А потому он с удовольствием приступил к изучению теории чакры, даже несмотря на то, что в названии урока было слово «теория».
Поначалу было даже интересно. В каждом человеке был очаг, который Наруто принимал за большую такую кастрюлю. В неё наливалась духовная энергия, будто бы водичка, и физическая — все остальные ингредиенты. Мясцо там, лучок… всё это перемешивалось, и получался бульон, то есть чакра.
Потом она растекалась по каналами, которые Наруто лапшой называл, и уже по ним по всему телу бегала.
Рецепт рамена из чакры был донельзя прост.
Да только вот то, чему дедуля стал учить позже, такой простотой не блистало.
В один день он дал Наруто листочек и сказал положить его на лоб, да сделать так, чтобы тот не упал.
Дедуля сказал, что это — первое задание на концентрацию, но подсказок никаких не дал. Сказал, что Наруто сам почувствовать должен, а иначе ничего не выйдет.
Неделя попыток потребовалась. Неделя попыток понять, как этот чёртов листок удержать на лбу-то!
Первым, самым простым вариантом было просто лечь. Тогда листок-то уж точно не мог упасть, но дедуля сказал, что это не считается. Потом Наруто решил достать где-нибудь клей.
«Шиноби ведь обязан был быть хитрым, да?» — тогда думал он.
Но когда Наруто поделился своей идеей с Мизукаге, то получил лишь полный недоумения взгляд да пару едких реплик. Пришлось принять наконец тот факт, что единственным способом решить головоломку было сидеть в тишине и покое и пытаться, видимо, силой мысли удержать этот чёртов листок.
Ну, Наруто и пытался.
Пытался долго, нудно, почти семь дней корпел. Много раз хотел всё бросить, однако в один момент прозрел. Почувствовал что-то в глубине себя, какое-то тепло. Ну и направил это тепло к листку.
Впервые листок удержался и не упал. Наруто обрадовался, хотел было вскочить и показать Мизукаге, но тепло вдруг куда-то исчезло, будто его никогда и не было. А листок на земле оказался.
Дедуля поведал: упражнение это было нужно для того, чтобы научить управлять чакрой. Тем теплом, которое Наруто почувствовал, когда листочек удерживал. Чакра ведь была в каждом живом существе, но контролировать её умели лишь немногие.
Отчасти этим шиноби и отличались от обычных людей.
До сих пор Наруто тренировался с листочком — с каждым разом удерживать его получалось всё дольше и дольше, но ему совсем не нравилось то, что делать что-то параллельно не выходило. Ведь как только что-то отвлекало — листок летел на землю, а тёплое ощущение тока чакры проходило.
Мизукаге рассказал, что это нормально. Что он и сам с этим сталкивался, когда начинал контролю учиться. А ниндзюцу применять он и вовсе смог только месяц назад, мол, настолько всё сложно.
Наруто расстроился немного, но быстро понял, что сдаваться — это не его путь. Уж слишком сильно нравились ему крутые техники, чтобы отчаиваться так рано.
Тем более, чакра нужна была и для фуиндзюцу. По сути она питала все разные штуки, благодаря которым печати так круто работали. А штуки сами по себе состояли из написанных специальными чернилами символов.
Дедуля сказал, что символы эти нужны были, чтобы направлять чакру по определённым путям. Потому назывались они чернильными направляющими. Направляющие, да и печати в целом, создавались для того, чтобы долго использовать техники, требующие огромного контроля. И чем более сложная и крутая техника планировалась, тем больше была структура. Символы объединялись в группы, группы — в массивы, а массивы соединялись между собой и образовывали печать.
Пока что Наруто не особо понимал, что для чего нужно, однако, со слов Мизукаге, особого понимания пока что и не требовалось. Нужно было чертить, учить символы и пытаться сделать что-то простое. Вот он и пытался. Жаль, что пока не особо успешно.
— Опять! — вскочил Наруто, когда очередная его печать разбрызгала чернила по всему полу вокруг.
Одежда оказалась заляпана, и так чернющие руки стали ещё более чёрными. Казалось бы, куда уж сильнее, но с каждым провалом выяснялось, что предел по чумазости не достигнут.
— Что теперь? — спросил Мизукаге, сидящий в другом конце комнаты и рисующий что-то своё.
У него-то печати не взрывались…
— А я знаю?! — возмутился Наруто, а затем со всей злостью наступил на испорченный листок. — Почему ты не работаешь, печать сраная?!
Он поглядел на испачканную бумагу несколько секунд, а потом, надувшись и сложив руки на груди, снова уселся на пол.
Облом. Несколько дней уже он пытался нарисовать печать и всегда что-то не выходило. Мизукаге всё гораздо быстрее схватывал, среди учебных печатей он начертил целых три, пока Наруто всё с первой разбирался.
В чём же была причина неудач?..
***</p>
Гнетущая тишина тонула в гуле ветра, медленно-медленно снизу поднимался тёмно-синий туман. Он заполнял сотканное из самой тьмы пространство, и отдельные его потоки обволакивали тело, проникали в уши, ноздри.
Душили будто.
«Где я?» — подумал Кичиро.
Бескрайнее место с чёрным-чёрным горизонтом предстало глазам после пробуждения. Не шелохнуться здесь, не двинуться. Руки и ноги сжимает металл — оттягивает их наверх и в стороны, будто намереваясь оторвать от тела.
Но боли нет. Только тяжесть и страх — постоянно преследующее ощущение подходящей всё ближе и ближе смерти.
— Гендзюцу… — одними губами произнес Кичиро.
— Хм-м, определённо, — ответило ему что-то.
Оно звучало в этой тьме, будто из каждой частички всё поднимающегося тумана. Не имело ни тембра, ни интонации, ни эмоций не показывало. А если и показывало — Кичиро уже забыл, какие.
Память в этом месте тоже иначе работала.
— Кто ты? — спросил он, пытаясь сохранять спокойствие.
«Это всего лишь гендзюцу, всего лишь… — подумал Кичиро. — Нужно прогнать немного чакры и сбить иллюзию… Только и всего».
Но тело не способно было среагировать: оно не двигалось.
Из тумана медленно формировался силуэт. Чёрный, плотный, он с каждой секундой приобретал всё более чёткие очертания. Синева ими становилась — она пыталась подчинить всю тьму и загоняла её внутрь, будто в клетку. Но свободолюбивые потоки вырывались, и очертания, пытаясь их догнать, искажались и кривились.
— Ты не вырвешься, — сказал силуэт. И голос его, будто бы отражаясь от невидимых стен, приобрёл эхо.
Тьма повторяла за ним.
— Да?.. — возмутился Кичиро. Его собственный голос звучал глухо, жалко. И даже эхом окружающая тьма сочла ненужным такому голосу поддакивать. — Кто ты такой?! — он попытался сказать громче, крикнуть, завопить даже.
Но силуэт не ответил — лишь руку поднял. Синий туман пополз наверх, в небеса этого тёмного мира. Зашумел вдруг металл, и тонкие-тонкие цепи завились вокруг. Они громыхали и медленно-медленно обвивали тело будто змеи, своими холодными тушами морозя кожу.
Страх сковывал саму душу, а отвратительное чувство безысходности лишало последней надежды. Отсюда не сбежать, не выбраться.
Вокруг лишь пустота да силуэт — единственный живой среди всего мёртвого…
Но он не двигался. Лишь парил во тьме, сам изо тьмы созданный. Ждал, пока цепи сломят волю.
— Прекратите! — воскликнул Кичиро, пытаясь приказать своему наслушавшемуся телу слушаться.
И цепи вдруг замерли.
Подчинённые, они прекратили своё движение и так и застыли. Вдруг так легко стало и спокойно, что Кичиро и позабыл на миг, что не он разумов цепей владелец.
Владелец — силуэт. Палач.
— Не прекращу.
Пропали мигом очертания. Потоки тьмы все вырвались из клетки, растекаясь по округе. Вновь загремел металл.
***</p>
— Проходи, не задерживайся, — послышался грубый голос голос охранника.
— Ага-ага… — фыркнул в ответ Джирайя, забирая только что полученное разрешение на вход.
Он сделал шаг вперёд и по небольшой лестнице прошёл в катакомбы. Серые стены, множество дверей и холодный свет редких ламп — так выглядели подвальные комплексы отдела допросов и пыток.
Порою рядом проходили серые люди. Многие из них приветствовали и почтительно кланялись, другие же проходили мимо, спешащие по своим делам. Все разодетые в свою допросно-пыточную форму. Палачи, в общем-то.
Не любил Джирайя это место. Здесь он всегда чувствовал себя лишним. Да и отношение к местным работникам у него сформировалось специфическое.
Истошный крик послышался из глубины коридора.
«О, мне туда», — подумал Джирайя.
— Нэ-э, сколько ещё ты вытерпишь? Две? Три? — оттуда же донёсся женский голос.
Он наполнен был звонкими игривыми кровожадными нотками, и Джирайя не сомневался, что говорила Анко.
Дверь в нужную допросную оказалась приоткрыта, внутрь комнаты проникала тонкая полоска блеклого света. Джирайя схватился за ручку.
— Эй, Анко-чан, — сказал он и открыл дверь.
— О, Джирайя-сан, — отвлеклась от своей жертвы Анко. В руках она держала небольшую коробочку с заляпанным кровью иглами. — А мы вас ждали.
Проникший в комнату свет целиком объял полностью раздетого мужчину. Он усажен был на деревянный, явно не особо удобный стул, лицо его выражало гримасу боли, на пальцах виднелась кровь.
Джирайя нахмурился.
Наверняка допрашиваемый орал из-за того, что Анко тому иголки под ногти загоняла. Стандартный метод допроса, ещё и не самый жестокий из тех, которые ему доводилось видеть.
— Шлюха ты… — сказанул допрашиваемый. — И выглядишь как шлюха, и пытаешь тоже… как шлюха.
Как писатель Джирайя поймал себя на мысли, что мужик на стуле изображал из себя клишированного пленного. Ироничным казалось, что у него хватало силы воли оскорблениями кидаться.
— Молчи, — холодно бросила Анко. — Иначе после рук я тебе эти иголки в яйца засуну.
— Напугала! — фыркнул тот.
А затем, видимо потеряв всё-таки в себе силы, опустил голову. Жалко его даже было. Он ведь в безысходности оказался: из подвала этого никак не сбежишь. А палачи местные столько методов человека расколоть знали…
Жизнь пленника уже была закончена, лишь страдания теперь его ждали.
— Это кто вообще? — спросил Джирайя.
— А, да так… решили отработать по ячейке Ивы, — пожала плечами Анко.
Вся кровожадность с лица её куда-то исчезла. Она поставила коробку прямо на пол, подошла поближе и на ухо прошептала:
— Если честно, мне как-то даже скучно его пытать…
По спине прошёл неприятный холодок.
— Э-э, — удивился Джирайя. — С чего это?
— Да он не говорит почти ничего, стойкий попался… даже не кричит особо, так, какие-то визги иногда издаёт, — Анко развернулась и в очередной раз взглянула на мужика.
Джирайя вспомнил крик, который слышал в коридоре.
— Да громко кричит вроде… — сказал он и почесал затылок.
Странными казались такие обсуждения, однако Анко и сама по себе была человеком не совсем нормальным. Казалось, что в ней частичка Орочимару жила. Иногда она сидела где-то глубоко, что и не заметишь, а иногда вылезала, да так, что даже мимикой Анко начинала походить на своего учителя.
— У тебя есть минутка? — спросил Джирайя.
— Посылку отработать?
— Ага. Получили её, значит.
— Да-а, — ответила Анко. — Ибики-сан уже занимается.
***</p>
Красная кровь хлестала из его тела. Было больно. Так больно, как никогда раньше, и даже сковавший тело страх на миг отступил пред этим чувством.
Хотелось плакать, кричать и бежать со всех ног. Куда угодно, но подальше от тумана и тьмы. И от голоса этого чёртового, без эмоций, интонаций. Без самой жизни, стоящей за.
Впереди, перед глазами видна была человеческая рука. Та самая, которую сжимали несколькими секундами ранее цепи.
Его рука.
Она парила, подталкиваемая снизу потоками тумана. Едва виднелась кость, облитая красной кровью. Капли с неё капали вниз, постепенно обагряя и туман.
Оттенки медленно сменялись.
В горле стоял ком из страха и отвращения. Хотелось избавиться от него, наконец, но всё не получалось. Вместе с ним наружу лезли внутренности. Становилось тяжко дышать.
— Я могу повторять это сколько угодно… — прошептала тьма на ухо.
Вмиг появилась нужда дёрнуться, обернуться и посмотреть назад. Нужда — не желание — не исполнилась, и в очередной раз стало ясно: тело Кичиро самому Кичиро сейчас не принадлежит.
— Но мы можем всё остановить, — послышалось уже спереди.
Вновь возник тот самый силуэт — снова нечёткое пятно чёрного на фоне успевшего стать фиолетовым тумана.
— Чего ты хочешь?! — воскликнул Кичиро.
Как же было страшно…
Силуэт ступил вперёд. Тьма приобрела контуры, вновь пыталась вырваться из образованной контурной клетки и парила по тьме бескрайней, поднося что-то единственно-материальное во всём этом мире. Ошмётки кожи, мяса… собственная же торчащая прямо из руки кость. Всё это — частичка неслушающегося тела.
Хотелось отвернуть голову, но шея онемела. И лишь взгляд остался подконтролен: глаза двигались. Кичиро посмотрел наверх. Там не было тумана. И света тоже не было.
Казалось, он ослеп.