Должно помнить милость предков в Облачных Глубинах (1/2)

— Не настоящий? — удивленно переспросить Шэнь Юань, хмуря ровные брови. — Что же это тогда?

— Может, массив или иллюзия, — сказал Лянь-Лянь. Он напряженно оглядывался, напрягая меридианы и стараясь почувствовать колебания энергии. — А может и не то, и не другое.

— Теперь, когда Хуа-сюн обратил на это внимание… — задумчиво протянул Ло Бинхэ. — Колебания энергии вокруг стали нестабильными, будто на ее поток что-то воздействует.

— Это не может быть делом рук человека — слишком искусно, — хмуро заключил Шэнь Цзю. Он прикрыл мягкие, словно трепещущие перья ресницы и прислушался к собственным ощущения, посылая вокруг духовную энергию. Юноши еще были слишком слабы, чтобы использовать божественное чутье, но через некоторое время Шэнь Цзю открыл чуть затуманенные глаза и сказал: — Я чувствую границу этого мира, но совсем слабо, будто она постоянно ускользает.

— Нам в любом случае придется двигаться туда, — вздохнул Лянь-Лянь, крутя в руках свой нефритовый жетон Гусу. Перед началом охоты учитель Вэй сказал, что достаточно послать в него лишь каплю духовной энергии, чтобы оповестить старшего о проблеме, но сейчас белый кругляш лежал в руке Лянь-Ляня холодным безжизненным камешком, никак не реагируя на поток его ци.

Юноши опасливо переглянулись, поняв, что не смогут дождаться помощи в ближайшее время, и двинулись за Шэнь Цзю, который уверенно пошел в сторону от цветущей поляны. Стоило молодым людям покинуть ее, как пейзажи вокруг стали меняться словно сцены в уличном театре. Набежавшие облака красного оттенка то вытягивались в небе, то собирались в громыхающие тучи, деревья на глазах от тонких саженцев превращались в вековых гигантов. Будто этот мир больше и не пытался казаться реальным, теперь со всей первозданной яростью кружа вокруг попавших в его сети людей, желая свести их с ума.

За очередным пригорком вдруг оказался пейзаж, что вовсе не вязался с густым лесом прежде и поражал своим видом. Молодые люди замерли, в удивлении широко открыв глаза: в долине внизу лежал Императорский дворец. Высокие каменные стены белого мрамора обнимали павильоны и беседки, скаты крыш были украшены красными и белыми флажками, над изысканной резиденцией с коралловой крышей возвышалась прекрасная пагода, крыша цвета ржавого закатного солнца которой играла радостными бликами. Даже отсюда юноши могли рассмотреть крытые киноварно-красные галереи и роскошные статуи из золота и нефрита, утопающие в цветах персика и магнолий. Кажется, во дворце был праздник — до молодых людей доносилась музыка и гомон толпы, звон и топот колокольчиков и колотушек.

— Неужели мы попали в иллюзию, что создает прекрасные пейзажи? — игриво спросил Шэнь Юань, придя в себя первым. Шэнь Цзю ткнул брата веером, продолжая внимательно вглядываться в город. Прямо под ногами молодых людей появилась широкая дорога из белого камня, ведущая прямо к нему и будто приглашающая взглянуть не неведомое шумное празднество.

— Пойдем? — спросил Ло Бинхэ. Пусть он не растерял опасливой осторожности, но глаза его горели интересом и предвкушением.

— Стоит ли, если нас там явно ждут? — язвительно спросил Шэнь Цзю, но отозвался Лянь-Лянь:

— Нам все равно идти больше некуда, а граница этого мира как раз в той стороне. К тому же, боюсь, если нас хотят заманить в этот город, он появится в любой стороне, куда бы мы не пошли.

Решив так, молодые люди ступили на белую дрогу и уже через несколько шагов перед ними появились широкого распахнутые ворота Императорского дворца. Стоящие на посту стражники были одеты в изящные доспехи с золотыми вставками и тянули спины, выглядя серьезными и внушительными даже в разгар шумного веселья. Улицы же были заполнены людьми: лоточники, простые жители, торговцы, танцоры — все они смешались в пеструю толпу, что кричала и радовалась, смеялась тысячей голосов и оживленно рассказывала о чем-то — вот только ни у одного из здешних людей не было лица. Увидев это, Лянь-Лянь невольно вздрогнул, а Шэнь Юань прикрыл половину лица веером, оставляя лишь пораженно распахнутые глаза.

— Что это за?.. — сквозь зубы ругался Шэнь Цзю, пробираясь сквозь толпу безликих призраков, шумно галдящих о чем-то — однако в их речах нельзя было разобрать и одного внятного слова. Поддавшись порыву, Лянь-Лянь остановил одного человека и вежливо обратился к нему:

— Простите за беспокойство, добрый человек, но что вы празднуете?

Призрак повернул к Лянь-Ляню пустое лицо, и пусть черты его были скрыты дымкой, юноша почувствовал радостную улыбку:

— Уже сейчас, уже скоро начнется! Благоприятный час настал, уже пора!

— Что пора? — спросил Лянь-Лянь, но призрак вывернулся из его рук и растворился во взволнованной толпе. Лянь-Лянь покачал головой и поспешил догнать друзей, что остановились чуть поодаль. Он хотел сказать что-то, но неожиданно взгляды юношей сосредоточились на одной точке впереди. Лянь-Лянь не мог видеть, что там происходит, но по пораженным лицам друзей догадался, что что-то грандиозное — он поспешил приблизиться, но в момент, когда картина на улице впереди, что оканчивалась высокими воротами внутренней части дворца, должна была предстать его глазам, запнулся. Избегая падения, Лянь-Лянь схватился за стоящего рядом Ло Бинхэ — и неожиданно весь мир вспыхнул серебряным светом.

Лянь-Лянь пораженно поднял голову: все, и город, и его призрачные жители пропали, оставив молодых людей в пространстве абсолютной темноты без конца и края — а вокруг летали тысячи серебряных бабочек. Переливаясь хрустальным светом, они парили вокруг, кружили стайками, выписывая в воздухе изящные фигуры, подлетали к людям совсем близко, будто вовсе не боясь их. Шэнь Юань пораженно выдохнул от завораживающей красоты этого небывалого вида, но Лянь-Лянь почувствовали лишь смутную тревогу в груди.

— Что все это значит? — хмуро спросил Шэнь Цзю, рассматривая бабочек с раздраженным выражением. В мистическом свете серебра его кожа казалась фарфоровой и бледной, а лицо — невероятной утонченным и холодным, словно нетронутый снег с вершин неприступных гор.

— Все это похоже на сон… — пробормотал Ло Бинхэ, и только тогда обратил внимание на Лянь-Ляня, все еще судорожно сжимающего рукав его одежд. Юноша поддержал друга, настороженно спрашивая: — Хуа-сюн, все в порядке?

— Да-да, все хорошо, — отозвался Лянь-Лянь, не отпуская однако, руки, поддерживающей его. Его ноги странно онемели и он не был уверен, что сможет устоять своими силами, если отпустит руку Бинхэ сейчас. Однако это было неважно — тревога, что родилась в сердце при виде серебряных бабочек, становилась все сильнее и сильнее.

Лянь-Лянь не отводил от них глаз, наблюдая, как их становится с каждым мгновением все меньше и меньше, словно темнота захватывает хрустальных малюток, чтобы навсегда сделать лишь еще одной своей частью. Чувство потери и бессилия охватило юношу, словно с исчезновением последней бабочки случится что-то плохое, что-то необратимое — однако Лянь-Лянь никак не мог вспомнить что.

Одна бабочка вдруг закружилась перед Лянь-Лянем и он вытянул ладонь, позволяя малютке опуститься на нее. Бабочка послушно села на протянутую руку и медленно, словно растеряв остатки сил, взмахнула крылышками. Она выглядела такой хрупкой и слабой, что, казалось, могла исчезнуть в любое мгновение, и Лянь-Лянь не знал, как может помочь. Раздался голос Шэнь Цзю:

— Хуа-сюн знает, что это может быть?

— Нет, — покачал головой Лянь-Лянь, не отрывая от бабочки взволнованного взгляда. — Я не знаю, я никогда не видел подобного. Но, кажется…

Не успел юноша договорить, как бабочка на его ладони вдруг вздрогнула и распалась серебряной пылью, растворившейся во мгновенно окутавшем молодых людей мраке. Они оказались в полной темноте и Лянь-Лянь почувствовал, как сжалась рука Ло Бинхэ на его предплечье.

— А-Юань! — воскликнул Бинхэ, делая шаг вперед, но неловко замирая — Лянь-Лянь все еще не мог сделать и шагу из-за ног, будто ставших неловкими деревянными палками.

— Все с ним в порядке, — раздраженно ответил из кромешной тьмы осенней ночи голос Шэнь Цзю. Шэнь Юань тут же добавил: