Запрещено действовать порывисто в Облачных Глубинах (2/2)

— Вы же первый раз на ночной охоте, верно? Я могу подсобить вам несколько раз, чтобы помочь справиться с волнением.

— Хорошо, — опустил голову юноша, заметно расслабляя плечи.

Договорившись, молодые люди кивнули друг другу и, пожелав удачи в охоте, разошлись в разные стороны. Лянь-Лянь и Гу гунзцы отправились на юг, туда, где угодья вздымали хребет пушистыми от зелени холмами и сверкала белесая лента лесной реки. Юноши сразу взяли довольно быстрый темп, и Лянь-Лянь удовлетворенно отметил, что цигун Гу гунзцы довольно хорош. Когда голоса и отголоски ауры других адептов скрылись за малахитовой листовой, Лянь-Лянь остановился и с улыбкой спросил:

— Кажется, я еще не имею чести знать, где обучается Гу гунзцы.

— Этот адепт обучался на горе Тайцаншань, — потупив взгляд, отозвался юноша. Его дыхание чуть сбилось от попытки угнаться за Лянь-Лянем, но он быстро взял себя в руки и выпрямился, оглядываясь.

— Никогда не слышал об этом месте, — признался Лянь-Лянь. Гу гунзцы скосил на него взгляд.

— Это довольно далеко отсюда, в землях ордена Цзинь. Мне понадобилось больше нескольких недель, чтобы добраться до Гусу.

— О-о-о… — протянул Лянь-Лянь, не зная, что ответить более. Сам он провел в пути лишь несколько дней.

— Давайте осмотримся здесь: может, нам удастся сразу наткнуться на духов, — предложил Гу гунцзы и сноровисто спрыгнул с ветки дерева, на которой замерли молодые люди. Лянь-Лянь последовал за ним.

Внизу, под кронами вековых деревьев, оказалось темнее: лучи жаркого солнца, что иногда пряталось за серыми облаками, плясали по палым листьям и низкой траве яркими зайчиками, складываясь в диковинные узоры. За шумом крон и скрипом лениво раскачивающихся веток не было слышно ничего, и саму эту возвышенную тревожную тишину нарушать стало вдруг боязно. Гу гунзцы сказал шепотом:

— Попробуйте сыграть.

Лянь-Лянь кивнул и, достав из-за пояса белую чи с красной кисточкой, поднес ее к губам. Мелодия, что через мгновение опасливо ступила в лестную чащу, оказалась осторожной и пугливой, подобно юной птичке. Она коснулась зарослей орешника и взметнулась к верхушкам деревьев — и вслед за ней несколько веток будто осветились изнутри слабым золотым светом.

— Это они! — тихо воскликнул Лянь-Лянь, отнимая чи ото рта. Золотое свечение, что выдало демонов, уже погасло, но юноши запомнили расположение притаившихся демонов. Они действительно выглядели как низкий куст и толстая лиана, свисающая с высокой ветки, но стоило присмотреться, и внимательный взгляд замечал, что ни один листик не трепещет на этих «растениях».

Не сговариваясь, адепты достали мешочки цзянькуй, которыми в достаточном количестве снабдил их Вэй Усянь, и тихо двинулись к демонам. Лянь-Лянь извлек из широкого рукава талисман: достаточно было лишь прикрепить его к духу, и он более не стал бы сопротивляться. Меж пальцев Гу гунцзы же засветилась лазурным отблеском печать, ведь у юноши было достаточно ци, чтобы использовать ее без страха. Лянь-Лянь вовсе не завидовал, но про себя все же горестно вздохнул — в некотором плане ему сложно будет угнаться за сверстниками.

Молодые люди снова переглянулись, и через мгновение без страха кинулись в бой. Мугуй уже почувствовали буйную энергию ян, которой пылали юные тела и, забыв про осторожность, одновременно с адептами метнулись прямо на них. Однако дух, принявший вид лианы, что был ближе к Гу гунзцы, неожиданно ловко обошел его, бросаясь прямо к Лянь-Ляню. Юноша заметил это и подался вперед: одним движением он прикрепил талисман к веткам терновника, в который обратился второй мугуй и, подпрыгнув, уцепился за высокую ветку, уклоняясь от безумной атаки другого духа. Тот врезался в ствол дерева и, извернувшись и зашипев змеей, вновь нацелил ставший острым, словно стрела, конец на Лянь-Ляня. Тело мугуй стало источать темную ци черным туманом, а на прежде зеленом стволе вдруг открылись десятки человеческих глаз. Они щурились и бешено вращали белесыми зрачками, словно радовались и предвкушали скорый пир.

Расслабив руки, Лянь-Лянь легко спрыгнул с дерева и отступил на несколько шагов, внимательно следя за мугуй. Дух вел себя так, словно его раздразнило что-то невероятно для темной сущности притягательное, но разве приглашенные адепты не должны были быть первыми в охотничьих угодьях за долгое время? Или все же здесь бродит кто-то, от кого спокойные и хитрые мугуй вдруг стали похожи на свору голодных собак?

— Хуа гунзцы! — воскликнул Гу гунзцы, заклинание которого так и подрагивало на кончиках пальцев. Лянь-Лянь хотел сказать, что отвлечет духа на себя, дав товарищу возможность его пленить, но стоило ему набрать в грудь воздуха — и мугуй снова бросился в прямую атаку. Юноша с досадой захлопнул рот, невольно прикусывая губу: металлический вкус тут же разлился во рту и это, кажется, еще сильнее подстегнуло взбудораженного духа.

Лянь-Лянь уклонился в сторону, изящным движением извлекая из рукава еще один талисман. Они были заранее зачарованы и требовали лишь капельку духовных сил, чтобы начать действовать. Алый лист с киноварными символами в руках Лянь-Ляня в одно мгновение засветился золотым светом. Дотронуться талисманом до изворотливого тела мугуй, что напоминал уродливую змею, было сложно. Лянь-Лянь несколько раз уклонялся и припадал к земле, уходя от отчаянных атак, прежде чем наконец выбросил вперед руку, за которой красным шлейфом взметнулся рукав одеяний, и прикрепил талисман меж двух особо больших глаз. Мугуй на мгновение вытаращил глаза, борясь с силой заклинания и шипя, словно попавшая в кипящее масло вода, но быстро успокоился, вновь принимая вид зеленой лианы и опадая на землю безвольной веревкой. Темная ци вокруг него быстро рассеялась, впитавшись в землю черным песком.

— Хуа гунзцы, — снова повторил Гу гунзцы, подходя к юноше и развеивая меж пальцев собственное заклинание. Взглянув на Лянь-Ляня, Гу гунзцы извлек из одежд белый платок с вышивкой красных лепестков по краю, и протянул ему. Лянь-Лянь благодарно улыбнулся, беря платок и небрежно утирая губу, которая на несколько мгновений окрасилась в чувственно красный цвет крови.

— Странно, что этот дух был так взбудоражен, — заметил Лянь-Лянь. — Его сосед был спокоен и я быстро с ним справился, а этот даже почти принял свою истинную форму.

— Возможно, что-то потревожило его до нас? — спросил Гу гунцзы, рассматривая духа и талисман на нем. Вдруг юноша нахмурился и перевел взгляд на Лянь-Ляня. В его глазах читался вопрос, но в выражении лица вдруг появилась доля смущения. Заметив это, Лянь-Лянь дружелюбно спросил:

— Гу гунзцы волнует что-то еще?

— Вовсе нет, просто… — Гу гунзцы замялся и снова взглянул на духа. — Хуа гунзцы… это вы начертали этот талисман?

Лянь-Лянь удивленно поднял брови и тоже взглянул на лист алой бумаги с киноварными символами: заклинание на нем было написано вольными мазками, заставляющими думать, что кисть заклинателя просто выпала в какой-то момент из его руки, оставив на благородной бумаге эти кривые чернильные полосы. Заклинание на талисмане вполне можно было угадать, но стиль его написания бросался в глаза, словно желая их выцарапать.

Поняв сомнения друга, Лянь-Лянь лишь легко рассмеялся, доставая мешочек цзянькуй.

— Талисманы, которыми я пользуюсь, начертал мой шисюн, — с улыбкой пояснил юноша. — Его духовная сила велика, но каллиграфия… в любом случае, эти талисманы можно без страха использовать и в иных случаях они даже сильнее прочих.

— Ваш шисюн может сражать демонов лишь своим письмом, — ответил Гу гунзцы, забирая платок из рук Лянь-Ляня и помогая ему заточить демона в мешок. Лянь-Лянь снова лишь рассмеялся: ему эта маленькая слабость казалась крайне милой и забавной. Конечно, юноше было искренне жаль того, кто назвался учителем каллиграфии шисюна, но тот несчастный должен был сам осознавать последствия, верно?