Часть 17 - Предатель (2/2)
– Хочешь сказать, я соврал тогда?..
Она действительно не верила своим ушам. Какой ей был резон врать? Уизли лишь вдумчиво потер верхнюю губу, на которой в этом году начали появляться редкие юношеские усики, беспокоя его.
– На Пиру Дамблдор наградил нас очками, но он не говорил, за что наградил тебя. Меня – за то, что я побил шахматы МакГонагалл, Гермиону – за решение логической задачки Снейпа, а тебя – за самообладание и храбрость, – Проксима тоже удивленно моргнула, поражаясь тому, что он помнит. Как он это помнит, но не может заучить простое определение из учебника, чтобы подготовиться к уроку? Так поневоле и забудешь, что младший сын Уизли весьма умен.
– Вот и все, Гарри. Никто не знал точно, что там произошло. Я предположу, – он слегка повысил голос, думая, что Проксима раскрыла рот, чтобы что-то сказать. – Я предположу, что там был Квиррелл, в конце концов, был некролог в газете. Но Тот-кого-нельзя-называть?
Рон усмехнулся понимающей, некрасивой и такой непривычной улыбкой, что Проксима не нашла в себе сил выдавить ни слова.
– Знаешь, что я думаю? Что не было никакого Сам-знаешь-кого. Ты победил его в детстве, и все. Да, классный подвиг, – юноша выделил слово, почти подняв руки, чтобы изобразить в воздухе кавычки. – Ты и тогда-то ничего не сделал, а Сам-знаешь-кто споткнулся и напоролся на собственную палочку, после чего тебя все начали превозносить, как будто ты Мерлин возрожденный. Но люди бы догадались рано или поздно, большинство, честно говоря, и так думает, что он сам виноват. Наверное, ты уже тогда это просек и решил, что тебе нужна настоящая слава победителя Того-кого-нельзя-называть.
Проксима захлопнула рот, только сейчас заметив, что у нее отвисла челюсть, но продолжила неверяще смотреть в наполненные неприязнью глаза друга. Лучшего друга. Бывшего друга.
– Только знаешь, мы с Гермионой все равно бы с тобой дружили, даже не будь ты никаким героем. Так что это немного невежливо по отношению к нам, друг, – Рон снова повысил голос, нахмурившись. – Ты можешь держать весь остальной мир за идиотов, мне плевать, но меня-то не дури! Зачем ты врешь мне? Я тебя что, наругаю или сдам аврорам? И за участие в Турнире тебя никто не накажет, черт, хороший ход, хоть нормальную славу получишь, а не за хрен знает что. Подруга Полной Дамы, ну, знаешь, старушка Виолетта, все нам рассказала, Дамблдор допустил тебя к участию. Тысяча галлеонов еще. Да и экзамены не сдавать. Неплохо.
Проксима слушала эту тираду, не веря в реальность происходящего. Как так может быть, чтобы ее самый лучший друг вдруг подумал так? Получается, Рон никогда и не верил ей?
– Я не бросал в Кубок свое имя, – тихо повторила Проксима. У нее нет доказательств, с отчаянием вдруг подумала она – ни к одному из этих нелепых предположений бывшего друга. Все, что у нее есть, это ее слово.
– Да ладно, – протянул Рон, кривя рот. – Я что, совсем дурак, тебе верить? Тебе пора спать, Гарри. Завтра ведь рано вставать. Всякие там фотосъемки.
Он задернул полог, а Проксима продолжала стоять. Она ведь еще только минут десять назад не сомневалась в том, что друзья, родные люди, с которыми она прошла огонь, воду и медные трубы, – причем буквально, – не отвернутся от нее.
Проснувшись на следующее утро, Проксима сперва подумала, что это был лишь сон. Страшный и странный сон. Лучший друг не поверил ей, да ведь чего только не привидится! Даже на фоне перспективы вскоре расстаться с жизнью потеря Рона была самым страшным ударом. Нет, не так. Сперва наказание от бабушки, потом потеря Рона, а потом расставание с жизнью.
Откинув свой полог, она обнаружила, что спальня уже пуста. Наверное, все уже ушли на завтрак. Внезапно комнату заполнила странная атмосфера, и Проксима вздрогнула. С оглушительным треском перед ней появился Кричер, мечущий глазами молнии, явно заимствованные у портрета Вальбурги.
– Мисс Рокси нарушила запрет хозяюшки Блэк! – прокаркал он, обвиняюще уставив на нее палец. – Мисс Рокси решила участвовать в опасном Турнире!
Она удивилась бы, откуда они с бабушкой узнали так скоро, но домовик материализовал в руках газету с кричащим заголовком о четверых чемпионах и какой-то из старых фотографий Гарри Поттера. Негнущимися пальцами взяв газету, Проксима только и смогла выдавить из себя невразумительное “О”. Кричер продолжал неодобрительно смотреть на нее, скрестив лапки на узкой груди.
– Мисс Рокси очень виновата перед хозяюшкой Блэк.
– Кричер, – со слезами в голосе и в глазах начала она. – Кричер, я клянусь своим именем, что не подходила к проклятому Кубку! Я бы ни за что не нарушила приказ бабушки! А теперь мне придется участвовать, и мне никто не верит, и я даже не знаю, кто мне так удружил…
Напряжение взяло свое: Проксима разрыдалась в подушку, ощущая совсем небольшое облегчение. Многие годы ей запрещалось плакать, даже когда было совсем тяжело, запрещалось, пока она не отвыкла. Проксима не позволяла себе так горько и отчаянно рыдать, даже когда осталась без глаза и без дома – только беззвучно ронять слез, неслышно и незаметно. А теперь…
Раздался треск и через минуту еще один. Кричер осторожно потрогал ее за плечо, возвращая к реальности.
– Хозяюшка Блэк верит мисс Рокси и не сердится на нее. Кричер извиняется перед юной хозяйкой за обвинения. Мисс Рокси – послушная юная леди.
Домовик поклонился, а Проксима кинулась его обнимать, аккуратно обхватывая щуплое тельце руками.
– Спасибо тебе, спасибо! Мне ведь даже Рон не поверил, – она всхлипнула и со злостью утерла слезы. – Мой лучший друг!
Сухонькой лапкой домовик погладил ее по волосами.
– Мисс Рокси не должна переживать о предателях крови. Однажды предатель – всегда предатель, – наставительно проскрипел он.
Проксима чуть скривилась от упоминания – портрет бабушки периодически полоскал ей мозги этой идеологией чистокровных, предателями и грязнокровками, но она особенно не прониклась. Дело ведь в людях, нельзя судить по их статусу крови, кем они будут. Гермиону уж никак нельзя представить тайно перевербованной инквизицией и внедрившейся в защищенные пространства волшебников – магглорожденным и без предубеждений нелегко живется в обоих мирах.
– Я не знаю, что мне делать теперь, – она отпустила домовика и села на колени прямо на полу. – Остальные участники уже взрослые. Они легко пройдут все испытания…
– А зачем мисс Рокси их проходить? – удивился Кричер. – Мисс Рокси связана Кубком на участие, не на победу.
Осоловело уставившись на домовика Блэков, Проксима моргнула.
– Кричер, ты гений! – выдохнула она, запуская руки в волосы. – Когда меня позовут на Первый тур, я просто сразу сдамся!
– Ничтожный Кричер всего лишь заботится о безопасности юной мисс Рокси, – эльф раздулся от важности; видно было, что домовику приятна похвала. – Хозяйка и Кричер желают мисс Рокси удачи.
С очередным громким треском домовик исчез, а комнату отпустило напряжение. Какие-то эльфовские чары конфиденциальности, подумала Проксима. Теперь, после подсказки верного домовика, ей стало легче дышать. Все еще саднила свежая рана от предательства Рона, но хотя бы появилась небольшая надежда выжить.
Она спустилась вниз, снова ошеломленная приветственными криками гриффиндорцев. Нужно было найти Гермиону. Если уж и она ей не поверит, то пиши пропало. Та нашлась буквально тут же – они чуть не столкнулись у портрета. Гермиона сразу же потащила своего несчастного друга к озеру, вручив захваченный с завтрака бутерброд, – подруга проницательно подумала о том, что Гарри Поттеру едва ли захочется сейчас появляться на публике.
– Господи, какое же облегчение, что хоть ты мне веришь.
Гермиона серьезно и очень пристально посмотрела на Гарри, прикрывшего глаза и зарывшего руку в волосы. Как только остальные не видят и не боятся за него: он кажется таким трогательно юным по сравнению с другими мальчишками – те уже бриться начали, а у Гарри даже усы не пробиваются. И вейлы эти – во всех книгах, что она сумела отыскать, четко сказано, что их чарам подвержены все мужчины, но, может быть, средневековые авторы с их средневековыми гонениями на однополые отношения сами себя запутывали? Или это перевод плохой?
– Конечно, верю. Я видела твое лицо, когда Дамблдор объявил твое имя. Моуди прав, Гарри. Ученикам не под силу обмануть Кубок и переступить линию Дамблдора…
– Рон все еще думает, что это я?
– Нет, наверное… Кажется, не совсем, – вздохнула Гермиона.
– Как это не совсем? – Проксима резко остановилась, с недоумением посмотрев на подругу.
– Гарри, неужели тебе не ясно? – всплеснула руками Гермиона. – Он просто слегка завидует!
– Чему тут завидовать? – искренне удивилась Проксима. – Верной смерти? Так он может пойти сигануть с башни в любой день, никто не держит…
– Пойми, Гарри, ты всегда в центре внимания, – терпеливым тоном принялась объяснять Гермиона. – Знаю, ты не виноват, слава тебя не прельщает. Но пойми и Рона. Дома старшие братья, все они в чем-то его превосходят. Ты, его лучший друг, – знаменитость, он всегда в тени, когда вас видят вместе. Рон смирился с этим, никогда даже не заикнется, но история с Кубком – это уж чересчур.
– Ах, чересчур ему! – взорвалась Проксима. – Почему я должен его понять, когда он меня понимать не желает? Столько лет мы дружим, через столькое вместе прошли, пора бы уже и ему понять, что больше всего на свете я хочу просто. Нормально. Жить. Жить, Гермиона! Не выживать, не бегать от василисков, волдемортов, дементоров и всякой темной твари под луной. Тень я на него, видишь ли, бросаю… Неужели ты тоже так считаешь?
Она обреченно взмахнула руками, рухнув на ближайший камень.
– Нет, конечно, Гарри, – вздохнув, Гермиона села рядом, взяв у него кусочек сэндвича. – У тебя есть план?
Некоторое время Проксима просто молчала, раздумывая, что ей сказать Гермионе. Может, рассказать ей, кто она теперь и кто на ее стороне? Она доверяла подруге, но этот секрет был… как она сказала? Чересчур.
– Я начну Первое испытание и сразу сдамся, – призналась Проксима. – Плевать на победу. Моя самооценка не настолько плохая, чтобы продавать жизнь за тысячу галлеонов.
Уголки губ Гарри Поттера чуть дрогнули.
– Если, конечно, этот ход не сочтут за смелость и находчивость в неожиданной ситуации…
Гермиона рассмеялась, и Проксима последовала за ней, нервным и чуть истерическим смехом, после которого напала икота. С хотя бы одним лучшим другом на ее стороне жизнь определенно стала чуть светлее.