Часть 11 - Пойман (1/2)
Едва отдохнув от собственной неожиданной истерики с бесконтрольным колдовством, Проксима была вынуждена возобновить драконовский режим квиддичных тренировок. По очкам они уверенно шли к Кубку, всего-то и оставалось – победить Слизерин. Удивительно слаженная и сыгранная команда, все на одинаковых метлах, точно в профессиональной лиге, слизеринцы частенько отбивали у гриффиндорцев стадион для своих тренировок. Их декан хоть и твердил, что не любит квиддич, но каждый год с азартом поддерживал своих подопечных. Возможно, квиддич он и правда не любил, но зато ему нравилось смотреть, как побеждает его команда, и нравилось глумиться потом над деканами проигравших факультетов.
День был такой же погожий и солнечный, как и в прошлый матч, а игра была грязной. Слизерин показал себя во всей красе, выцарапывая победу из рук врага. Особенно поразил Проксиму маневр слизеринского ловца: казалось бы, Драко никогда не отличался особым воображением и смелостью, но он сумел поймать ее метлу руками и удерживал ее на месте несколько секунд.
Невольно восхитившись, Проксима даже забыла его дурацкую выходку на матче Гриффиндор-Рейвенкло: он тогда с дружками вырядился, как оказалось потом, дементорами, и пытался напугать ее, чтобы она снова улетела с поля. Тогда, узнав об этом, она неприлично громко расхохоталась на весь Большой Зал, и после ее слов над Малфоем смеялись все. А она только заметила, что такой чистокровка уж должен понимать разницу между придурком в мантии и дементором, тем более, у них в этом году были живые учебные пособия, расставленные по периметру территории школы.
Своим маневром с метлой Малфой добился трех вещей: вернул уважение к себе, помешал гриффиндорскому ловцу выхватить снитч и подбодрил свою команду. Слизеринцы бросились в бой с таким рвением, что даже вышли вперед по количеству голов. Гриффиндору нужно было поскорее ловить снитч, иначе соперники победят просто по очкам, подумала Проксима, взлетая высоко в небо и рыская взглядом по полю. Пусть у нее был теперь один глаз, а второй был всего лишь иллюзией, она все еще отлично различала движущиеся объекты и умела выделить нужное ей в мешанине мелькающих образов, точно хищная птица.
Золотая вспышка далеко внизу привлекла внимание обоих ловцов; Малфой, круживший ближе к полю, понесся к мячу, отчаянно подгоняя метлу, но ему было не угнаться за “Всполохом”. Практически лежа на метле, Проксима неслась вниз под прямым углом. Ветер оглушительно свистел вокруг нее, казалось, еще немного, и она преодолеет звуковой барьер. Зрители вскочили со своих мест, наполовину восхищенные, наполовину перепуганные, но “Всполох”, звучно ударив воздушной волной по траве, резко выровнял угол полета, затормозив, позволяя своему седоку ухватить изрядно пришибленный золотой мяч.
Волосы после такого испытания скоростью выглядели так, будто навсегда застыли дыбом. Когда адреналин слегка повыветрился из ее крови, Проксима почувствовала головокружение и слабость во всем теле от скоростных перегрузок. Наверное, так быть не должно, и она все-таки поломала что-то в метле, когда разбирала ее.
Но ходить на дрожащих как студень ногах ей и не пришлось, так как прямо с метлы ее сняла ликующая команда. Слизеринцы стояли рядом с кислыми лицами. Они сражались упорно и храбро, но проиграли. Но ни у кого, даже у них, не повернулся язык сказать, что они проиграли из-за “Всполоха”: метла может быть сколь угодно быстрой, но не всякий человек способен на такой смертельный номер. А куда нормальным людям до этого камикадзе?
Ликование Проксимы быстро сменилось ужасом, который до этого заглушался ударной дозой адреналина. Наследнице семьи и последней из рода не пристало так рисковать собой; если бы бабушка увидела, что она тут вытворяет, ее бы прибили, и не имеет значения, что бабушка всего лишь портрет. Пообещав себе больше не летать на такой скорости, пока как следует не натренируется, Проксима отчасти успокоила свою совесть.
Ее команду такие жалкие мелочи, как жизнь и благополучие их ловца, не волновали; они безмятежно радовались победе, а их маньячный капитан Оливер Вуд тихо плакал от счастья, наконец осуществляя свою мечту и поднимая над головой Кубок по Квиддичу.
На замок надвигались экзамены, ужас и предвкушение пробирали до костей; учителя принялись гонять студентов и в хвост и в гриву. Троица друзей все еще готовились к апелляции Хагрида, записывая его речь на маленькие удобные карточки и пытаясь втиснуть еще какие-нибудь доводы и прецеденты. Надежды было мало, но упорства им было не занимать.
Гиппогриф пребывал в блаженном неведении относительно своей судьбы; Брыклюв все еще жил у Хагрида и был довольнехонек, удостоившись исключительной заботы. Он не понимал, почему маленькие приятели его лучшего друга – как будто бы у такого гордого зверя мог быть хозяин – бросают на него такие печальные взгляды, а сам лучший друг все чаще срывается в слезы, но не возражал против удвоенной нормы лакомств.
Сириус еще несколько раз связывался с дочерью, докладывая о своих безуспешных поисках на территории замка. Они с котом прочесали все, кроме, наверное, Запретного Леса, но поиск Петтигрю походил на поиск иголки в стоге сена. Впрочем, все трое были уверены, что Питер ошивается где-то поблизости, не желая покидать пункт наблюдения за врагами своего господина. Либо не имея такой возможности: камины и в целом населенные пункты для него заказаны, ведь он числится мертвым. А в обличье крысы он даже если и добежит куда-нибудь, податься ему все равно некуда.
Пока что они держались стабильного рабочего плана действий: пес и кот занимались активными поисками, а Проксима старательно совершенствовала свои знания и умения, глядя в оба на случай нападения Петтигрю.
Пасхальные каникулы и последующие дни прошли мимо них в угаре учебы, пронеслись как ветер, и календарь, словно по инерции, продемонстрировал им конец мая. Экзамены надвинулись настолько, что и Хагрид принялся выставлять их из своей хижины, пессимистически заявляя, что у них все равно ничего не получится, а учебники и конспекты сами себя не вызубрят.
Искренне старающихся ему помочь друзей это ранило, но они не могли не признать, что великан скорее всего был прав. Гермиона подготовила для своих друзей план подготовки – зубрежный план, как его окрестил Рон, а Проксима удивила обоих наличием собственной системы. Вообще, она делала большие успехи; пусть Гермиона и шла впереди с большим отрывом, Проксима была уверена в том, что получит как минимум “Выше ожидаемого” по всем предметам, и бабушка с отцом будут ею гордиться.
Спокойной уверенности отчаянно и по-доброму завидовала Гермиона, которую время от времени пробирала предэкзаменационная паника, плавно переходящая в кошмары. Облик ее боггарта явно предполагал что-то в духе несданных экзаменов, и Рон постоянно шутил об этом, стараясь хоть как-то разрядить обстановку. Ему какие-то исключительные оценки едва ли светили: по стандартным предметам он успевал не лучше и не хуже других, Уход за Магическими Существами как-то увял и потерял краски вслед за утратившим энтузиазм Хагридом, а Прорицания требовали наличия хоть какого-то таланта или чутья, которого у Рона не было от слова совсем. Он откровенно врал, пересказывая свои видения, выдумывал и репетировал чушь, которую будет представлять на экзамене, и делился с друзьями байками о профессоре Трелони, любившей, как оказалось, предрекать выбранному ей наугад ученику скорую смерть. Проксиме профессор Трелони так ни разу и не встретилась, вероятно, потому что та почти никогда не покидает свою башню.
В тот злополучный вечер Проксима и Гермиона, вместе идущие с последнего экзамена – Древних Рун, – решили навестить ту самую башню, чтобы встретить своего друга. Знавшая путь Гермиона провела их мимо портрета какого-то бешеного маленького рыцаря, несущего откровенную чушь.
– Это сэр Кэдоган, – шепотом просветила Гермиона. – Не обращай на него внимание, он всегда чудит.
Проксима с любопытством посмотрела на серебряную веревочную лестницу, стараясь не бросать слишком торжествующие и счастливые взгляды отмучившегося студента на нервную очередь ожидающих под люком. Рон же только обрадовался возможности поболтать с друзьями и отвлечься, пока очередь редела.
Люк неожиданно раскрылся, выпуская предпоследнюю студентку – Лаванду Браун, – сияющую и хвастающуюся своими успехами перед ждущими ее однокурсницами. Потусторонний голос сверху позвал:
– Рон Уизли!
Скрестив пальцы, Рон попросил пожелать ему удачи и полез наверх. Не зная, чем занять себя, Гермиона с Проксимой уселись под ближайшим окном и принялись тихонько обсуждать апелляцию, которая постоянно всплывала в их разговорах, словно неотвратимая беда. Слушание было назначено на сегодня, и, если Рон поторопится, они еще успеют до отбоя повидать Хагрида и получить новости из первых рук.
Снизу хорошо было видно небольшой домик с курящимся из трубы дымом и небольшим огородиком, полным крупных тыкв. Клонившееся к закату солнце окрашивало все в янтарные тона, превращая картину в нечто пасторальное. Неожиданно в окно влетела взъерошенная сова, сделав круг по коридору и приземлившись прямо на колени ойкнувшей Гермионы. Дрожащими руками отвязав послание, девушка изменилась в лице и протянула письмо сидевшему рядом другу. Проксима ухватилась за край пергамента, стараясь не выдать ужаса перед предполагаемо дурными новостями. “Проиграл апелляцию. Казнь на закате. Не приходите, не хочу, чтобы вы это видели.”
Спрятав лицо в ладонях, Гермиона зашлась в беззвучных рыданиях. Они так старались! Выбивались из сил, проштудировав столько книг, что еще немного, и стали бы экспертами в магическом праве! Они потратили, казалось, большую часть семестра на это, и все зря.
По серебряной лесенке вниз слетел Рон; его лицо было бледно-серым, точно он знал.
– Вы ни за что не поверите, что сейчас учудила Трелони, – начал было он, и тут же осекся, увидев согнувшуюся пополам рыдающую Гермиону. Когда Проксима протянула ему записку от Хагрида, рыжик побледнел еще сильнее, хотя дальше, казалось бы, некуда.
Гермиону пришлось вести в больничное крыло; она больше всех занималась подготовкой защиты и для суда, и для апелляции, она уставала больше всех с ее перегруженным расписанием, и разочарование от провала ударило по ней сильнее. Несмотря на солидную дозу успокоительного, девушка не прекращала плакать, обхватив свои плечи руками. Растерянный Рон сел рядом с ней на постель и осторожно обнял.
– Нам все же надо бы навестить Хагрида… Он не сможет один, – робко проговорил он.
Проксима задумчиво окинула взглядом подругу.
– Гермиону тоже нельзя оставлять одну. Давай так, – неожиданно твердо начала Проксима. – Ты оставайся с ней, а я пойду к Хагриду.
Рон хотел было возразить, но был остановлен решительным заявлением:
– Мне будет проще одному под мантией-невидимкой, а потом я вам все расскажу.
Кивнув, Рон повернулся к своей подруге, продолжая бормотать ей неуклюжие слова утешения, а Проксима под видом Гарри побежала к тайному ходу и наружу – добывать мантию Джеймса, которую Сириус оставил для нее в Визжащей Хижине. Проксима попросила ее назад пару месяцев назад, но мантия все это время оставалась в Хижине, ибо с экзаменами и апелляцией руки так и не дошли. Несмотря на относительно удачный исход (наказания-то все же удалось избежать), осадок остался, и снова покидать школу было боязно.
Хагрид открыл дверь не сразу; его походка стала тяжелой и шаркающей, а глаза покраснели и опухли. Но он не плакал – наверное, все слезы уже выплаканы. Его любимец возлежал на тыквенной грядке, беззаботно пожирая тушки мелких животных, и Проксима поспешила отвернуться.
– А чой-то ты один шляешься, Гарри? – сипло поинтересовался великан.