Часть 4 - Принятие (1/2)

Задумчиво потирая нарисованный подбородок, Вальбурга посматривала то на ”внучку”, тощего подростка в женской одежде, то на гобелен, где посверкивало свежим золотом новое имя. Определенно, никакие высшие силы не пожелали поправить ее в процессе. И имя было вписано так, как было ею названо.

– Ну, уж ничего не поделаешь, – она развела нарисованными руками. Неловко вышло. Пожалуй, будь она жива, будь у нее палочка… Может быть, тогда можно было бы что-нибудь сообразить. Бывший Гарри Поттер был вписан в их семью как Проксима Блэк, и теперь обменивался растерянными взглядами с бывшим же крестным, ныне просто отцом.

– Разве только выжечь и переписать. Кричер! – женщина на портрете снова прищелкнула пальцами, и домовик встрепенулся, ожидая приказа. Ему-то наверняка было по силам внести коррективы…

– Стойте, – прервал их бывший Гарри Поттер, подняв руки. Он оглядел обоих Блэков, ставших его семьей. – Не надо ничего менять.

– Но Гарри, – начал Сириус. Ему-то было ясно, что ошибку следует исправить. Гарри ведь мальчик и он Гарри – было уже достаточно того, что он, фактически, отрекался от своего настоящего отца. Его дорогого Джеймса, который был Сириусу как брат чуть ли не с самого первого дня.

– Нет, – его бывший крестник встретил его недоумевающий взгляд своим решительным. – Все… правильно.

– Гарри…

Он-то и имя хотел бы оставить Сохатику прежнее. Гарри Джеймс – и Поттер. Чего ради афишировать перед всеми его новую семейную принадлежность? Чего ради что-то менять?

Сам Гарри Поттер, бывший Гарри Поттер, думал только о том, что вот она, его удача. Разве он не хотел оставить прежнего себя позади? Да и его вид с утра в маскировке под девочку не показался ему таким уж неправильным. Даже наоборот. Наоборот – он должен стать противоположностью Мальчику-который-выжил, во всем, что только возможно, вырваться из этой славы, из этой кожи… Из-под этого лица, которое все ненавидели. Если бы он тут что-то решал, то пожалуй, он мог бы… А мог бы он? Ведь его тело все еще было мальчишеским. Это сейчас он еще с горем пополам сойдет за девчонку, но когда он подрастет, этого будет не скрыть.

– А можно ли как-нибудь сделать и тело женским? – продолжая свой внутренний монолог, воодушевленно спросил бывший Поттер.

Сириус уставился на него, не зная, что и думать. Откуда в его маленьком крестном такие желания? Почему он так стремится утратить то последнее, что ему осталось от родителей, которые отдали за него свои жизни? Мужчина не понимал этого.

– Ты абсолютно уверен? – спросила Вальбурга, удивленно приподнимая нарисованные брови. Подросток с твердостью ответил на ее строгий взгляд.

– Да… Да! Я… я не хочу больше быть “этим Гарри Поттером”, Мальчиком-который-выжил, мальчиком со шрамом, которого все только по нему и узнают, которого все считают то героем, то злодеем, то вообще непонятно кем… У которого нет своей семьи, а есть только одолженная, приемная, который всегда должен быть кем-то еще, за которым охотятся темные маги, чтобы убить. Про него выдумывают всякие глупости, пишут книги дурацкие, на него показывают пальцем и шепчутся, а Дамблдор, несмотря на все просьбы, говорит, что он должен каждое лето возвращаться к магглам, которые ненавидят его, издеваются, морят голодом, травят собаками и запирают то в чулан, то…

Запыхавшись, он умолк, только сейчас заметив, что по его щекам текут слезы. Быстро утерев их рукавом и взглянув на растерянно молчащего отца, подросток тихо добавил:

– Я просто хочу принадлежать… Хоть раз в жизни, я хочу принадлежать чему-то, а не быть просто Уродом, которому не место среди нормальных людей. Я хочу, чтобы мне тут было место. Я хочу, чтобы у меня было другое имя. Ваше имя, – Гарри проникновенно посмотрел на Сириуса, а затем поднял глаза на портрет бабушки. – Я хочу быть тем, у кого есть семья. Хоть раз в жизни я хочу быть нормальным.

Сириус сглотнул, смущаясь от отчаяния и боли в глазах Гарри. Этот… чудесный, но такой сумасшедший ребенок, его ребенок, сколько он вытерпел в своей жизни? Если бы Блэк забрал его с самого начала, у него бы не появилось желания вырваться из собственной шкуры, стереть собственное имя, лишь бы не быть тем, кем он был почти двенадцать лет подряд. Он бы баловал Гарри, давая ему все, что тот только пожелает. Разве его дитя не заслуживает исполнения всех своих желаний?

– Ты против? – совсем тихо спросил Гарри, постепенно теряя уверенность в своей идее, и Сириус бросился к нему, заключая в крепкие объятия.

– Нет. Нет! Мне все равно, кто ты, девочка ли, мальчик, или вовсе неведомое чудище.

Бывший Гарри Поттер не то хихикнул, не то всхлипнул от облегчения, а отец – отец! – прижал его крепче.

– Я тебя любого люблю, ребенок. Любую, – шептал Сириус. – Привыкнуть только надо.

Хотя чего там привыкать… Он наоборот, почти отвык от малыша Гарри в Азкабане. Счастливые годы, проведенные с годовалым крестником и его родителями, выпили дементоры. Выпили досуха вместе с его Патронусом и всеми его надеждами. А теперь надежды вернулись, силы вернулись – пусть и не до конца.

– Хм, – портретная Вальбурга с задумчиво поджатыми губами снова привлекла их внимание. – Насчет твоего вопроса, м-м-м, Проксима, такое средство есть, разумеется, но его последствия…

Портретная леди задумалась. А так ли важны эти последствия, когда они могут обрести наследника, своего собственного, настоящего, а не, как умница-наследник, кстати, правильно заметил, одолженного? Гарри Поттер мог стать приемным сыном Блэков, но никогда не стал бы Блэком в глазах общества. А вот потерянное когда-то дитя Сириуса, дочь неизвестной матери, но точно дочь Сириуса – ее никто у них не мог отнять, никто не мог сказать, что их последняя надежда это чужой ребенок, полукровка и потомок предателей крови.

Хотя она как-то уж слишком поспешила с признанием. Никому и слова не позволила вставить, даже не дала сыну назвать имя наследника. Точно боялась, что он снова уйдет, или того хуже, окажется просто галлюцинацией или сном. Ведь когда ее старший сын уходил, он уходил навсегда. Даже смерть отца и брата не вернула его, точно ему в самом деле было на них наплевать.

Наследника он там привел или наследницу, или в самом деле неведомое чудище, было не так уж важно. Главное, что он вернулся, и что у Блэков было продолжение. Добровольно пришедшее, жаждущее вступить в их семью, и, судя по реакции гобелена, достаточно волшебное, чтобы продолжить род или хотя бы не опозорить его. Еще больше.

Учитывая высказанное Проксимой сомнение в Дамблдоре, у нее вполне может получиться воспитать внучку достойной дочерью семейства Блэк. Ну и что, что Проксима не сможет самолично произвести потомство – может же усыновить или удочерить кого-то. С любовью и уважением, как удочерили ее. И дитя даже не уйдет далеко по крови – в Британии у Блэков больше родни, чем у всего клана Уизли.

– А как же Хогвартс? – напомнил Сириус, поглядев на ребенка почти с надеждой.

Если он – она, надо привыкать, – не поедет в Хогвартс, с одной стороны, это даже лучше, она будет вне опасности. С другой же – как же их договор? Если Гарри – Проксима – не сможет принять участие в мести, она не простит его?

– А разве нельзя наложить какую-нибудь иллюзию, или еще как-то замаскироваться, чтобы притворяться Гарри Поттером в школе? – Гарри, честно говоря, тоже предпочел бы пропасть с горизонта. Не возвращаться в школу. Не доверять Дамблдору, который три раза отправил его в ад, даже после двух – двух просьб этого не делать. От него, который никогда ни о чем не просил ни единого взрослого. Но оставался план поймать Петтигрю. Тот бы не остался в школе, если бы пропал Гарри Поттер. Проксима Блэк не сможет вернуться туда под своим именем. Придется изворачиваться и притворяться. Придется избегать прикосновений, придется держаться подальше от Больничного крыла, переодеваться придется за пологом… Готов ли он к такому?

Да и друзья точно расстроятся, если Гарри Поттер так просто возьмет и исчезнет. А поймут ли друзья его странную нужду? Нужно ли им знать? Что для него важнее, их мнение или его горячее желание жить спокойно и счастливо, не быть этим Гарри Поттером, ненавидимой и обожаемой знаменитостью?

Его новоявленная бабушка только сверлила их глазами, попутно размышляя, прикидывая.

– Разумеется, можно. Не стоит волноваться, изменения произойдут совсем не так скоро, как ты думаешь, – ответила она, оглядывая подростка. Слишком юное создание, слишком недокормленное и физически слабое – придется серьезно поработать над Проксимой. Похоже, магглы, у которых держали Гарри Поттера, и впрямь не слишком о нем заботились. Чего только стоят эти жуткие шрамы. Ребенку нужно как-то помочь от них избавиться.

– Ладно, на сегодня с нас хватит серьезных разговоров, – Вальбурга на портрете вдруг улыбнулась и властно щелкнула пальцами. – Кричер! Подай детям завтрак и подготовь их комнаты.

Эльф с поклоном исчез. Вдохнув полной грудью, Сириус огляделся, впервые за столько лет чувствуя себя дома – а не просто “как дома”. Его старый дом, где он вырос, который он принимал как должное, только сейчас в полной мере осознав, от чего он отказался в свои шестнадцать. Вернулась воля к жизни, потому что рядом с ним была его семья. Мать, ворчливая старуха, которую ему давно следовало перестать ненавидеть и перед которой объективно был очень виноват. Старик Кричер, своевольный эльф Блэков, извечная фигура в этом доме. И его дитя. Проксима Блэк.

– Пойдем, Рокси, пока старик возится, я покажу тебе дом.

Темно-изумрудный глаз удивленно уставился на черноволосого худого мужчину. Он все еще выглядел загнанным и изможденным после Азкабана, однако, казался не в пример лучше, чем когда они только встретились. Моложе. Точно та магия, что пронеслась мимо нее во время удочерения, коснулась и его, наполнила его свежими силами.

– Рокси?

– Ну, не выговаривать же каждый раз по три слога, – улыбнулся Сириус. Так радостно, что будто бы и правда помолодел, точно прежний он проглянул через маску смертельной усталости. Бывший Гарри улыбнулся ему, широко и открыто. Все было правильно. Одним махом Проксиме удалось избавиться от целых трех постылых основополагающих деталей ее несчастливой судьбы. Она больше не Мальчик, больше не сирота и не Гарри Поттер.

Вальбурга распорядилась, чтобы верный домовик достал для новой хозяйки – “мисс Рокси” с легкой руки Сириуса, – специальное зелье, которое изменит тело ее внучки, приводя его в соответствие с новой действительностью и ее желаниями. Средства заставить тело соответствовать желаемому существовали в ассортименте. Впрочем, они были даже у магглов, правда, куда опаснее и сложнее, чем магические. И даже магические не могли дать ему всех возможностей.

Проксима будет лишена способности иметь детей как женщина – даже больше, эффект не пропадет, если она снова выпьет зелье и вернется к изначальному полу. На это миссис Блэк махнула рукой – может же и усыновить кого-то, им не до жиру. Главное, чтобы этот кто-то был достаточно чистокровен, а иначе, как она всегда искренне верила, его кровь не отобразится на гобелене. А уж о родстве она и не думала – почти все чистокровные маги Британии так или иначе родственники Блэков, куда ни плюнь, попадешь в кузена. Они были практически первоосновой всех магических семейств.

После экскурсии по дому и сытного завтрака Проксима поняла, что зверски устала и к тому же еще не оправилась от полученных ран и потрясений, но все-таки поклонилась бабушке, радостно сверкая единственным глазом, и сердечно пообещала ни за что не подводить семью, отчего суровая Вальбурга ей неожиданно тепло улыбнулась.

Комната, которую ей выделили, пусть и слегка пыльная и мрачноватая, понравилась ей в тысячу раз сильнее комнаты у Дурслей. В отличие от выданной ей “с барского плеча” второй спальни Дадли, эта комната была пуста – пока пуста – и предназначалась для заполнения исключительно ее собственными вещами. Целыми и новыми вещами. В этой комнате можно было делать все, что угодно. Шуметь, слушать любую музыку, прыгать на кровати, даже колдовать – Сириус поведал ей, что в волшебном доме никто не отследит магию несовершеннолетнего. Но в любом случае ее палочки больше с ней не было, что на самом деле немного огорчало.

Решив не тянуть с превращением, Проксима выпила свое зелье в тот же день. Хотелось поскорее расстаться с прежней личностью, поскорее вступить в новую жизнь, где она нормальный человек, как все, где у нее есть семья, где у нее есть обычное, ничем не прославленное имя, где ее любят. Ощущения были так себе, еще хуже, чем от Оборотного зелья, разве что плавились и бурлили не кожа и кости, а внутренности, словно она выпила кислоту. Остаток дня и всю ночь она провалялась в постели под надзором бдительного домовика.

Пока новоявленная внучка изменялась под действием зелья, портрет Вальбурги с сыном согласовывали “легенду”.

– Я думаю, ты можешь подставить имя любой из охмуренных тобой девиц на место ее матери – да, я наслышана о твоих похождениях, – Сириус только ухмыльнулся, припоминая вольную юность.

Тогда он только что сбежал из дома и был сам себе хозяин. Первое время он перекантовался у Поттеров, радостно принявших друга своего любимого единственного сына, а уже потом добрый дядюшка Альфард неожиданно умер, оставив ему свой дом и все, что имел за душой. Молодой, богатый, умелый и могущественный волшебник был нарасхват. Впрочем, он был нарасхват и без денег, не без хвастовства подумал Сириус, и вздохнул. Где-то теперь его молодость? Но легенда правдоподобная. Может, он и правда оставил кому-то ребенка, кто знает…

– Главное, чтобы у нее не осталось родни в Британии. Восьмидесятый был плохим годом, многие погибли или уехали, – голос Вальбурги чуть дрогнул, словно она подавила вздох – или всхлип – но тут же выправился, снова звеня сталью. – Выбери из своих пассий наиболее чистокровную. Мезальянс, конечно, и неприлично вне брака, но что поделать.

– Опять ты со своей чистокровностью, – застонал Сириус, потирая лоб. – Зачем так заморачиваться, если по “легенде” девица все равно мертва?

Мать встретила его взгляд своим строгим.

– Гобелен не может принять грязную кровь. Это аксиома! – старая женщина, бывшая прототипом этого портрета, верила в свои слова всей душой. Как и ее родители, и их родители до того. Сириус поглядел на нее скептически.

– Но он принял кровь Гарри, разве нет? А его мать – магглор…

– Молчи! Забудь, кто мать этого ребенка, просто забудь! – сердито перебила его мать, хлопнув ладонью по внутренней стороне рамы. – Думаю, это потому что ты был крестным, и сильно задолжал этому ребенку, а еще ты последний… Вряд ли дом может здраво судить, когда он в отчаянном положении.

Сириус только пожал плечами и закатил глаза, не желая спорить с матерью в этом. Ему тоже хотелось сохранить себе Проксиму, сохранить навсегда. Чтобы никто не сказал больше, что это не его ребенок. Чтобы отдать долг – ведь он однажды бросил его, пусть и не вполне по своей воле, скорее по глупости.