Токио — Майами (2/2)

— Я не хочу умирать, — шепчет он еле слышно, но Куроо все прекрасно понимает, прочитав по губам, по влажным дорожкам от слез на щеках, по белому цвету кожи, по зажмуренным глазам и бешеной силе, с которой пальцы Кенмы впивались в его предплечье.

Ступор. Полнейший ступор — это первое, что успевает ощутить Тецуро в данный момент. Его лучший друг боится летать. И это не просто страх, это целая фобия, которая сейчас грозится перерасти в истерику, если не предпринять хоть что-то. Но что?

— Кенма, смотри на меня! — говорит Куроо, резко разворачиваясь в сторону блондина и беря его лицо в ладони, оглаживая щеки большим пальцем. — Смотри только на меня. Расскажи, какую игру ты сейчас проходишь?

Кенма разлепляет глаза и смотрит прямо на Куроо, цепляясь за его спокойствие и хладнокровие, чтобы тоже заразиться им и не впасть в агонию. Он судорожно начинает вспоминать, во что играл вчера, но мысли путаются. А тем временем самолет на полной скорости несется, чтобы через считанные секунды оторваться от земли и унестись куда-то за горизонт. Слезы продолжают катиться по щекам, и плевать, что Лев смотрит на них с недоумением, искренне не понимая, что происходит и что так расстроило Кенму.

— Я… Я проходил финальный уровень, но провалился уже раз десять… Там… Там нужно было угнать самолет.

Проебался. И тут Куроо проебался по всем фронтам, хотя вроде как зашел с темы, которая Кенме больше всего близка. Совесть засадила ему укол прямо в сердце. Он до сих пор не мог понять, как он не мог знать про самый главный страх своего любимого человека.

— А если бы ты был создателем игры, о чем бы она была? — быстро сменил тему Тецуро, пытаясь взять ситуацию под контроль и кажется у него получилось.

Самолет оторвался от земли, но Кенма даже никак не отреагировал, задумавшись про себя, о чем была бы игра его мечты, где в роли создателя выступает он сам. Однако, это сработало всего на некоторое время, потому что вслед за раздумьем пришло осознание…

— Мы что, летим? Мы. Мы летим? — пролепетал Козуме снова одними губами, переводя взгляд в сторону иллюминатора, а его глаза кажется увеличись вдвое.

Куроо не придумал ничего лучше, как прижать Кенму к себе, укладывая его голову у себя на груди. Так он хотя бы не будет видеть происходящего снаружи и скорее всего не станет вырываться. А еще перестанет дрожать. Стоп, что? Куроо только сейчас почувствовал, что его ненаглядный Кенма трясется как осиновый лист. Тецуро нежно погладил его по голове, прижимаясь щекой к его виску.

— Все хорошо, слышишь? — начал он как можно увереннее, пытаясь не выдать своих переживаний от того, как страшно сейчас Козуме и от того, что его любовь сейчас в его руках в прямом смысле этого слова. Так близко к нему Кенма не был еще никогда. — Мы живы, мы и правда летим, ничего необычного не происходит. Все под полным контролем.

Куроо почувствовал, как тело расслабляется в его объятиях и больше не вздрагивает, однако ослаблять хватку пока не собирался. А потом он почувствовал руку на своей талии и сам не хуже самолета улетел куда-то высоко-высоко. Они сидели так до тех пор, пока не погасло табло «пристегните ремни».

— Может, ты поспишь? — осторожно спросил Куроо, не придумав, чем еще можно занять Кенму во время полета. А лететь было всего лишь каких-то пятнадцать часов до солнечного Майами.

— Нет, я не могу спать, а вдруг что-то случится? — спросил Кенма. — Я воздушный маршал. Мой страх держит самолет в воздухе.

Куроо посмеялся и немного расслабился. К его другу вернулась способность шутить, а это значит, что он более менее пришел в себя и уже перешагнул грань между истерикой и спокойствием, сделав огромный шаг навстречу последнему.

— Тогда может посмотрим фильм? — спросил он, доставая из рюкзака планшет и наушники.

Просмотр фильма отвлек Кенму от дурных мыслей, но каждый раз, когда их потряхивало, он жал на паузу, прислушивался к звуку двигателей и выглядывал в окно, чтобы оценить обстановку, но за ним, о чудо, абсолютно ничего не менялось.

— Да перестань. Может мы летим над водой, температура поменялась, создавая воздушные потоки, которые трясут самолет. Расслабься, — сказал он, понимая всю глупость своих слов, ведь легче сказать, чем сделать. Это как сказать грустному человеку «не грусти» или болеющему — «не болей». Это так не работает. Но он не мог придумать ничего лучше.

— Умный самый что ли? — огрызнулся Кенма, возвращая наушник на место и запуская снова фильм.

— Нет, просто кино интересное, а ты за последние пятнадцать минут остановил его трижды, — проговорил Куроо с улыбкой, не упуская шанса прижаться плечом посильнее.

Под конец кино Куроо вдруг осознал, что друг его наконец-таки отдался власти сна, что не могло его не радовать по двум причинам. Первая — он перестанет нервничать и не будет дергаться из-за каждой незначительной встряски. Вторая — он уснул на его плече. И вроде бы такая ситуация случалась довольно часто, особенно в те моменты когда пару лет назад они ехали домой со школы в метро, а голова Кенмы постоянно падала на плечо Тецуро, но именно сейчас ему хотелось верить, что его присутствие рядом вселяет в друга спокойствие, позволяя спать, ни о чем не беспокоясь. Однако, счастье оказалось не очень долгим, так как с переднего ряда показалась голова и горящие глаза Хинаты.

— Эй, Кенма! — успел сказать он до того, как понял, что его друг спит, а потом встретился с грозным взглядом Тецуро и сразу поник.

— Тихо, он только-только уснул! — строго проговорил Тецуро как можно тише, но поняв, что Козуме никак не отреагировал, смягчил гнев на милость и продолжил: — А сфоткай нас, а то он мне потом не поверит, что я действую на него успокаивающе.

Фото получилось слишком милым. Настолько, что заслужило место на доске над кроватью у Куроо в комнате. Как и остальные двадцать четыре фотографии с Козуме, которые блондин ненавидел, а Тецуро молился на них каждый вечер перед сном, рассматривая снова и снова. Вот и сейчас, заполучив очередную прекрасную фотокарточку с любовью всей его жизни, он сам расслабился, закрыл глаза и предался миру грез, в котором они с Кенмой поженились и летят в свадебное путешествие вдвоем, Козуме уснул на плече своего мужа, а тот, прислонившись щекой к его макушке дремлет, сжимая его руку и напоминая, что все хорошо.

— Дамы и господа, говорит командир корабля. Наш самолет начал снижение. Через двадцать минут мы приземлимся в аэропорту города Майами. Из-за сложных погодных условий возможна болтанка при заходе на посадку.

— Куроо, проснись! — проговорил Козуме, тряся за плечо друга, как никогда нуждаясь в поддержке. В который раз за эти четырнадцать часов. — Ты слышал? Он сказал, будет трясти.

— Потерпи немного, скоро это закончится, — промямлил Куроо, открывая глаза раза с третьего.

— Не говори так! Звучит так, будто мы все умрем! — повысил голос Кенма, а Хайба резко вздрогнул от шума на соседних креслах.

— Тише, никто не умрет, — отчеканил Куроо, потихоньку возвращаясь в реальность.

— Обещаешь? — Козуме поднял глаза, которые начинали блестеть от наступавших слез.

— Если мы умрем, можешь убить меня, — усмехнулся Куроо, но тут же получил удар кулаком в плечо.

Заход на посадку и правда оказался жестким. Погодные условия подарили им тропический ливень и сильный ветер, отчего самолет бросало из стороны в сторону, швыряло вверх и вниз, одним словом колбасило по полной. Именно так казалось Кенме. По факту их несколько раз тряхнуло, но не сильнее, чем в обычной зоне турбулентности. Однако один разок их и правда тряхнуло слишком сильно, после чего Куроо уже готов был сдерживать Козуме от нервных конвульсий, но то, что произошло в следующее мгновение, повергло его в шок.

— Если мы не выживем, я хочу чтоб ты знал, что я люблю тебя, — пролепетал Кенма еле слышно, начиная рыдать Куроо в плечо, но он услышал каждое слово настолько четко, как если бы они находились в пустой комнате в абсолютной тишине только вдвоем. Он пожалел, что не успел записать эти слова на видео, аудио, что угодно, ведь знал, что после Кенма все будет отрицать. Куроо посильнее прижал Кенму к себе, закрывая глаза с чувством блаженства и радуясь своей маленькой победе. До этого момента Козуме никогда не говорил о своих чувствах. Он знал, что Тецуро неравнодушен к другу, но только стебал его на этот счет, никогда не отвечая взаимностью. Однако, лед тронулся. Страх смерти способен сотворить с человеком самые разные вещи, например, выбить признание вместе с нервами и остатком здравого смысла.

Самолет коснулся земли прямо под любимую песню Кенмы, которую Куроо успел вовремя включить, впихнув Козуме один наушник, пока бортпроводница этого не видит, ведь они запрещены во время посадки. Он каким-то магическим образом подсчитал время так, что шасси коснулись полосы прямо на кульминации песни. Он усилил эффект от музыки своими крепкими и теплыми объятиями, оставляя в памяти Кенмы лишь положительные впечатления от конца полета, за что тот был ему искренне благодарен. Когда самолет успешно оттормозился и подъезжал к терминалу, все как обычно раньше времени повскакивали со своих мест, спеша достать свои вещи с полок непонятно зачем, Куроо решил задать главный вопрос:

— Напомни, что ты там сказал во время посадки?

— Когда? — переспросил Кенма, всем своим видом показывая, что искренне не понимает о чем речь.

— Ну тогда, когда нас хорошенько так тряхнуло, — улыбнулся Куроо.

Щеки Кенмы в одну секунду запылали, а глаза уже вовсю изучали пол, но ответ последовал именно такой, какой Тецуро мог ожидать:

— Забудь. Это все адреналин вперемешку со страхом, — отчеканил Козуме и подорвался с места, чтобы достать свой рюкзак, а после ринуться вместе с толпой на выход из самолета.

— Ну-ну. Тебе еще обратно со мной лететь, — расплылся в улыбке Тецуро.