6. Сойдемся в битве с Богом за попытку перемен (1/2)
Отдайте сердца
Рожденные в аду благословенных райских стен
Погибнем за свободу и разрушим наш Эдем
Сойдемся в битве с Богом за попытку перемен
Мы любой ценой
Увидим океан!
FIZICA – Отдайте сердца</p>
Дождь барабанил по капюшону и размывал видимость. Копыта бедной, уже изрядно запыхавшейся лошади, застревали в грязи раздробленной дороги. Сильвия, крепко ухватившись за поводья, скакала вперёд, в надежде успеть на предприятие к рассвету. Сумка-почтальонка билась о бедро, как бы напоминая о важности хранившихся там документов.
О важности сегодняшнего дня.
Вот вдали образовался просвет. Дождь, казалось, успокоился, а суровые тёмные тучи стали отходить назад, уступая место холодной синеве утреннего неба. Впереди была небольшая деревушка с уже старыми, слегка покосившимися домиками, жители которых ни под каким предлогом не хотели покидать свой дом. Прошло несколько минут, и вот деревня осталась позади, впрочем, как и пугающие тучи, стремительно уносящиеся назад. Бледные, розовые и оранжевые полоски показались на горизонте, предвещая скорый рассвет. Вскоре вместе с ними на горизонте, словно бы из ниоткуда появилось здание предприятия.
Строение было скучным и ничем особо не примечательным. Серый дом в два этажа, огороженный от остального мира покосившимся деревянным забором. Рядом — небольшой деревянный склад, выстроенный из кирпича. Когда-то, ещё при жизни Сильвии, склад был выстроен из дерева, но пожар, полностью уничтоживший и склад, и всё его ценное содержимое, натолкнул Берга на мысль о том, что необходимо следующий построить из кирпича. Тут же располагалась небольшая конюшня, чтобы работники могли оставлять своих лошадей, которые были основным способом передвижения у журналистов.
Сильвия подъехала к зданию и, быстро спрыгнув с лошади, повела её под крышу конюшни. Обильно накормив страдалицу яблоками, девушка снова накинула на голову тяжелый капюшон и вышла под уже угасающий ливень. Огромная деревянная дверь оказалась открытой, и Берг без проблем вошла внутрь, где горел тусклый свет от расставленных в разных углах свечей.
— Что нашла? — без лишних любезностей поинтересовался Ричард, заправляя станок чернилами. — Я тут закончил уже. Осталось только печать начать.
Берг сняла с себя сумку и бросила её на стол.
— Тайная переписка Адлера и Вернера, — с гордостью сообщила она, скидывая с себя мокрый плащ. — Действовать надо быстро. У нас время ограниченно.
— Ну так давай помогай, а не кудахтай, — с легкой улыбкой ответил ей Ричард. — Что там с мисс Мелани?
***</p>
Холодная темница наполнилась мужскими голосами. Эрвин, будучи измождённым, жестоко побитым, собрал все оставшиеся силы и поднял голову, щурясь от внезапно ударившего в лицо света.
— Уж не знаю, о чём вы хотите поговорить с ним, — ругался пухлый военный с единорогом на курточке. — но скажу так. Я не думаю, что у вас получится заставить его сознаться. Мы вот столько били — ничего! Разведчики же чокнутые, для них особые пытки нужны.
Послышался звук отпираемого замка. Глаза Эрвина привыкли к свету, и он наконец-то увидел Наила, державшего в руках факел. Доук кивнул солдату и подошёл ближе, садясь перед другом на корточки и внимательно всматриваясь во всё ещё горящие глаза Смита.
— Этого ты хотел, Эрвин? — сухо спросил Доук. — Ты же жалок. Посмотри на себя! Ни единого живого места нет. Всё ещё хочешь революции?
Эрвин выплюнул кровь на каменный пол темницы и зловеще улыбнулся. В свете факела он выглядел как настоящий дьявол.
— Неважно чего я хочу, а чего нет. Это должно случиться. Ради мира. Ради будущего.
Наил недовольно цокнул языком.
— Ты сейчас и титана убить не сможешь... Мальчики хорошо постарались. Не тебе идти против правительства. Сдайся, Эрвин.
— Не я — так мои товарищи, — тихо ответил Смит не переставая улыбаться.
Он не был похож на измождённого пленника, хоть и выглядел жалко. Разбитые губы, лицо в синяках, глаз заплыл и почти ничего не видел. Когда-то идеально белая рубашка была испачкана в крови и разодрана на груди. Настоящая жертва. Да вот только в глазах уж больно сильная решимость горит.
— На площади сколотили эшафот, — сказал Наил, надеясь увидеть в этих глазах хоть каплю страха. Он хотел убедиться, что Эрвин человек. — Если ты...
Нет. Этого человека напугать невозможно. Кто в здравом уме сможет так спокойно выслушивать новости о собственной казни? Эрвин смотрел на Наила и улыбался. Улыбался так, как будто знал, что никто его не повесит. Как будто был уверен в том, что его таинственный план сработает, и сегодня смерти придадут совершенно других людей. Доуку стало нехорошо. Раньше он со снисходительной улыбкой выслушивал байки о дьявольской сущности своего друга. Эрвин был для него старым товарищем, с которым он впервые вышел за стену. С которым впервые увидел смерть. Наил не считал его дьяволом.
Доук помнил, как в первую вылазку Смит испугался. Помнил это перекошенное холодным ужасом лицо, когда гигант прямо перед ним заглотнул солдата. В тот вечер они вместе пошли в бар, где довольно много выпили, пытаясь избавиться от страшных мыслей. Доук справиться так и не смог, поэтому и ушёл из разведки в полицию, не желая больше встречаться с кошмаром каждую вылазку. Смит же свой страх поборол и остался. Так думал Наил. На самом же деле командир лишь запрятал свой страх глубоко в сердце, ибо он мешал его невероятно важной мечте. Самой главной цели в его жизни, на пути у которой преклонялся даже страх.
Стремление добраться до истины, как бы хорошо не была она скрыта, питала Эрвина, делала его практически непобедимым. Именно мечта с упорными тренировками и постоянными рандеву со смертью превратили книжного мальчика в сурового солдата. Он стал монстром, ибо только подобное существо способно погубить монстра. Наилу, разумеется, было проще решить, что Смит продал душу дьяволу, чем признать собственную слабость. Ведь когда-то он, струсив из-за страха перед смертью, отвернулся от собственной мечты, полностью изменив свою жизнь. Он изменил себе, а Смит — нет. В этом вся разница между ними. Только сейчас Доук решил, что Эрвин намного дальше от него. Наил просто не понимал своего товарища. Храбрость и благородство он приписывал к безумию и легкомыслию.
— Что же ты задумал, Эрвин?! — тихо прошептал он, отходя назад.
— Очередную авантюру, как выразился бы Леви, — спокойно ответил Смит и облокотился о холодную стену.
***</p>
В обед Долли, прехорошенькая служанка, нанятая в прошлом месяце помогать Мели, принесла хозяйке газету. Лицо её было бледно, подобно кожице общипанной курицы, руки дрожали, а в глазах был такой невероятный страх, что Мели сразу поняла, что прочитала Долли в газете.
— Госпожа, — дрожавшим от волнения голосом пропищала Долли, кладя на стол газету.
— Спасибо, Долли, — девушка благодарно кивнула служанке и развернула газету, на которой на первой же полосе огромными буквами было напечатано «Продажный судья?»
Служанка бросилась зашторивать окна, около которых уже собирался народ. Медленно, постепенно дом продажного судьи облипали люди, что громко голосили и, возмущаясь и негодуя, сыпали направо и на лево обещаниями о расправе. Цепная реакция пошла быстро. Даже слишком быстро. Стоило только жителям открыть бесплатный выпуск газеты и прочитать её от корки до корки, где, кроме Адлера под замес отправились ещё пару советников, и, наконец, узнать о фальшивке-короле, как тут же в их сердцах вспыхнул огонь ненависти. Праведной, всепоглощающей ненависти.
Мелани спокойно прочла статью о своём отце. Ни один мускул не дрогнул на её застывшем, словно маска, лице. Ни одним лишним движением не показала она своей растерянности, страха и тайной радости. Так же спокойно с виду, но торжествуя в душе, прочитала она и остальные статьи и, добравшись до последней, с довольной улыбкой свернула газету.
«Наш мир оказался фальшивкой»
— Госпожа, нам нужно бежать, пока не поздно! — закричала Долли, когда в кухню через окно влетел огромный камень.
Мелани покачала головой, снисходительно улыбаясь.
— Ты можешь идти, Долли. Я останусь в своём доме. Скоро прибудет отец.
— Но мисс! — Служанка нервно теребила свой белоснежный фартук. — Они же разнесут всё тут к чертям!
— Я тоже виновна во всём, что произошло, — тихо ответила ей Мели и развернулась на коляске в сторону лестницы. - Я столько времени молчала. Знала, но молчала. Это тяжкий грех, Долли. Очень тяжкий. Прошу, помоги мне подняться наверх. После беги изо всех ног через задний выход. Я дам тебе как зарплату все деньги из тайника отца.
Долли всхлипнула. Она ненавидела Адлера, но его дочь считала истинным ангелом. Кроткая, добрая Мелани была солнечным лучиком в мрачном доме Адлера. Долли не хотела верить, что такая чистая душа может иметь на себе какой-то грех. Только вот, будучи очень покорной и трусливой, она не стала пытаться спасти свою хозяйку.
— Хорошо, госпожа.
***</p>
Луиза отдала полноватой торговке деньги и взяла с прилавка упакованную в шуршащую бумагу баночку мёда. По понедельникам магазин был закрыт, новая газета должна была появиться во вторник, и поэтому сегодняшний день для женщины был абсолютно свободным. Так как Ингрид после своего отравления умудрилась простудиться, Луиза решила направиться на ярмарку и прикупить мёда для согревающего напитка. Маркус хотел пойти с ней, но маленькая дочь так сильно цеплялась за него, упрашивая остаться, что доброе сердце отца просто не смогло оставить больного ребёнка. Берг всегда был слабым, когда дело касалось его детей. В основном их воспитанием занималась Луиза, ибо только она могла приструнить своих девочек и пристыдить, если те нарушали предписанные дамам нормы и правила.
— Миссис, ваш муж невероятно храбрый человек! — запричитала торговка. — Я даже подумать не могла, что он осмелится на такое...
— Прошу прощения? — Луиза, ничего не понимая, взглянула на женщину.
— Ну как... — торговка замялась. — Это всё правда, ведь так?
Женщина нахмурилась. Она давно подозревала своего мужа в измене, но даже представить не могла, что Маркус может нагло выходить со своей любовницей в свет, демонстрируя её всему народу. Другого объяснения фразе «я даже подумать не могла, что он осмелится на такое» женщина найти не могла.
— Прошу, не обсуждайте это со мной, — холодно попросила она, разворачиваясь. — Всего доброго.
Стоило ей только сделать шаг вперёд, как тут же на неё налетел мальчонка с коричневой шапкой на голове. Белобрысый, засуетившись, извинился, прижимая к груди кипу газет, и уже было хотел дать дёру, но миссис Берг схватила его за вязаную кофту и заставила остановиться.
— Прошлые выпуски продаёшь? — сердито спросила она, осматривая перепуганного мальчика. — Не самый честный способ зарабатывать деньги.
Глаза мальчика расширились ещё больше.
— Что вы, миссис Берг? Это свежий выпуск!
— Не ври! — Луиза нахмурилась. — Новый выпуск должен быть завтра.
— Но я не вру! — воскликнул он. — Мисс Сильвия и мистер Ричард сами выдали мне газеты и попросили раздать их каждому. Я ни одной серебряной монеты не взял за них!
Рука Луиза ослабла, и парнишка, вырвавшись, бросился убегать, опасливо оборачиваясь в сторону окаменевшей женщины. Страшная догадка молнией пронзила её, и теперь она не могла даже логично мыслить. Всё её тело было парализовано страхом, а окружающий шум превратился в невыносимый гомон. Мир словно замер.
Луиза Берг всегда переживала за старшую дочь больше, чем за всех своих детей вместе взятых. Две её дочери были спокойные, женственные, не смели и слова сказать поперёк отцу или матери. Сильвия же с детства была как в задницу ужаленная. Буйная, настырная, слишком раскрепощённая. Будучи подростком, она намеревалась поступить в кадетский корпус и стать разведчицей. Наперекор матери отрезала свои длинные шелковистые волосы, не желая следовать моде, которую средняя сестра — Эльза, очень любила. Хорошо, что старшая Берг вовремя угомонилась и решила стать журналистом. Отрада для отца, у которого так и не получилось обзавестись сыновьями. Девочка была отличной наездницей, а передавшиеся ей с молоком матери настойчивость и трудолюбие помогли ей добиться успехов в своём деле. Только и тут Сильвия показала характер и чуть ли не засовывалась с головой во всю грязь общества, желая непременно всех разоблачить.
Неутолимая тяга дочери к разоблачению и справедливости пугало тихую и скромную Луизу. Она уже видела примеры безрассудства и излишней пытливости. И пример этот был очень неудачным. Многие отмечали, что Сильвия — копия бабушки по маминой линии. Именно её характер девочка и взяла себе, несмотря на то, что никогда в жизни с ней не встречалась. Луиза потеряла свою мать ещё будучи десятилетней девочкой. Тогда Сильвии и в планах не было.
Бабушка Сильвии — Стелла, была казнена за то, что сожгла дом одного богатого советника из-за своей неукротимой жажды расплаты. Женщиной она была весьма экстравагантной, неутомимой, так что запомнили её надолго. Теперь Луиза, будучи уже сама матерью, смертельно боялась того, что неукротимый и горячий нрав дочери разрушит идиллию её спокойной жизни. Страх этот поселился в её душе, ещё когда дочь в первый раз сказала о том, что собирается создать подпольную газету. Уже тогда очень тонко чувствующее материнское сердце сжалось от предчувствия чего-то неизбежного, чего-то ужасного.
— Миссис Берг, прошу вас пройти со мной.
Властный голос солдата вытащил женщину из страшных мыслей. Она развернулась к нему. Бледная, вся перепуганная, настолько жалкая, что даже солдаты военной полиции вдруг прониклись к ней жалостью.
— Скажите, ваш муж дома? — спросил один из солдатов, подходя ближе.
Стоявший рядом с ним мужчина готовил толстую верёвку. Всё вокруг снова заволокла дымка, а сердце птицей забилось в груди. Страшный кошмар стал явью. Их найдут и повесят за предательство. Всех до единого. Плетеная корзинка с продуктами упала на землю. Женщина вытянула вперёд дрожащие руки и тихо прошептала:
— Прошу, только не детей...
— Мама?
Сильвия, еле-еле пробившись через толпу зевак, подбежала к матери, держа в руках корзинку с газетами. Глаза её пылали лютой ненавистью, а грудь вздымалась от тяжелого дыхания.
— Не трогайте её! — повелительно выкрикнула она, набрасываясь на солдата.
Мужчина с отвращением отбросил её от себя. Девушка упала на землю. Вокруг них стал собираться народ.
— Это всё я придумала, ,— прошептала Сильвия, а затем, собравшись с духом, повторила: — Это я всё придумала! Мои родители не знали! Я обманула их! Вяжите меня!