Признание в любви (1/1)

Дмитрий уже знал, что Густав работает главным консьержем. В Будапеште был только один гранд отель и только Густав умел так хорошо подбирать одежду к интерьеру, в котором находился. Хоть в отеле и существовала форма, как и на всех серьёзных предприятиях, но Густав умел носить вещи так, будто обожал их всеми фибрами души и безумно гордился подобранным образом. Он мог показать максимальное расположение даже в этом маленьком аспекте - он был настолько уверен в своём внешнем виде, что все вокруг сразу начинали становиться такими же. В общем, Густав был заточен под доброжелательность. А вот Дмитрий всё ещё побаивался быть таким добрым и бескорыстно любящим по отношению ко всем, хоть и начинал испытывать эти чувства к Густаву. Поэтому он продолжал носить всё черное, инстинктивно хмуриться и грубить. Однако, в один из дней он чувствовал себя неимоверно легко, хотелось танцевать прямо на улице, на глазах у прохожих или повидаться с кем-нибудь из друзей, чтобы хорошенько повеселиться (напоминаю, Дмитрий хронический интроверт и обычно не любил встречаться с кем-то намеренно и проводить время вдвоём. Он мог пошаливать в больших компаниях, но пригласить одного человека на прогулку - ни за что). Дмитрий решает наведаться к Густаву на работу и, только представив радостный вид консьержа, сразу приобретает уйму решительности: покупает коробку австрийских конфет с Моцартом на обёртке, надевает плащ поновее и красиво шнурует свои блестящие лаком берцы.

И настаёт тот момент, когда он видит огромнейший, розовый, сверкающий золотом и акцентами белого цвета главный зал отеля и рядом с ним по-настоящему обрадованный Густав тараторит о том, в каком году была сделана эта ваза, и из какого дерева эта стойка администрации. Дмитрий пропускает это мимо ушей, грубо улыбаясь от понимания того, что поднял настроение своему единственному во всём мире слушателю. Но когда студент видит перед собой Зеро и спрашивает, кто это, шепча Густаву на ухо, при этом бесцеремонно тыча пальцем, и получает ответ, что это коллега и вернейший друг, который спас Густаву жизнь - вот тогда его охватило таким гневом и такой ревностью, что он готов был сесть на пол, прижаться к ногам Густава и зарыдать. Единственное чувство, которое моментально разъедало Дмитрий изнутри и поджигало бочку с порохом под названием ”терпение” в его груди - это ревность. Не получив должного внимания от матушки, он во всех сначала видел ангелов и привязывался, а потом горевал из-за разбитого сердца. Он очерствел и перестал моментально выказывать благоговение, но не перестал ревновать. Дмитрий никогда не следил и не подслушивал - все домыслы рождались в его голове и сейчас они были максимально абсурдными. Он знал, он ненавидел себя, но продолжал чувствовать, зациклившись на эмоции. Всё это было приправлено стыдом за публичный показ своей привязанности к чёртовому сорокалетнему консьержу и за своё поведение у него на работе, за испорченный сюрприз.

Дмитрий слишком быстро уходит из отеля, хоть Густав и упрашивает его посетить ещё пару номеров. Он просто в буквальном зажимается, стараясь найти укромный угол и свернуться в нём калачиком. Пытается сбежать от своих чувств и одновременно понять себя, ведь очень любит Густава, а он работает с людьми и нельзя же так ревновать к всякому встречному! Не выдержав самокритики, он засовывает эти мысли подальше и разрешает себе пробеситься и проплакаться, побыть тем импульсивным маленьким мальчиком, котого усиленно в себе подавлял.

Он машинально поехал в свою церковь, некая высшая сила потянула его к органу, он сел и, даже не выдвинув рычажки и не надави ни одной клавиши, он вспомнил, что Густав всё равно придёт. Что не нужно больше страдать от одиночества, для горя попросту нет причин. Конечно, многие проблемы типа зависимостей и никудышной учёбы остаются с ним, но какая к чёрту разница, если теперь у него есть друг? Искренний друг, позитивный и любящий друг, понимающий и пытающийся сделать его лучше друг. Эта любовь к Густаву была такой естественной, такой природной и наполнящей силами, что Дмитрий решил мужаться. Нужно было как-то высказать всё это, расставить точки над i, ведь у них так и не было серьёзного разговора по душам. Показать действительное состояние души, как она источает лучи радости и горит юной любовью. Дмитрий, отыскав в нотах помеченное как ”красиво, играть почаще” произведение, размял дрожащие от волнения пальцы и начал играть. Ничего уже не заботило, помех не существовало, мыслей тоже. Были только Дмитрий, его любовь и бог, содержащийся в ней.

Конечно же, Густав находит его в церкви. Он тоже раздражён поведением приятеля, тоже отчасти винит себя, ведь нужно было подводить мягче и теперь он тоже может остаться без друга, спровоцировав его побег от мира резкими выражениями. Резко распахивая двери, Густав становится как вкопанный. Восхитительная, действительно ангельская музыка электрическим током проходит через его тело, он медленно опускается на лавку и понимает - это судьба. Он не знал нотного стана, но если бы и увидел ноты Дмитрия, то чёрным по белому проявились бы слова: ”я люблю тебя и хочу делать это вечно”

Правда, Дмитрий слегка заигрался с акцентами и лупил по клавишам чересчур сильно, отчего весь монашеский стан повскакивао с кроватей и один служитель даже решился выйти на разговор с органистом.

- Извините, вы собрались играть это на мессе?

- Да, кхм, возможно, вас что-то... Смущает?- нервно произносит Дмитрий, пребывая в тихом ужасе от мысли, что все его фантазии могли раскрыть.

- Вам не кажется, что вы переборщили с громкостью? Постарайтесь быть мягче в следующий раз

- А мне кажется, это единственное верное исполнение. Юноша искренне, громко и гордо славит Господа, разве молиться нужно не в полный голос? - смело высказывается Густав, неожиданно вставший с скамьи и повернувшийся к монаху

- Наверное, вы правы, месье. Нашей церкви нужны некоторые инновации, мы, монахи, иногда отстаём от современности, поэтому паства скуднеет с каждым днём...

Монах вздохнул о прихожанах. Хоть это была забота священника, он всё же переживал за всех людей разом - профессия обязывала. Он удалился в келью, дабы успокоить ”коллег” и помолиться за всех отвернувшихся от церкви.

После всего Густав, услышав хлопок дверью, побежал навстречу своему возлюбленному. Он крепко обнимает Дмитрия, со всей серьёзностью утверждая, что всегда поможет этому комочку злости разобраться в себе и положении дел и никогда не отвернётся от него, каким бы плохим он себя не считал. Дмитрий смеётся, утыкаясь Густаву в грудь и вскоре с надеждой в блестящих глазах спрашивает: ”ты же никогда не воспринимал этого Зеро как парня, да?” Густав успел понять, насколько сильно ревность может навредить его музыканту, поэтому просто целует его в губы. Густав превосходно целовался, но в этот раз ему было достаточно простого прикосновения к губам и руки на затылке, чтобы дать понять всё. И Дмитрий понимает только по этому жесту, без слов, что Густав никогда не посмеет променять его. Дмитрий в ступоре от такой искренности чувств консьержа, поэтому не может поцеловать в ответ, а только ещё крепче сжимает в объятиях