Не играй со спичками, а то обожжёшься (1/1)

Пока Дмитрия распирают дружеско-братские чувства к образу Густава, сам Густав всё заметнее начинает влюбляться, и тоже в образ! Этим бедным мытарям настолько не хватает настоящих чувств, искренности в взаимодействии с окружающими, что они уже готовы отдать всё ради другого, поиграв пару часов на органе или с благоговением поприсутствовав на ночных концертах. Иногда нужно просто увидеть доброту в другом человеке и любовь к ближнему появится сама собой. А после проведённых часов вместе (пусть слов не было сказано, но музыка доносит любые послания без них) так вообще разгорится ярким костром, сжигая всю боль прошлого. Когда знаешь, что нужно обязательно прийти к своему товарищу на репетицию, чтобы оценить по достоинству его старания (больше ведь некому в целом Будапеште) или с нетерпением подбираешь программу для выступления перед одним человеком, неделю отрабатывая каждый акцент, оттачивая каждую чистую ноту, появляется сильное желание жить. Жить настоящим, в радости за ближнего и в любви к самому себе. Рутина спасает, особенно, когда в ней присутствует искусный музыкант или превосходный консьерж.

Всё ещё побаиваясь друг друга, а особенно неизвестности, кроящейся в помыслах другого, Густав решается на первый шаг. И не просто шаг, а прыжок изящной лани в пасть тигра: он выслеживает, в каком институте его приятель обучается и ”ненароком, волей случая” проходит прямо по второй лестнице (лестничная система института экономики и технологий была больше похожа на влажные мечты ацтеков с их любовью к буквальному восхождению в Поднебесье), строго параллельной первой, и видит Дмитрия с бутылкой вина (под полой пиджака, дабы обезопасить свою репутацию от пронырливых глаз декана) прямо в одном из пролётов. Немая сцена. Действие намеренное и спланированное, но какое-то угловатое, двусмысленное и не совсем подходящее. Даже Густав иногда ошибался в своих ”первых шагах”... Оба хватаются за перила, останавливаются и долго смотрят: Густав с искренним удивлением, Дмитрий с страхом, подняв бровь в недоумении. Густав не может вынести просящего всё замять взгляда, кивает, Дмитрий резко отворачивается, и оба спускаются к выходу, как ни в чём не бывало; только Густав специально задерживается, думает над своим поведением. Он был приучен испытывать стыд крайне редко, поэтому он просто анализировал возможные исходы, вбивая себе в голову ожидание самого хорошего из них.

По причине компрометирующего столкновения, основным желанием Дмитрия стало отпугнуть Густава. Не из последнего порыва привычной ненависти, не из страха потерять место в институте, а из-за волнения за жизнь самого Густава. По нему было видно, что он через многое прошёл и ни за что не откажется от своей доброты, но Дмитрий всё ещё думал, что всё хорошее с ним происходит случайно и он заслуживает худшего, не оправдывая своих и вообще ничьих ожиданий. Считая себя самозванцем во всём, даже в чьих-то любовных грёзах, он попытался уверить Густава в своей надуманной никчёмности. Последняя попытка оставить всё на привычных кругах, ведь это намного проще. Безумно легко жить в ужасных условиях, если привыкаешь. Менять себя решаются немногие и Дмитрий побоялся принимать такое глобальное решение.

Исходя из этих выводов и золотого правила ”репетиции пропускать нельзя”, Дмитрий выбрал самое громкое и устрашающее из репертуара, чтобы барабанные перепонки лопнули, а сердце навсегда осталось в пятках. Обыденная, напускная ненависть, искусственный гнев, скрывающие усталость и нестерпимую тоску по лучшим дням (которых никогда не было, но Дмитрий преданно ждал их). Он усердно не верил, что счастье стоит на пороге его церкви в фиолетовом пиджаке и сиреневых брюках и не только не пугается, а воспринимает произошедшее как перформанс высшего уровня. Отчаянно пытался придерживаться старых взглядов на любовь, хотя всё внутри жаждало перемены. И она настала. Дмитрий действительно играл оглушительно и страшно, но было слышно, как он улыбается и сияет от прощения. Выплеснув эмоции с помощью могучих и стойких, суровых на вид, но издающих божественные звуки, органных труб, он вдруг простил. Сказались ли внутриутробная, инстинктивная вера в лучшее, присутствие близкого человека или предшествующие выступлению логические умозаключения, но Дмитрию значительно полегчало. Люди, согласно одному русскому классику, делятся на два типа, когда понимают, что всё это время делали что-то не то со своей жизнью: первые начинают горевать и не прекращают до конца дней, а вторые кардинально меняют своё отношение к жизни и начинают радоваться. Дмитрий неожиданно понял, что относится ко второму типу и Слово разлилось тёплым молоком по его жилам