Чуть углублённое знакомство (1/1)
Густав, помимо множества различных умений, навыков и положительных качеств, имел сверхспособность - никогда не забывать о важном, в какой бы рабочей канители он ни находился. Каждую секунду его золотое сознание помнило и об основополагающих принципах мировоззрения, и о том, что Мендель лучший кондитер города, о том, что Зеро его протеже и добрейший человек в мире, о том, какая строчка из Байрона подошла бы прямо сейчас и так далее по списку библиотечных карточек на полках сознания. Конечно же он не забыл про нового знакомого! Тем более с такими яркими отличительными чертами... Такого персонажа невозможно забыть. Издалека он похож на молодого инока, пытающегося привыкнуть к своему чёрному подряснику. Такие же тонкие пальцы, обтянутые не молочной, а почти прозрачной кожей, очерченный кадык, усы, которым явно уделяется тщательное внимание, тёмные глаза и волосы. Среднестатистический новоприбывший в монастырь из семьи богатых интеллектуалов, беспокоящийся о судьбе этого мира и пришедший замаливать грехи. Угрюмый (добавляет серьёзности и этого святого страдания во взгляде), нервный и вспыльчивый, но многие списывают это на юношеский максимализм, не общительный - будет отшельником или на худой конец великим молчальником. Дмитрий научился этому колориту у старых церквей и величественных орга́нов. К тому же он обладал прекрасным чувством стиля, что являлось отражением его престижного и качественного образования. В голове Густава он отпечатался отчётливее уже сделанных выводов и уже выученных стихов, стоял на отдельной полочке, в своём красном углу. И Густав поймал себя на мысли, что достаёт эту ”карточку” чаще остальных. Но не предал этому значения. Он хорошо определял, когда и в кого влюблялся, и только сейчас зарождающееся чувство проскользнуло мимо анализа.
Дмитрий тоже чётко помнил Густава, ведь представилась возможность обрести хоть кого-то ближе бухающего одногруппника и нужно было хвататься за неё руками и ногами. Ни один психически здоровый человек не сможет быть самодостаточным в гордом одиночестве длительное время. Всем нужно общаться, к сожалению или к счастью. Густав выглядел чуть ли не мессией в глазах сломленного студента, эдаким белым агнцом, готовым замараться в крови его грехов и сохранить святость. Почему-то он испытал неимоверное уввжение к персоне консьержа, признал, что кто-то может быть опытнее и мудрее его. Он готов был изменить своё восприятие до неузнаваемости, лишь бы выбраться из ямы, которую сам себе и выкопал. Конечно же, прочитав сотни книг, Дмитрий не допускал мыслей о любви с первого взгляда. Он в целом не верил в отношения, ведь они ограничивали его свободу и амбиции вундеркинда. Он не верил, что сможет существовать в одном жилище даже с идеальным человеком - ведь тот не сможет вынести его гениальности и никогда не поддержит разговор должным образом. Чудесным образом он унюхал всеобъемлющее принятие, кроящееся в Густаве. Густав, пеережив похожий кризис, сумел найти в себе силы источать любовь. Дмитрий понял это на каком-то уровне единого вселенского сознания и потянулся к Густаву, схватился за него, как хватаются за край стола, когда всё тело пронзает мышечный спазм. Надо было знакомиться ближе. Из-за привитого страха окружающего мира и своих ошибок во время его познания, говорить словами через рот (если это был не мат и не с братками на очередной барахолке) Дмитрий не очень любил. Поэтому тщательно подбирал программу произведений, подходящую под глубину его внутреннего мира и с предвкушением дожидался своего единственного слушателя.
Потеряв наконец терпение (оно сорвалось резко и больно, как крупная рыба с крючка, а не умиротворённо переполнилось, подобно кувшину) и просидев у органа с полчаса, насквозь промёрзнув в парадно-выходном фраке октябрьской ночью, обругав себя раз сто, Дмитрий начинает повествовать. Как никогда хочется выговориться, хоть церковному воздуху, исполненному божественного присутствия, хоть алтарям с Богородицей, усердной заступницей рода людского, хоть спящим и видящим второе пришествие монахам - всё равно! Сущность церкви больше не казалась жалкой и незначительное, наоборот: Дмитрий увидел в ней что-то таинственное и даже магическое, способное и готовое помочь ему по первому зову, если он откроется. Начинается супервизия бедового студента физмата. Дмитрий вступает в ожесточённую перепалку (уже отработанную за семь бессонных ночей) с самим собой и, после всех репетиций, не может найти ответ. Каждая нота подступает к горлу удушающим вопросом: ”за что мне всё это?”. ”Почему именно я?”. Пока ответ находится в стадии судорожного поиска, Густав незаметно входит в залу, располагается на скамеечке и подозрительно понимает всё. Каждую деталь, каждый подтекст, каждый отзвук, каждую ноту, улетаующую в поднебесье. Он сам рос без как таковой семьи и понимал, что значит быть таким. Разбитым, не имеющим сна и смысла продолжать что-либо делать, преданным всеми и опасающимся всех, злым на судьбу, безмерно ропщущим, но не знающим, как начать меняться. Он прошёл эту войну с собой и выиграл. Сейчас же Густав видел, как отважно сражается со своими демонами обычный, всеми оставленный и позабытый мальчик, которому нужно помочь зажечь искру в груди, подать меч правды и раскрыть глаза на все прелести мира.
Всё затихает, Густав вытирает хрустальную слезу белым платочком с инициалами золотой ниткой. Сформированных мыслей поканет, но пришло осознание - этот парень будет многое значить. Он станет семьёй и Густав сделает всё, чтобы помочь ему. Дмитрий же, выговорившись, пусть и нестандартным образом, успокаивается и одаривает ”поклонника” сдержанностью и вежливостью короткой беседы о своей личности. Кратко рассказывает то, что Густав и так уже почувствовал, горячо жмёт ему руку и уходит домой. Ложась спать, он внезапно чувствует, как всё встаёт на свои места. Все становится милым глазам и сердцу, хочется обнять весь земной шар разом. ”Началась белая полоса” - мелькнуло в рое мыслей и он уснул с умилением и небывалым покоем.