2. Дело дрянь (1/2)

Феликс вваливается в кафе и спешно оглядывает помещение – народу в этот послеобеденный час достаточно, чтобы заблудиться в чужих лицах, но своих ребят он видит сразу. Они за столиком в самом углу, Чанбин с Ханом сидят на одной стороне, Сынмин – на другой, напротив Чанбина. Едят. У окна пустует место, туда Феликс и усаживается.

— Всем приветик! Я знаю, я опоздал, виноват, — раскаивается с ходу и улыбается до того мило, что недовольный на вид Чанбин передумывает отчитывать его за опоздание: он-то всегда приходит аккурат вовремя, у него всё чётко, всё по дисциплине.

Остальным по большому счёту плевать. Сынмин обычно приходит слегка заранее и спокойно ждёт остальных, уткнувшись в телефон. Хан и сам часто опаздывает, чаще Феликса, потому что вечно теряется во времени и пространстве. А Феликс в большинстве случаев приходит как надо, но сегодня:

— Мама звонила, — говорит он, снимая кепку и поправляя волосы. — Думал по-быстрому с ней поболтаю, перезвоню позже, но… сами понимаете: мама.

Парни понимающе кивают. Сынмин усмехается:

— Конечно, ты же жить не сможешь, если не узнаешь последние новости всей родни.

Феликс улыбается.

— Точно… Но я узнал, что у троюродной сестры родился сын, и отправил ей поздравления. Она очень обрадовалась, что я ей написал, и прислала фотку сынишки. Кстати, довольно милый малыш.

— Нет, это ты милый малыш, — умиляется Хан и тянется потрепать Феликса за щёчки.

Чанбин между тем палочками перемешивает еду в миске, приговаривая:

— Мы заказали тебе то, что ты обычно берёшь.

— Ты заказал, — уточняет Хан, глядя на Чанбина, затем смотрит на Феликса. — Чанбин-хён платит.

— Я же говорил, что мне не везёт в этих ваших играх…

Сынмин слегка насмешливо тянет:

— Он проиграл в камень-ножницы-бумагу. Сидит теперь угрюмый.

Феликс улыбается ещё шире.

— Я не из-за этого. И я не угрюмый, — фырчит Чанбин. — Разве я похож на человека, который будет расстраиваться из-за какой-то дурацкой детской игры?

Все трое правда сдерживаются, чтобы не засмеяться: Джисон прыскает в кулачок, Сынмин поджимает губы, а Феликс прикрывает рот ладошкой.

— Ой да ну вас, — резюмирует Чанбин и отправляет в рот ароматное рагу.

К столику подходит официант, ставит перед Феликсом жареный рис, овощи и курицу в кисло-сладком соусе. Феликс в знак благодарности немного кланяется, затем, поочерёдно глядя на друзей, занятых своей едой, спрашивает:

— Так… о чём говорили, пока меня не было?

— Сынмин вчера познакомился с классным парнем! — тут же выдаёт Джисон, будто всё это время ждал, пока Феликс спросит.

Феликс спросил, Феликс заинтересован.

— М? — он легонько подталкивает Сынмина локтем, тот отмахивается. — Это не тот парень, с кем ты вчера болтал?

— Да, но мы просто болтали. Ничего такого.

Хан наклоняется ближе к Феликсу и заговорщицки прищуривается:

— А ещё они обменялись контактами, — последнее слово Хан почти пропел. Загадочно так, будто это не какие-то простые контакты.

— Я просто подписался на его инстаграм, — невозмутимо поясняет Сынмин. — Он модель, и может быть я как-нибудь позову его к себе на съёмку.

— О да, мистер Фотограф, сними этого парня, — подначивает Хан.

Сынмин делает вид, что никакого подвоха в словах друга нет, поэтому отвечает ровно:

— Может и сниму. У него неплохие данные.

— Неплохие?! — Хан округляет глаза. — Да он такой миленький, что аж поцеловать хочется!

Сынмин ухмыляется:

— Так поцеловал бы. Не думаю, что он был бы против. Ты ему, кажется, понравился.

Феликс жуёт рис, наблюдая за словесным бадминтоном между Ханом и Сынмином: за этим можно наблюдать вечно. За этим и за тем, как Сынмин периодически нарочно докучает Чанбину.

— Я?! — Хан на своем месте аж подпрыгивает. — Он с тобой флиртовал!

— Мы просто болтали про моделинг и фотосессии. И ты б это заметил, если бы не пялился на своего стриптизёра.

Хан мигом сдувается.

— Он не стриптизёр, а гоугоущик, — и плюхается на спинку сиденья, скрещивая руки на груди. — Это разные вещи.

Чанбин хмыкает и обращается преимущественно к Сынмину с Феликсом.

— Слава богу тот парень не танцует стриптиз, иначе Хан бы уже разорился.

Хан легонько шлёпает Чанбина по плечу, и тот хихикает, немного отклоняясь от друга и его ладошек. Сынмин невесело тянет:

— Ещё бы и в долги влез.

— Идите вы знаете куда? — бурчит Хан. — Ладно хоть Феликс есть, иначе я бы с вами свихнулся.

— Может, я лезу не в своё дело, но… — мягко начинает Феликс. — Может, тебе стоит хотя бы попробовать к нему подойти?

Сынмин с Чанбином одновременно фыркают: они уже спрашивали Хана об этом, только Феликс всё отмалчивался. Не лез, не тревожил, думал, Хан сам что-нибудь придумает. Ну или остынет со временем. Но прошло уже достаточно с тех пор, как Хан увидел того парня. Целых полгода – подумать только! – они ходят только в один клуб, пренебрегая остальными. Ради Хана и его странной односторонней любви.

— Не, херня, — говорит он. — Как я к нему подойду? Он же там, высоко, такой… недосягаемый.

Чанбин негромко бухтит:

— Он всего-то танцует на платформе.

Сынмин давится смешком. Феликс сохраняет спокойствие, и Хан продолжает, обращаясь только к нему как к самому благодарному слушателю:

— Я не могу отвлечь его от работы. Он типа что? Просто сядет на платформе и свесит ножки, чтобы со мной поговорить? Или мне типа случайно столкнуться с ним, когда он пойдёт на перерыв? А если я подкараулю его после смены, то это совсем финиш. Стрём! Я хоть и пялюсь на него, но я не сталкер.

— Говорит тот, кто нашёл все его аккаунты в соцсетях, — тянет Сынмин. Теперь смешком давится Чанбин.

Хан хмурится, надув щёки. И говорит:

— Нашёл, и что? Это было несложно. Но я всё равно не собираюсь ему писать. У него таких парней десятки. Если не сотни. Вы же видели, какой он. Он… — Хан вздыхает и опускает взгляд на тарелку остывающей обеда. — Такие парни не смотрят на таких, как я. Я недостаточно хорош для него.

Что-то внутри Феликса печально поднывает, когда он слышит от своего энергичного, вечно позитивного друга такие слова.

— Что ты такое говоришь? — возмущается Чанбин. — Ты крутой!

— Да. И милый, — добавляет Сынмин.

Феликс эти слова никак не комментирует, потому что Хану от этого ни тепло, ни холодно. Феликс наклоняется вперёд и накрывает его ладонь своей, гладит большим пальцем. Хан смотрит ему в глаза с выражением «разве я не прав?» – он не прав. Он достоин самого лучшего, самой чистой любви и самых здоровых отношений. Но этого точно не будет, если даже не пытаться проявить хоть какую-то инициативу.

— Может всё-таки стоит ему написать? — спрашивает Феликс.

Хан цыкает. Мягко убирает ладонь из-под ладони Феликса и хватает палочки.

— Что я ему напишу? «Приветик! Я уже полгода пялюсь на то, как ты охеренно танцуешь, и никак не могу набраться смелости как-нибудь с тобой пересечься. Кстати, ты круто смотришься в блестящих труселях», так?

Сынмин усмехается:

— Сначала напиши про труселя, потом про всё остальное.

Чанбин добавляет:

— Главное дикпики сразу не кидай. Это слишком примитивно.

Хан от негодования шипит.

— Я серьёзно!

— Мы тоже! — хором отвечают Сынмин с Чанбином. Феликс мягко улыбается Хану.

— Они имеют в виду, что нужно хотя бы что-нибудь написать. Неплохо бы начать с комплимента, главное не пересекать границы приличия, и там дело пойдёт дальше. Да, парни, вы же это имели в виду?

Феликс красноречиво смотрит сначала на Чанбина, потом на Сынмина. Оба активно кивают, глядя на Хана.

— Вы не понимаете, — качает головой Хан. — Никуда дело дальше не пойдёт. Ну напишу я ему, и? Даже если он мне ответит, в чём я тупо сомневаюсь, он меня пошлёт, и всё! А так… так я хоть смотрю на него и… всё. Он танцует себе, улыбается. Такой красивый, как цветок. Цветы ведь лучше не срывать, пусть цветут себе... А я… я так, сорняк какой-то.

Чанбин качает головой, явно несогласный с мыслями друга. Сынмин и не знает, что говорить. Зато знает Феликс:

— Эй, Хани, — он смотрит в его глаза внимательно, будто ищет что-то. — Ты не сорняк. А он не цветок. Он обычный человек, и не такой уж недосягаемый. А если он тебя пошлёт, то ему же хуже. Значит, у него нет вкуса. Ты классный парень.

Хан слегка смущённо улыбается, прикладывая к щеке тыльную сторону ладони:

— Ой, ты как скажешь…

— А Ликси прав, — Чанбин легонько толкает Хана локтем и улыбается. — Ты крут и довольно горяч вообще-то.

Хан ухмыляется:

— Спасибо, хён. А ты… ты точно гетеро?

— Мне обязательно должны нравиться члены, чтобы понимать, какие мужики горячие, а какие нет? — Чанбин нервно ведёт плечом, качает головой. Хан поворачивается к нему корпусом и наклоняет голову вбок:

— Кстати про это… Что за парень около тебя тёрся?

— Какой? — Чанбин утыкается в свою миску и лениво перемешивает рагу палочками.

— Такой… плечистый.

Чанбин непонятливо хмурится. Ему на помощь приходит Сынмин:

— А это друг того парня, с которым познакомился я. Или брат? Я так и не понял. Но понял, что они пришли вместе.

— А, этот? — вспоминает Чанбин и незаинтересованно хмыкает. — Да, всё так. И кстати, Феликс, он тоже австралиец.

Феликс удивлённо приподнимает брови: он столько повидал корейских австралийцев, но всё равно удивляется каждый раз.

— Могу дать его номерок.

— Да нет, спасибо, — улыбается Феликс. — О, так вы обменялись номерами?

— Ага. Поболтали, пару раз сходили покурить, он сказал, что я милый и дал свой номер. Он, кстати, тоже был довольно милым, поэтому я дал ему свой. Ничего особенного.

Парни втроём загадочно переглядываются, пока Чанбин мирно трапезничает. Феликс широко улыбается, откидываясь на спинку сиденья, скрещивает руки и надкусывает большой палец. Это что-то новенькое и интересненькое…

— А нашего хёна-то почти склеили… — обращается он скорее к Хану и Сынмину, те со знанием дела усмехаются. А Чанбин морщится.

— Не придумывай. И вы тоже, — и смотрит на Хана с Сынмином, те заговорщицки кивают друг другу и продолжают обед. — Я просто познакомился с горячим парнем в гей-клубе, что такого?

Парни втроём заговорщицки молчат.

— Ой да ну вас, — Чанбин с удвоенной силой нападает на блюдо перед ним и ни на кого из друзей не смотрит. Они на него, впрочем, тоже.

Все четверо отдаются обеду, наполняют желудки, а Феликс ко всему прочему думает, надо ли рассказать друзьям о Хёнджине. Говорить за столом о том, что он получил отсос, как-то некрасиво, но он и не собирался делиться подробностями – это только между ним и Хёнджином. Но вот сказать о том, что он встретил своего врага детства…

Парни знают, кто такой Хёнджин. Феликс не говорил о нём много, так, если тема была подходящая. Если они делились историями из детства и школьных лет, если говорили о том, с кем чаще всего дрались и кого ненавидели.

Феликс за всю жизнь ни к кому не испытывал такой ненависти, как к Хёнджину. Так-то он славный парень, милый, хороший. Светлый и добрый, и только Хёнджин пробуждал в нём что-то тёмное и злое. Феликс никогда не мог смотреть на него нормально: изнутри всегда жгло раздражение, в животе кололись ножи-бабочки, горло перехватывало словно жгутом. И сердце. Оно билось пойманной птицей о грудную клетку – страшно, дико, отчаянно. Чесались кулаки, горел взгляд, так часто хотелось плюнуть в рожу этому придурку. Один раз Феликс даже плюнул – им было по пятнадцать.

С тех пор много лет прошло, и однозначно ненависть Феликса поутихла, но она всё ещё внутри, она всё ещё горит потихоньку. И, исходя из случившегося вчера, Хёнджин всё ещё пробуждает то самое тёмное и злое: ни с кем из своих сексуальных партнёров Феликс не был так груб. Он же славный парень, милый, хороший… а ещё ему хочется рассказать кому-нибудь о том, какой горячий привет из прошлого он вчера получил. Без подробностей, естественно.

— Кстати, я вчера тоже кое-кого встретил, — начинает Феликс, закончив с обедом.

Хан в ответ смотрит с любопытством, Сынмин заинтересованно мычит, доедая обед, а Чанбин на вид как будто чем-то обеспокоен: надо отдать должное, он Феликса при всех ни о чём не спрашивал и тему отсоса в туалете тактично не поднял.

— Хван Хёнджин – помните, я вам рассказывал?

Хан моргает пару раз и хмурится.

— Имя знакомое…

Сынмин первым делает предположение:

— Это не тот сын маминой подруги? Вы ещё учились вместе.

— Он самый, — кивает Феликс. Чанбин в замешательстве чешет затылок:

— А вы с ним разве не враждовали?

— Да, но… — Феликс мнётся. Но что? Да, но вчера я поставил его на колени? Звучало бы нелепо. Благо заминку заполняет собой Хан:

— И как? Ты просто его увидел? Вы разговаривали? Вы хотя бы поздоровались? Вы же вроде не виделись несколько лет, я помню последний раз вы виделись, когда ты ездил к родителям, вы с ним где-то пересеклись и жутко посрались.

— Да, мама тогда приготовила ужин, позвала его маму, и он зачем-то тоже припёрся, — говорит Феликс и вздыхает. — И это был единственный раз, когда мы виделись после выпускного. До вчерашнего.

Сынмин подозрительно щурится:

— Дай угадаю: вчера вы тоже поругались? Ты поэтому так быстро ушёл?

Какой он проницательный всё-таки.

— Типа того, — уклончиво отвечает Феликс. Хотя, чего уклоняться? С ним его друзья в конце концов. Им всё можно сказать, и так хочется освободиться от этого: он теперь только об этом засранце и думает. — Вообще всё как-то странно получилось. Я танцевал, ко мне подошёл парень, мы потанцевали вместе, а потом поцеловались, договорились на дрочку, я повёл его в туалет, мы зашли в кабинку и, ну… узнали друг друга. Вот.

Феликс, выдав всё на одном дыхании, неловко улыбается каждому из друзей: лица у них, конечно, сложные.