1. Просто танец, просто парень (2/2)

Чёрт, сука, возьми! Феликс всё ещё возбуждён, в штанах всё пылает. Он смотрит на Хёнджина снизу вверх, но чувствует себя главным. Хотя главных тут быть не должно, они всего-то стоят у раковин в мужском туалете клуба, всего-то смотрят друг другу в глаза, и… Хёнджин опускает ладонь ниже и хватает Феликса за зад. Грязно, откровенно, совсем не мягко.

Феликс сжимает волосы Хёнджина крепче.

— Не играй со мной, Хван, — предупреждающе басит Феликс.

— А то что, Ли? — этот заносчивый засранец ухмыляется. — Ты ничего мне не сделаешь. Ты трусливый цыплёнок, который только строит из себя важную птицу.

Хёнджин прижимает Феликса к себе вплотную, явно провоцируя его на ругань. Хочет поругаться, даже спустя столько лет не упускает возможности.

— Как высокопарно, — морщится Феликс.

— Я не прав? — хочется смазать эту ухмылку, поэтому второй рукой Феликс хватается за подбородок Хёнджина и приближает его лицо к своему, не забывая при этом сжимать его волосы. Но Хёнджина всё это как будто только сильнее забавляет. — Что ты мне сделаешь, ссыкло?

— Как я тебя ненавижу, Хван Хёнджин, — шипит Феликс. — Тебя и твой грязный рот.

— О, ты не представляешь, на какие грязные штуки этот рот способен.

Хёнджин облизывает губы. Члену Феликса нравится, а сам он – в бешенстве.

— Поставлю тебя на колени и проверю, если не заткнёшься.

Хёнджин, зараза такая, наклоняется к уху Феликса и томно, нараспев произносит:

— Так поставь. Проверь.

Феликс так сильно ненавидит этого придурка, но ещё сильнее ненавидит себя за то, что его член предательски стоит, упираясь в джинсы. Как же хочется кончить.

Кабинка, из которой они вышли, к слову, всё ещё свободна.

Поэтому Феликс без лишних церемоний грубо толкает Хёнджина в сторону открытой дверцы. Тот заходит внутрь сам. Сам закрывает дверь после Феликса и сам становится перед ним коленями на не самый чистый пол.

— Учти, Цыплёнок, — скалится, расстёгивая ремень на джинсах Феликса, и смотрит снизу своими раскосыми чёрными глазками. — Ты сам вызвался. Так что не разочаруй.

И вжикает молния. Хёнджин нетерпеливо приспускает джинсы Феликса, достаёт его член и смотрит на него так по-блядски – именно это определение мелькает в голове Феликса, прежде чем по стволу нетерпеливо скользят языком и жадно присасываются к головке.

Как же Феликс его ненавидит. Но сосёт он хорошо. Пока неглубоко, но с чувством, с явным стремлением к чему-то большему. Двигает головой резво, весь отдаётся процессу и на Феликса даже не смотрит. Втягивает щёки, опускается ниже и ниже с каждым движением, иногда берёт за щёку, иногда задерживается на головке, дразнится языком.

А потом всё же смотрит на Феликса своими бесстыжими горящими глазами. Бесит!

И откуда он так умеет? Откуда этот приличный мальчик, этот вечно прилежный ученик, откуда эта мамина радость набрался таких вещей?

— А теперь трахни мой рот, — Хёнджин просит скорее не Феликса, а его член. И не просит, а требует.

А Феликс на пару секунд теряется. Но падать лицом в грязь перед Хваном он не собирается, тем более, когда ещё представится возможность отыметь этого засранца? Так что он хватает его за волосы и фиксирует положение головы так, чтобы было удобнее. И направляет член между его губ.

— Шире открой.

Хёнджин слушается.

— А ты послушный, — басит Феликс, и Хёнджин давится, принимая в себя почти всю длину. — Что, не можешь заглотить сразу? Старайся лучше.

Феликс двигается аккуратнее, но хочется глубже, хочется, чтобы этот заносчивый идиот давился его членом. Сам же просил, пусть теперь справляется. Он же во всём лучший, так?

— Прикидываешься правильным, — со злостью бормочет Феликс. Вставляет медленно, за волосы держит крепко. — Весь такой идеальный, такой примерный… А на деле?

Феликс постепенно ускоряется, Хёнджин смотрит на него, и чёрт возьми, как же хорошо он смотрится с его членом во рту. И самое главное: не болтает.

— А на деле ты стоишь на коленях в туалете, — Феликс полностью выходит, чтобы дать Хёнджину пару секунд продышаться, и вставляет снова. Двигается жёстче. — Стоишь на коленях, пока тебя ебут в рот.

Хёнджин стонет, и Феликс тоже.

— И тебе это нравится, — он входит по основание и задерживается внутри, пока Хёнджин давится и сдерживает рвотные позывы. По его щекам слёзы, он выглядит таким разбитым, что на секунду Феликсу кажется, что что-то не так.

Он резко выходит и спрашивает слегка обеспокоенно:

— Тебе же нравится?

Хёнджин кашляет, вытирает рот и сиплым голосом отвечает:

— Вставляй обратно, мы ещё не закончили.

Феликс ухмыляется, но вставлять не спешит. Проводит членом по распухшим губам Хёнджина, размазывает естественную смазку, смешанную со слюной. Дразнит его, издевается. Хёнджин требовательно открывает рот, но Феликс стучит головкой по щеке.

— Так сильно хочется? Попроси.

— Я уже попросил.

— Ты потребовал. Мне такое отношение не нравится. Попроси, как прилежный мальчик.

— Но я не прилежный, разве ты ещё не понял? — Хёнджин ухмыляется, пытается лизнуть член Феликса – хитрый какой.

— Я понял, что ты грязный и развратный. Но побудь для меня прилежным и попроси хорошенько.

Хёнджин капризно морщится и вздыхает. Наигранно дует свои губёшки и сладко, как в дешёвом порно, тянет:

— Пожалуйста, господин Ли, вставьте ваш дражайший член мне в рот.

Феликс закатывает глаза.

— Будешь ёрничать – ничего не получишь. Подрочу по-быстрому и всё.

Хёнджин снова ухмыляется в своём стиле и щекой потирается о член Феликса так, будто он мягкий и пушистый, а не наоборот.

— Ты главное кончи на моё лицо.

— Вот зараза, — ругается Феликс и насаживает Хёнджина на себя без предупреждения.

Но этот засранец будто только этого и ждал, поэтому он пошире открывает рот и расслабляет горло, пока Феликс с силой давит на его затылок и шипит.

— Как же ты бесишь, Хван.

Бесит, что даже в отсосе ему нет равных.

Феликс насаживает его на себя, движется навстречу резко, жёстко – чувствует, что конец близок. Но что-то не то, кое-что хочется поменять. Поэтому он оттягивает Хёнджина от себя.

— К стене, быстро.

— Ты требуешь, мне не нравится такое отношение, — и хватает же наглости кривляться…

— Быстро, я сказал.

Хёнджин всё же оборачивается и смотрит позади себя:

— Но на полу пыльно.

— Мне насрать, принцесса, садись к стене или я дрочу тебе на лицо, и мы расходимся.

Феликс не угрожает, честно. Он предлагает на выбор варианты, и Хёнджин этот выбор делает: с недовольным вздохом отсаживается к стене и тянет руки к бёдрам Феликса.

Феликс делает шаг вперёд и, упираясь одной рукой в стену, другой пристраивается ко рту Хёнджина в последний раз. Хёнджин последний раз послушно его открывает.

— Вот так, хорошо, — себе под нос бубнит Феликс и загоняет член во всю длину. Затем хватает Хёнджина за чёлку, прижимает его голову к стене и отдаётся моменту.

Поднимает голову вверх, закрывая глаза, и двигается быстро – очень хочется кончить и покончить со всем этим. Не видеть больше этого сраного Хван Хёнджина никогда в жизни. Напыщенный, самовлюблённый… И прямо сейчас Феликс жадно трахает его глотку – интересное ощущение.

Феликс смотрит вниз, будто чтобы удостовериться, что всё это правда. Хван Хёнджин прижат к стене, такой растрёпанный, потный, хаотичный, что даже смешно: обычно он наверняка собранный, чистенький, аккуратный. А перед Феликсом – внизу, на полу, – самая настоящая похотливая катастрофа.

И пусть он неимоверно бесит и злит, но как же он горяч – Феликс не может этого отрицать. Он красивый, всегда таким был, а сейчас стал ещё краше. Эти волосы, эти губы, глаза, нос, брови, скулы – всё его лицо. Феликс так завидовал ему, обладателю ровной светлой кожи без единого пятнышка. Так завидовал и ненавидел себя, чувствовал себя некрасивым, неумным, несуразным. Потому что перед глазами всегда был пример того, каким надо быть.

А теперь этот пример перед ним на грязном полу. Подставляет свой рот и истекает слезами, принимая в себя его член – как интересно складывается жизнь. Что ж, теперь Феликс может сказать себе, что в рот он ебал этого Хван Хёнджина не только фигурально.

Феликс выходит и, наблюдая, как тяжело Хёнджин дышит, дрочит над его лицом. Над его идеально красивым лицом, которое через несколько секунд будет в сперме.

— Высунь язык, — командует Феликс. Хёнджин в ответ шепчет:

— Хочу, чтобы ты кончил в меня.

— Что?

— Что слышал. Давай, вставляй обратно.

Хмыкнув, Феликс без вопросов скользит внутрь и вжимается до конца, пока Хёнджин делает глотательные движения и давится. Но как же Феликсу хорошо. Ноги слабеют, когда он чувствует это. Чувствует это наслаждение, видит за закрытыми глазами яркие вспышки, дрожит всем телом и с рыком кончает, вжимая Хёнджина в стену. Дышит громко, грудь вздымается, ноги не держат.

— Чёрт, — выдыхает Феликс и плавно покидает тёплый рот. — Это было… неплохо.

Это было потрясающе, если честно, но Феликс не собирается тешить самолюбие этого придурка. Он убирает член в штаны, мельком смотрит на Хёнджина: он, закрыв глаза, кладёт ладонь на взмокший лоб и пытается отдышаться. Феликс отматывает туалетной бумаги и зачем-то вытирает с лица Хёнджина слёзы, слюну, немного тоналку. А цвет лица у него не такой уж и ровный…

— У тебя макияж потёк, — сухо бросает Феликс, замечая под глазами Хёнджина тёмные подтёки.

— У тебя тоже, — расслабленно улыбается Хёнджин.

Феликс смотрит на него сверху, прекращает вытирать его лицо и обращает внимание, что вроде он и не возбудился. Как так? Это даже… обидно? Но Феликс точно помнит, что чувствовал стояк под тканью штанов.

На лице Феликса замешательство, на лице Хёнджина его чёртова ухмылка. Хочется стереть её, и Феликс необдуманно опускается перед Хёнджином, садится на корточки между его ног и хватает его подбородок.

— Прекрати скалиться.

— А что? Возбуждает?

Феликс сжимает его щёки и задерживает взгляд на его губах. Такие красные, полные, манящие, так и хочется затянуть верхнюю, укусить нижнюю, пройтись языком между ними и…

И Феликс не сдерживается. Он наклоняется и импульсивно целует Хёнджина, сжимает его лицо пальцами, чувствует привкус спермы, но только распаляется этим.

Хорошо, что он кончил несколько мгновений назад, иначе начал бы возбуждаться. А что насчёт Хёнджина?

Феликс отвлекается от его губ и опускает руку с его лица на промежность. Мокро.

— Ты что, накончал в штаны?

Хёнджин опускает взгляд слегка смущённо, но быстро берёт себя в руки. Смотрит ещё более дерзко, чем до этого.

— Да. Я же грязный. Ты сам сказал.

Феликс наклоняется вперёд и шепчет в ответ:

— Ты мерзкий и жалкий.

Странное чувство у Феликса: будто в кои-то веки одержал победу, показал себя лучше этого идиота. Переиграл, обошёл. Хёнджин тянется к нему и так же шёпотом отвечает, почти касаясь его губ своими:

— Поверь мне, я знаю. А теперь топай отсюда, Цыплёнок. Надеюсь, больше не встретимся.

Феликс поджимает губы, закипая то ли от ненавистного прозвища, то ли от едких ноток в голосе Хёнджина. Скорее, от идиотского ощущения, что последнее слово снова за этим сучонышем. Так что Феликс отталкивает его, с глухим стуком впечатывая в стену.

— Пошёл ты… — и встаёт, чтобы пулей вылететь из кабинки, хлопая дверью – чтоб ещё раз он повёлся на его провокации…

Но ничего, больше они не встретятся, Феликс теперь этот клуб будет за километр обходить, пусть пацаны сами сюда ходят, а он больше ни ногой.

Феликс застёгивает ширинку, пуговицу, ремень, не сразу замечает, что у раковины кто-то стоит. Поправив свою обрезанную футболку, поднимает голову: Чанбин таращится на него так, будто видит перед собой что-то паранормальное.

— Что? — Феликс наспех моет руки и даже не вытирает их, чтобы побыстрее свалить. Желательно домой, но для начала из уборной.

— Что случилось? — Чанбин обеспокоенно хмурится, двигаясь следом. Ответить ему внятно пока не получится: голос утонет в децибелах.

Феликс протискивается сквозь толпу к барной стойке, встаёт позади Сынмина и, пока тот беседует с каким-то молодым человеком, хватает его бокал из рук.

— Эй, какого ху- а, Ликс, это ты, — Сынмин невозмутимо наблюдает, как за один глоток осушается бокал его мартини.

— Я хочу домой, — громко заявляет Феликс. Чтобы слышал и Сынмин, и Чанбин, и Хан, мечтательно наблюдающий танец полуголого гоугоущика. — Никто ещё не надумал?

А в ответ ничего. Сынмин подзывает бармена и просит обновить свой напиток, затем наклоняется к своему новому знакомому и усмехается. Что-то ему говорит. А Хан как смотрел на предмет своего воздыхания, так и смотрит. Воздыхает. И только Чанбин берёт Феликса за локоть и говорит на ухо:

— Что случилось? Ты долго не выходил, я зашёл проверить, всё ли в порядке, а там…

Феликсу как-то неловко перед другом, что тот застал его за таким непотребным занятием, но что поделать?

— Ты много услышал?

— Совсем чучуточку. Но достаточно, чтобы понять, что у тебя был секс.

Феликс ведёт плечом.

— Мне жаль, что ты это слышал.

— Да не бери в голову, я просто оказался там в неподходящий момент, — Чанбин треплет тёмные волосы Феликса и усмехается. — Так… всё в порядке? Если что-то случилось, ты мне скажи, разберёмся.

— Всё нормально, я… просто хочу домой.

Он устал. Встреча с Хёнджином измотала его, а разрядка не принесла облегчения, только последние силы забрала.

— Отвезти тебя?

— И ты оставишь их одних? — Феликс с улыбкой указывает в сторону друзей. Чанбин хмыкает. — Не боишься?

— Не, ну… Сынмин у нас вроде нормальный.

Феликс усмехается.

— Хён… Среди нас нет нормальных.

Он переводит взгляд сначала на Сынмина, которому принесли очередной мартини, затем на Хана, который так и пялится на свою тайную любовь. Никто, кроме Чанбина, не заметил короткого отсутствия Феликса – оно и к лучшему. Надо ли им знать о том, какая история с ним приключилась?

Конечно! На то они и друзья, чтобы делиться с ними всяким кринжем. Но это завтра. Сейчас Феликс устал неимоверно и, если честно, хочется побыть одному.

— Пацаны, я поеду.

Все тут же обращают на него внимание: Хан (надо же!) отвлекается от созерцания прекрасного, а Сынмин просит прощения у своего собеседника и с сожалением тянет:

— Почему? Время-то ещё детское.

— Да что-то я это… устал. Но вы веселитесь без меня, — Феликс лучисто улыбается, глядя на друзей. — Завтра встретимся, как обычно?

— Конечно, — кивает Джисон. Сынмин кивает тоже:

— О времени договоримся. Я вряд ли встану до полудня.

— Все мы, — усмехается Феликс.

Чанбин с хлопком кладёт руку на его плечо.

— Так тебя подвезти или ты на такси?

Конечно, Феликс выбрал такси. Вызвал машину, обнялся с друзьями и, стараясь сильно не палиться, озирался по сторонам, лишь бы случайно не наткнуться на Хвана.

Не наткнулся – выдохнул, когда сел на заднее сиденье серебристой киа.

По пути домой единственное, о чём он мог думать, это о внезапной встрече с давно забытым врагом детства. Последний раз он видел его пять лет назад, и то несколько минут. Но слышал он о нём постоянно. Несколько раз видел его мать в гостях у своей мамы – та вечно хвалится своим сыночком: он-то у неё единственный, её сокровище, её счастье и радость. Смысл её жизни. Жутко. Феликс всегда считал такое проявление любви жутким, даже если это между родителями и детьми.

Дома Феликс тоже думал о Хёнджине. Пока мылся в душе, пока чистил зубы, пока смывал макияж и ухаживал за кожей.

— Пятна, тоже мне, — бубнил он, разглядывая свои веснушки в зеркале. Сколько он из-за них натерпелся в своё время… от Хёнджина в том числе.

Хёнджин постоянно к нему цеплялся, пока они учились в школе. Постоянно смеялся над ним, называл Цыплёнком, а проходя мимо нарочно его задевал – это неполный список тех мелочей, которые усложняли и так непростую школьную жизнь Феликса.

Почему Хёнджин цеплялся именно к нему? За что? Разве они не должны были подружиться? Их мамы общаются и по сей день, почему у них не вышло построить нормальные приятельские отношения?

Ответы на эти вопросы больше ничего не значат – это дело прошлого. С тех пор прошло много лет, случилось много всякой херни, Феликс вырос, он уже не тот слабый, мягкий мальчишка, он стал жёстче, сильнее. И ему совсем не хочется узнать, каким стал Хван Хёнджин. Потому что такие люди не меняются, и Хёнджин наверняка не изменился. Всё такой же высокомерный, самовлюблённый, напыщенный идиот.

Да, именно такой он был, именно такой он и есть. И Феликсу совсем неинтересно, действительно ли это так. Совсем неинтересно. Ни чуточку.

Или?..