Глава V. Непрожитая жизнь (2/2)

Видел я уже всё это: нескрываемый тяжёлый вздох, поджатые губы, остановившийся где-то на моем лице взгляд. И вдруг его злость исчезает — практически моментально, будто воздушный шарик с водой лопается об острый предмет. Грег делает шаг вперёд, уничтожая и без того минимальное расстояние между нами, и теперь наши колени соприкасаются. Это бросает меня в жар, вот только причина до сих пор толком не ясна.

— Я хотел сказать довольно плохую вещь. Мне не стоит произносить её вслух, честное слово.

— Мне надо знать.

Это тоже удивляет. Но я говорю это таким твёрдым уверенным голосом, будто сам точно знаю, что именно делаю.

— Зачем?

— Потому что я ничего не понимаю, — легко признаюсь я. — Без преувеличения, у меня нет ни единого варианта, что происходит. Как и огромной части информации о моей собственной жизни. Надеюсь, ты никогда не поймёшь эту проблему, потому что мне не хотелось бы, чтобы у кого-то ещё был такой опыт. Но проблема-то всё равно никуда не денется.

Это срабатывает. Неужели для того, чтобы всё шло как полагается, надо просто быть кристально честным? Даже если некоторые моменты моего признания он поймёт по-своему, иначе, чем они обстоят на самом деле.

— В какой-то момент я подумал, что ты всё тот же, — помедлив, нехотя произносит он. — Наркоман, алкоголик, один бог знает, чем ещё ты мог заниматься в последнее время. Мне такое не по душе. Когда ты позвонил из участка, я как будто… я чуть было не сказал, что не рад, что ты вернулся. Прости меня.

— Прости меня.

Эти слова мы говорим одновременно, и тогда Лестрейд несмело улыбается. Его руки, каким-то волшебным образом оказавшиеся на моих плечах, такие тёплые, что я чувствую это через одежду. Или, может, это просто моя кожа горит, чтобы помочь мне исчезнуть из этого момента, места или мира.

— Забавно.

— Что именно?

— Не предполагал, что ты знаешь такие слова, — не упускает он момент напоследок уколоть. — Не припомню момента, чтобы ты хоть раз извинился перед кем-то. Может, конечно, ты затем просто убиваешь свидетелей этого действа, а потому тщательно берёг меня от такой информации, но…

Я смеюсь. Возникшее было между нами напряжение с моим смехом окончательно развеивается, и теперь кажется странным и даже диким, что пять минут назад Грег чуть было не врезал мне. Об этом я сразу же сообщаю ему вслух. А в следующую секунду мне чудится, будто ладони на моих плечах на мгновение обратились в камень.

— Понимаешь ли, в чём проблема, — невесело усмехается Лестрейд, выдержав почти мхатовскую паузу. — Есть какая-то ужасно тонкая грань между двумя точками. Первая точка состоит в том, что ты взрослый самостоятельный человек с головой на плечах, и это неоспоримо, поскольку — существовал же ты как-то без меня больше трёх десятков лет, добился успеха, пережил все сто процентов неприятностей в своей жизни. И всё такое, не буду распинаться, ты меня отлично понял. И вот в этой точке я тебе объективно нужен не больше, чем любой случайный человек на улице.

— А другая? — уточняю я, уже твёрдо зная, что именно он скажет.

— А другая мне не нравится. Там ты сходишь с ума, то ли от количества денег, то ли от популярности, то ли, может, от скуки. Разрываешь контракт в Нью-Йорке, возвращаешься домой, нюхаешь и колешь себе разнообразную дрянь, работаешь в заднице, иногда спишь на улице. Затем по неизвестной для меня до сих пор причине бегаешь за мной полтора месяца, а когда я наконец сдаюсь — ведёшь себя так, будто я твой отец… а что ты смеёшься? «Грег, забери меня домой, они плохие»! — зло, но очень похоже передразнивает он. — И я, разумеется, как хороший партнёр, бросаю всё и еду за тобой, чтобы в итоге получить обиженный взгляд и обвинения в отсутствии личной свободы. И как это назвать?

Меня разбирает смех. То, что он описал, будто кривое зеркало похоже на ту же самую ситуацию в моём мире. Насколько мне известно, раньше Шерлок так себя с ним вёл — пока Джона не встретил. Ну и, разумеется, в звонках Шерлока не было и не могло быть подтекста, связанного с отношениями. А так — один в один. Но объяснять Грегу, что меня рассмешило, явно не стоит.

— Так вот, — продолжает Лестрейд, к счастью, не заметив моей ухмылки. — Я злюсь не на то, что ты ушёл куда-то ночью. И не на то, что ты пропал. Я злюсь на то, что в результате всех моих действий и твоих обещаний ничего не меняется. На то, что я не знаю, по какую сторону грани ты сегодня окажешься.

Действительно хуёво. Я бы на его месте либо поехал мозгами, либо давно уже разорвал бы бесперспективные отношения. Или не разорвал бы? Что бы я сделал, если бы был на его месте, а на моём оказался Джим?

Надо признаться. Прямо сейчас открыть рот и всё рассказать, чтобы не заставлять ни в чём не повинного человека мучиться от неизвестности. Почему это так сложно?

— Я бы хотел… — начинаю я, ещё толком не зная, что собираюсь сказать. — В общем…

Грег не даёт мне договорить. Он перехватывает мои руки, кладя ладони на запястье, а затем наклоняется и коротко целует меня, смешно щекоча губы короткой колючей щетиной. От неожиданности я вздрагиваю. Уклониться не смог бы, даже если бы это движение было не таким резким — за мной только спинка дивана, — но он как будто и не ждал, что я могу попытаться этого избежать. Разумеется.

Я снова открываю рот, и это повторяется. В этот раз мурашки, бегущие по спине, не имеют отношения к удивлению или испугу. А ведь действительно, чего мне бояться?..

Однако же на третий раз Лестрейд, явно безо всяких проблем разгадавший мой не слишком гениальный план, просто протягивает тёплую ладонь, закрывая ею пространство от носа до подбородка. И испытующе смотрит, будто стараясь понять, что и зачем я делаю.

— Что бы ты ни хотел сказать, оставь это на завтра.

— Почему?

— Потому что ты, судя по виду, отключишься, если моргнёшь дольше обычного, — усмехается он, отстраняясь. — Пойдём спать. Мне не стоило заводить этот разговор так поздно.

— А я думаю, ты был прав, когда сделал это, — бормочу я, с максимально возможной для меня скоростью перемещаясь из гостиной в спальню и стягивая с себя уличную одежду. — Возможно, отложи ты разбор полётов ещё на какое-то время, и негатива было бы больше. Ты ведь не знаешь, что я собираюсь натворить завтра.

Лестрейд выключает свет, в темноте бесшумно проходит через комнату и забирается под своё одеяло, слабо задевая меня коленом.

— Не знаю. И, вообще-то, очень надеюсь, что ничего.

Он подминает подушку, поворачиваясь на бок так, чтобы наши лица были на одном уровне. В этот раз я не чувствую ровным счётом никакой неловкости — будто так и должно быть.

— Я постараюсь, но ничего обещать не могу, — честно говорю я нечёткому силуэту Грега, как единственному, что могу различить в темноте. — Спи давай, тебе на работу утром. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — эхом отзывается Лестрейд, и ещё некоторое время мне кажется, будто он только притворяется, что спит.