Глава 13. Наказание (1/2)
Самые тяжелые и затяжные задания не выматывали Тихе так, как дни, последовавшие за первой попыткой выстроить быт. К послушанию – не придраться. Будильник звонил, не проходило и минуты, как Кай и Лель тенями проскальзывали в комнату. Если Вадим находился в ней, то оба склонялись в поклоне, становились неизменно боком, чтобы не встречаться лишний раз взглядом, и начинали делать зарядку.
В первый день самостоятельных занятий, Вадим упустил момент, чтобы сделать замечание про поклон, про себя отмечая изящность и отточенность движений. На второй день – промолчал. На третий – забил. Несмотря на довольно широкий спектр вариантов, который он выложил перед своими подопечными, начинать разговор первыми они не спешили. Всячески избегали лишнего контакта и любых проявлений самостоятельности. «Ты же понимаешь, что это не на недельку?» - звучал в голове голос Максима, и Вадим смирялся, терпел. И лишь подобные поклоны, заменявшие в его голове «доброе утро» юноши делали первыми. Ему хотелось верить, что это способ здороваться, хотя рациональное зерно раскладывало все по полочкам, вещая про привычку, подчинение и вбитое годами поведение.
Мышечная память у Кая и Леля оказалась развитой на совесть, упражнения запоминались слету. Потому помогать друг другу им также не приходилось. Хотя Вадим очень рассчитывал хоть разок увидеть их взаимодействие за пределами комнаты, когда они делились друг с другом касаниями, думая, что «хозяин» не видит и не знает. Видел. Знал. Время делало свое дело, «опекаемые» привыкали к режиму, точно засекли время, когда Вадим уходит в свою комнату, и позволяли себе украсть немного тепла. А он, умеющий быть незаметным, когда нужно, часто просто делал вид, что ушел, беззастенчиво пользуясь зеркалом. Такой концентрации чувственности и невинности Вадиму никогда не приходилось видеть. Только сжатые ладони. Только нежные касания пальцами лица. И лишь однажды довелось ему вживую наблюдать картинку, что до того сидела лишь у него в воображении: Кай, склонившийся над шеей Леля и в три жадных вдоха вбирающий запах его кожи. Большего они себе не позволяли. Вадим с замиранием думал, что произойдет, если оно появится в их жизни, это «большее».
В режим включились обед, полдник, ужин, отбой и вечерний душ, который все еще оставался для Вадима испытанием. Кай и Лель никогда не закрывали двери, никогда не задергивали шторки, при этом умудряясь мыться так, что ни единой капли не падало на пол. «Наказывали раньше за неаккуратность?»
Отдав распоряжение на вечерний душ впервые, он хлопнул себя по лбу, осознав, что забыл конкретизировать детали. Он ожидал, что мыться юноши будут по очереди, а они пошли вместе. Одергивать себя от комментариев вдогонку пришлось почти сразу. «Они могут переключиться друг на друга», – говорил Максим. И Вадим не знал, имеет ли право вмешиваться. Совместный душ был единственным официальным поводом прикасаться друг к другу, помогать.
Он объяснил им, скрывая под бородой покрасневшие щеки, что не требует никакой особой подготовки, только мытье тела. И они мылись. Лель едва заметно пальцами обводил подживающую кожу у Кая на спине и голове, обходя самые чувствительные места, Кай обмывал Леля с головы до ног, щедро поливая пальцы однажды выбранным мылом, игнорируя мочалку, дыша, как загнанный. Все эти мелочи Вадим замечал, когда проходя мимо двери ванной, закрывал ее сам.
Он заметил, что даже в самые чувственные моменты физическое возбуждение не касалось ни одного из юношей. «Эрекции может не быть. На всю жизнь», – звенело в голове, а следом прилетало уже от себя: «И ничего они не убогие! После такого, прости господи, опыта у любого встанет на полшестого и подниматься откажется! Еще и препараты эти сраные!»
А еще ему не давал покоя талант Кая.
– Скажи, какое бы мыло ты выбрал для меня? – спросил его Вадим однажды утром.
Кай даже думать не стал, ткнув пальцем в непочатый брусок. После того, как тот был применен по назначению, юноша стал чаще вжимать голову в плечи и старался обходить «хозяина» по дуге. Вадим не мог понять, чем вызвана такая реакция. Пока этим же вечером продавщица в круглосуточном, где он теперь закупался после того, как его подопечных сморит вечерний сон, восхищенно не высказалась:
– Вадя, в тебе что-то изменилось! Единственный золотой зуб отдам! То был мужик, каких много, хоть и видный, но обычный, а сейчас от тебя за километр несет этим… как его… слово такое умное. Тестостероном! Во! Признавайся, в чем секрет!
Вадим отшутился, а после опять сменил мыло. Может, и подходит ему этот запах, но если он давит на психику, если несет от него агрессивным самцом – нафиг. Кай – талант. А таланты надо беречь. Утром юноша выглядел настолько растерянным, что Вадима вынесло из образа:
– Мне очень понравилось, – сказал он, легко поглаживая едва наметившийся пушок на голове, – Но это давит на вас, заставляет прятаться. Оставим это мыло для другого раза. Иди, завтракать.
И показалось ему, что своей ласковой речью он окончательно выбил парнишку из колеи.
Больше всего Вадима беспокоили те часы, которые юноши проводили в комнате. Он признавался сам себе, что ему они тоже нужны, эти часы без них. Общение, контроль каждого слова и движения выматывали не хуже марш-броска в полной выкладке. И все же, каждый раз, когда он думал, что они, не имея никаких приказов, просто часами лежат на постели, ему становилось тягостно. Он пока не понимал, куда двигаться дальше и, если быть откровенным, боялся сделать очередной шаг. В поглощении еды, душе, отбое и подъеме вовремя трудно наделать ошибок. А вот в учебе – запросто. Ошибка повлечет за собой наказание, на которое у Вадима не поднималась рука. Он не чувствовал себя готовым. Он не готов.
Именно поэтому он смотрел в зеркало, отмечая, что единственное развлечение мальчиков – те несколько секунд в день, когда они касались друг друга тайком. Перебирал один за другим варианты в голове. Самым светлым из них казалось обучение грамоте, приобщение к чтению книжек, но тут его тормознул Максим, с которым он теперь созванивался по каждому поводу.
– Рано! И фильмы, и мультфильмы рано. Не иди на поводу идеи доверить их воспитание и образование телевизору. Оно и для здоровых неполезно, а ты решил им такое предложить! Или ты сам должен писать каждое задание. Очень нейтральное задание, Вадим! Каждое художественное произведение несет в себе смысл, заложенный автором. Встань на место того же Леля, для которого истязание – будни. И вдруг ты включаешь ему мультик про розовых слоников, где все друг друга любят и спасают. Где добро всегда побеждает зло. Это полностью противоречит его опыту, полученному за двадцать один год! Ты не можешь сейчас спрогнозировать, какая будет реакция на подобный шок-контент. Что касается Кая… Ищи по библиотекам детские книжки про растения. Про грибы. Про облачка и реки. Переписывай у Толстого отрывок про дуб. Ищи любой текст, где нет живых существ, имеющих собственную волю и моральный выбор. Истории с моралью оставь до момента, когда начнут просыпаться желания, когда укрепиться чувство безопасности и вера в тебя.
Вадим послушался. В очередной раз простояв несколько часов под дверью мальчиков, он понял, что ожидание способно свести с ума. И его и их. Лучше один раз все понять и решить окончательно по силам ли он взвалил на себя рюкзак, чем бесконечно оттягивать этот момент.
В библиотеке через два дома нашлась книга «Русский лес» про деревья. Кай старательно вычитывал каждый день по странице. И опять Вадим не нашел в себе сил поставить условие «на время», хотя Максим прямо это предложил, чтобы начать с небольших санкций, не дожидаясь пока они совершат что-то неправильное сами. Неправильное и глобальное.
Для Леля в Интернете нашлись буквы, которые были старательно вырезаны и наклеены на картонки. Немой юноша оказался способным. Поначалу Вадима трясло от мысли, что он не сможет запомнить: отбивать желание учиться точно не хотел. После наказания какая учеба? Он слабо представлял себе, как учат немых, потому занимался по принципу «покажи букву». Лель без заминок показывал, и Вадим постепенно успокоился, поняв, что на память юноша не жалуется. Он с легкостью запоминал по две-три новых буквы в день, так же легко ловил на слух и составлял первые слоги. Может, действительно стоит со временем озаботиться визитом к фониатру и проверкой связок? Может, заговорит? Идея казалась далекой: пока Вадим не рисковал даже спуститься со своими мальчиками в ближайший магазин за одеждой. Так и ходили по очереди то в его футболках, то в пижамах.
Сбой в налаженной жизни случился внезапно, случайно, по стечению нелепых обстоятельств.
Вадим не знал, какими словами себя проклинать, каким пеплом посыпать голову, когда увлекся раздумьями, стоя под дверьми комнаты мальчиков. Когда решил потянуть затекшие мышцы и случайно скинул с рядом стоящей полки коробку с инструментами. Железо покатилось, застукало по полу. Кай и Лель, минуту назад уделявшие друг другу внимание, метнулись к разным концам кровати, принимая привычную позу, через силу выравнивая дыхание. Кай не успел опустить глаза, всмотрелся в дверной проем и встретился с глазами Вадима в зеркале. Пепельная бледность покрыла его лицо, когда он осознал, что «хозяин» видел все до последнего жеста через стекло.
Вадим поднимал с пола инструмент по одному. Каждый винтик. Каждую гаечку. Каждую отвертку. Тянул время и понимал, что хода назад уже нет. Он не захотел понемногу, и судьба решила наказать его за один раз.
– Ждите в комнате, – приказал он и заперся у себя.
Пальцы несколько раз промахивались мимо кнопки с номером Максима. И дело было не в страхе, нет. Просто он знал, что именно друг ему скажет. Не ошибся.
– Вадим, ты не можешь спустить им это с рук. Это вбитое годами поведение. Они не поймут, если ты сейчас отступишься. Это сломает те рамки, которые ты выстраиваешь, заставит нервничать, накручивать себя, грозит приступом Лелю. Слишком долго вбивалось им в голову, что прикасаться к себе подобным нельзя. Это самый большой их секрет, который непонятно как вырос среди их прошлых будней. Тебе нужно раз и навсегда решить проблему с прикосновениями. Превратить этот секрет во что-то, что будет играть тебе на руку.
– Как ты это представляешь? Накажу за прикосновения, а после разрешу делать это когда угодно? А это не сдвинет рамки?
– Вопрос в том, за что накажешь. А накажешь ты их не за прикосновения. А за то, что позволили себе подобные действия без разрешения. За то, что не спросили. Ведь ты велел им все уточнять, подходить с вопросами? Ты понял, к чему я веду мою мысль, Вадим? Пройти через наказание нужно вам троим. Когда-то это должно было случиться. Сейчас положи трубку. Не заставляй их ждать и нервничать, не тяни время. Клади и подумай о том, как наказать, не навредив. Ты военный, Тихе. Тебя учили причинять боль. И последствия каждого действия ты тоже знаешь. Встряхивай головушку! У тебя не больше пяти минут, если не хочешь снова довести до панической атаки. И еще. Прикасайся. Читай тела. Читай эмоции. Смотри на реакцию. Будь готов к чему угодно. Твоя задача не пропустить ни капли.
Максим замолчал, а Вадим, тяжело вздохнув несколько раз, заставил себя нажать «отбой».
И снова как в больнице. Взгляд на часы, сопоставление таймеров. Обратный отсчет.
Да, его учили. Он знал на теле человека много болевых точек, воздействия на некоторые могли закончиться печально. Знал и такие, что не несли вреда. Только боль. Когда таймер отсчитал последние минуты, он поймал себя на отвлеченном состоянии. Как если бы перед ним был противник, которого надо разговорить. Противник, владеющий информацией, которая многим будет стоить жизни. И разговорить его нужно любой ценой, забыв про возраст, пол и состояние. Такое уже бывало. И он очень такое не любил. Сердце билось птицей, заливаясь просьбами к разуму не сломать то, что до него почти доломали другие. Обе необходимости слились в одно, и на последней секунде Вадиму удалось уложить в голове, как будет выглядеть наказание.
Звук собственноручно отпираемой двери в залу ударил по ушам. Вообще все звуки стали громче.
– Зайдите ко мне. Оба.
Лель спокоен, максимально расслаблен. Взгляд выдает состояние «меня здесь нет». Кая трясет мелкой дрожью, он опустил голову, но Вадим заметил прикушенную губу и быстрый взгляд на Леля. Считает себя виноватым, что и другу достанется?
Вадим сел в кресло и потребовал встать напротив него. Повинуются безоговорочно.
– Вы провинились, – камушками падает в тишину.
Колени у обоих подламываются, и они падают на пол, простирая вперед руки ладонями вверх.
«Что за нафиг?! Спокойно. По очереди».
– Кай, подними голову. Сядь ровно. Объясни мне, что за позу и зачем вы приняли?
Худое тело прошибает дрожью, Кай поднимается, запинается, начинает сыпать объяснениями.
– Это… поза для наказания… мы всегда так… Руки… вперед… чтобы принять от хозяина… за… глупость и непонятливость.
– Руки? Вам что-то делали с руками, когда наказывали? – эмоции внутрь! Понять! Потом он раздолбит что-нибудь, когда запрется в комнате.
– Свеча… сигареты… плетка… масло… горячее. Угли… Лед… Ронять нельзя.
Желание выгнуть всех из комнаты и остаться одному стало нестерпимым.
– Запоминайте оба. Мне эта поза не нравится. Если провинились, то надо… – секундная заминка, взвешивание на весах слов и обстоятельств, – Если я сижу, вы должны сесть у моих ног так, как ты сейчас сидишь, Кай. Если я стою перед вами, то нужно стоять, опустив глаза. Отныне это правило. Ясно?
Лель моментально принимает правильную позу, вскидывая лицо. Глаза за стёклами очков все еще «не здесь», но то, что он следует командам, означает, что хотя бы часть его личности сейчас отвечает за внимательное выслушивание хозяйских излияний. «Отключится ведь. Не воспримет, уйдет в себя, закроется в броню, не достучишься. Знаю я такое состояние. Тело хоть в лоскуты, а разум в темноту, подальше. И видишь себя будто со стороны», – осознание приходит с яростным желанием вытащить мальчишку из этой скорлупы, заставить воспринимать слова. Иначе толку от всего этого представления будет ни на грош.