Глава 10. Отповедь (2/2)

– Я задам тебе два вопроса, Тихе. Первый: почему они считают тебя хозяином? Второй: что стало причиной приступа у Леля?

Вадим резко остыл. Вопросы точные, он и сам искал на них ответы, не понимал.

– Два раза «не знаю».

– Хозяин ты потому, что в их присутствии заявил об этом. По праву сильного.

– Да не делал я ничего такого!

– Не делал твоими глазами. Но не их. Твой рассказ изобиловал подробностями. «Я на нервах был, на Бугра рявкнул, что они мои». Так? Я же ничего не путаю?

Вадим медленно опустил взметнувшиеся руки.

– Так.

– Это первый колокольчик. У твоих ребят нет состояния «я». Или оно размыто по самое небалуйся. Их годами приучали, что они «что-то». Вещь. Вещь, у которой есть хозяин. И себя без него они уже не мыслят. Ты пришел, перекрошил в капусту их прежних владельцев и сказал «мое». Теперь ты часть их реальности. До тех пор, пока тебя не сожрет некто более сильный или пока ты не сдашь их с рук на руки кому-нибудь. И ты можешь плясать со шпагами перед ними с воплями «вы свободны», они тебе не поверят. Для того, чтобы это произошло необходимо пробудить «я». Желания. Осознание собственной воли. У Кая, которого ломали с подросткового возраста, такой шанс есть. Пробудить желания у Леля – нужно чудо. Хотя… видимо тебя и тут удача бережет. Связь мальчиков может сыграть на руку. Их нельзя разлучать. Если Кай сумел достучаться до Леля так, что у них появился Секрет, значит, в этой душе огонек еще теплится.

«Вот что бывает, когда брякаешь что-то на эмоциях», – ошарашено подумал Вадим, потихоньку осознавая в какое болото угодил.

– А приступ тут причем?

– Представь себе, что у тебя строгий отец. За проступок лупит, за достижения – покупает машинку. Ты все детство проводишь среди боли и машинок. А теперь уберем из списка таких отцов тех, кто самоутверждается на детях. Оставим именно чистый вариант. Ошибка – кнут, достижение – пряник. Как при дрессуре животных. Чем становится для тебя боль?

– …

– Маркером. Ты можешь нарушить запрет и поступить по-своему. Но память о боли всегда будет маячить на закорках, сигнализируя о том, что поступаешь плохо. А теперь представь, что ты вышел во взрослую жизнь. Нет кнута, нет пряника. Твои ощущения?

– М… Потеря ориентира?

– Именно. Или еще ситуация. Представь себе, что ты живешь в семье, где тебя лупят треть суток каждый день. 365 дней в году. Без причины, просто так. Чем становится для тебя боль?

– Нормой.

– Вот ты и озвучил причину. Ты притащил мальчишек в собственноручно созданный рай. Нет боли, одни пряники. Но помимо боли, нет еще и ориентиров, мир кажется ненормальным. И если Кай еще мог в душе понадеяться, что наказание случится позже, то для Леля это обернулось панической атакой. Они при тебе совершили поступки, за которые раньше шла однозначная расплата. Испачкали барский паркет, обратились неправильно, не с первой буквы поняли приказ. И вдруг такой добрый ты говоришь, что расплаты не будет. Совсем. В их мире это могло означать что угодно. Накопление ошибок и потом адовы пытки сразу за все суммарно, вместо краткого наказания. Боже, Тихе, да они фразу «хороший мальчик» могли получать за то, что не подавились членом с полицейскую дубинку размером! У них полностью альтернативные ориентиры на хорошее и плохое, боль – разновидность нормы и полное отсутствие доверия к кому-либо!

– Да даже если и так! Это отсутствие ориентиров, а не диагноз!

– Тихе, ты знаешь, почему я сейчас с тобой разговариваю, а не звоню сообщить ментам и скорой, что по твоему адресу проживают двое нестабильных людей, к которым ты не имеешь отношения?

Вадим аж подобрался весь от такого заявления, мгновенно начиная видеть в сидящем напротив человеке противника, а не друга.

– И почему же? – его голос прошелся бритвой по стеклу.

– Можешь злиться. Можешь попытаться двинуть по роже. А я пока объясню. Твоя удача, Тихе, это не только то, что присматривает за тобой свыше. На треть – это твоя наблюдательность. Я слушал тебя сейчас. То, как ты оценивал ребят, как ты описывал чувства свои и их. На что обращал внимание и как поступал. Ты наворотил ошибок по незнанию. Банальных ошибок, ошибок новичка. Но если я и вижу для них шанс обойтись без психушки, то это ты. Именно потому, что ты умеешь смотреть, думать, держать себя в руках и не торопиться. Потому что ты для них уже авторитет. Но пойми меня правильно, – он сделал останавливающий жест, когда Вадим попытался вставить слово, – Ты им хозяин. Они это признали. Но если ты не готов пойти до конца, не готов заниматься тем, что тебе чуждо, то я все еще могу набрать, куда следует. Потому что им легче будет до конца жизни провести овощами под препаратами, без кошмаров, паники и депрессий, чем попасть в руки доминанта-недоучки. Который не будет работать над собой, не понимает как поступать и не находит в себе сил сделать, что требуется. Такие поступки будут каждый раз бить по их психике, заставлять нервничать, испытывать тяжелейший стресс. Приступ Леля станет только первой ласточкой. Когда-нибудь ты можешь не успеть. Или не сообразить. Ты наобум ударил, а ему этого случайно оказалось достаточно, чтобы прийти в норму. Могло и не хватить. А точкой кипения в критической ситуации вполне может оказаться прогноз твоего Демьяныча. Какой там у тебя этаж?

Вадим откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Не ожидал. Ни слов таких, ни выводов, ни отповеди. Растерянность гуляла в мыслях. Он не понимал до конца, к чему клонит Максим, лишь ясно услышал, что у его подопечных есть призрачный шанс.

– Я ведь правильно тебя понял, ты знаешь решение.

– Их два. Рецепт врача и ты. Если становишься для них полноценным хозяином. Я даже не могу тебе предложить обратиться к кому-то из своего клуба. Все тематики работают по принципу «безопасно, добровольно, разумно». С договорами и соглашениями. В ситуации Леля и Кая речь не идет о добровольности и собственной воле. Даже стоп-слово они вряд ли способны применить, потому что их учили тому, что хозяин всесилен, а его удовольствие первично. Тебе придется не только учиться самому, но и изучать их, опираясь исключительно на свои наблюдения, их реакции и свою удачу. Я могу лишь подсказать основы, разъяснить, каких ошибок нельзя совершать. Дать несколько уроков по выведению ситуацию в разумное русло. Нашими методами, как бы ты от них не кривился. И… ты же осознаешь, что это не на недельку? И даже не на месяц. Эти отношения будут глубже уровнем, чем лайфстайл в БДСМ. Абсолютное подчинение на абсолютную ответственность. Это может… стать пожизненным. Даже, если удастся научить их обходиться без тебя, для них ты останешься не просто близким человеком, а той самой последней инстанцией. Это не наш договор со сроками, это даже более нерушимо, чем свидетельство о браке. У тебя не будет второго шанса. Могут быть ошибки. Но возможности передумать – нет. Ты представляешь, что с ними будет, если ты попытаешься, добьешься какого-то успеха, а после задвинешь в угол? Никакие Алексеичи с Демьянычами тогда уже не помогут. Ты хотел нормальную жизнь, Тихе. Подумай. Психушка… дерьмо. Но ты, и правда, можешь не вывезти. Особенно, если в твою жизнь войдет семья или потребует внимания работа. Это не щеночка завести.

Вадим пнул ногой стакан на полу. Потом поднял его и пепельницу и все не переставал мысленно метаться. Он не готов к тому, о чем говорил Максим. Это не просто чуждо, это не просто не про него, это… за любыми рамками. Стать хозяином живому человеку? Уподобиться тем уродам, от которых спас? Самому взять в руки плетку, начать причинять боль, смириться с тем, что его мальчики никогда не станут нормальными и снова показать им дверь в мир наказаний?

Стоп.

Он отмотал мысль назад. «Его мальчики». С какого момента появилась в его голове эта фраза? С каких пор появилось это собственническое чувство? Он что реально решил на себя примерить роль… кого? Приемного отца? Нет, он никогда не чувствовал себя в этом качестве. Старшего товарища? Нет. Тоже иная грань. Он знал, что такое отец-командир и это точно не про него. Наставника? Но ведь это слово – фальшивка! Красивая ширма для того самого, которое он не хочет произносить.

Он мысленно вернулся в тот подвал. К катящимся по полу углям, машине со штырем, матюгам и выстрелам. Вернулся в тот миг, когда рявкнул непосредственному начальнику слово «мое!» Что же он тогда натворил… Что он сам хотел этим поступком сделать и доказать? Ответственность? Он никогда ее не боялся. Потому так легко взял, это рюкзак привычный. Защита? Да хотел. Укрыть, спасти. Он хотел! И сейчас хочет. Но не готов! Хотя… подготовиться как раз можно, но вот что делать с нежеланием, с неприятием методов?

«Хочу и не хочу? Непривычно слышать такое внутри вас, Вадим Ладиславович. А вот если ты не хочешь, то кто?» Мысль, окрашенная иронией, внезапно стала ключевой. А, правда. Если не он, то кто? Максим открестился на подлете, как, скорее всего, открестится любой из адекватных участников его клуба. Никто не взвалит на себя такое добровольно. А больше… некому. Что же это выходит? Что он у мальчишек единственная альтернатива? Получается, что либо выйдет у него, либо путь один – адрес он знал. Господи!

Вадим подключил фантазию и попытался примерить эту жизнь на себя. Работа? Бугор поймет. К тому же не навечно же он будет к ним привязан. Полгода точно нужны, а там… Денежная подушка есть, на этот счет беспокоиться рано. Семья? Да у него как-то и без ребят не ладилось. Его взрывная натура отпугивала всех баб, жаждущих постоянных отношений. Главы семей нынче не в моде, а он привык строить и быт, и окружение. Вряд ли что-то изменится по взмаху волшебной палочки.

Вадим вдруг тормознул, как налетел на стену, осознав главное. Он уже отсекает проблемы. Не мальчиков, как проблему, а проблемы от мальчиков. Уже мысленно отсек любимую работу и потенциальную семью. Ради них. А это могло означать только одно. В глубине души он уже принял решение, принял груз и принял… все. Как принимал озарения сверху от своей удачи. Не препарируя, не споря. В его жизни появилось два существа, для которых он – надежда. Единственная.

Он принял. Потому тогда в подвале заявил права, рявкнув «мои!»

«Пожизненно»? Слишком размытое слово для солдата. А вот «задача» – привычное и понятное.

Он поднял глаза на Максима и сказал только одно слово: «Учи».

Максим молча взял пульт от экрана на стене и нажал кнопку.